Страница 3 из 28
Нельзя, поэтому, вполнѣ согласиться съ П. А. Кропоткинымъ, когда онъ говоритъ, что "понятіе о государствѣ обнимаетъ собою не только существованіе власти надъ обществомъ, но и сосредоточеніе управленіе мѣстною жизнью въ общемъ центрѣ, то есть, территоріальную концентрацію, также сосредоточеніе многихъ или даже всѣхъ отправленій общественной жизни въ рукахъ немногихъ".
Это опредѣленіе вѣрно, разъ дѣло идетъ о современномъ государствѣ, но мыслимы и государства и съ децентрализованными отправленіями общественной жизни.
Мы думаемъ, далѣе, что Господинъ Великій Новгородъ, съ его, улицами", "концами" и областями, былъ государствомъ, хотя и не такимъ, какъ современныя. Былъ государствомъ, потому что зналъ принудительную власть.
Говоря вообще, государствомъ надо называть всякое общежитіе, часть членовъ котораго, опираясь на насиліе, суверенно правитъ другою частью его членовъ [2]).
Государство и общество
Государство и общество — одно и тоже, въ томъ смыслѣ, въ какомъ левъ и ягненокъ составляютъ одно и тоже послѣ того, какъ левъ съѣлъ ягненка". (Тэкеръ).
Попыткой отождествить государство и общество встрѣчаются очень часто, но это не мѣшаетъ такимъ отождествленіямъ быть ошибочными.
Оба эти понятія упорно смѣшивались до начала ХІХ-го вѣка, но съ этого времени въ понятіе государства всегда вводится существенный признакъ, который вовсе не характеренъ для общества, а именно "властвованіе".
Тѣмъ не менѣе, государству зачастую приписываютъ дѣятельность вольнаго общежитія.
Признакъ властвованія, принудительнаго властвованія, является, разъ дѣло идетъ о государствѣ, настолько важнымъ, что многіе государствовѣды довольствуются, опредѣляя государство, однимъ этимъ признакомъ.
"Отличительную особенность государства, какъ "особой формы человѣческаго общенія составляетъ принудительное властвованіе. Государство есть, прежде всего властвованіе", говоритъ Н. Коркуновъ. "Государство не можетъ дѣйствовать иначе, какъ принудительно".
Люди, это — общественныя, стадныя животныя [3]). Гдѣ находятся люди, тамъ создается и общество съ его сотрудничествомъ, съ его связями между людьми, съ его разносторонней жизнью.
Даже въ послѣднее время встрѣчаются общежитія людей, не знающія принудительной государственной власти и въ этихъ общежитіяхъ господствуетъ удивительный порядокъ. У эскимосовъ, напримѣръ, не было никакого правительства. Не зная начальства, эскимосы живутъ очень мирно. У нихъ почти что не бываетъ ссоръ. На эскимосскомъ языкѣ нѣтъ никакихъ бранныхъ словъ. Преступленія среди эскимосовъ чрезвычайно рѣдки. Обидчиковъ или преступниковъ обличаютъ во время общественныхъ празднествъ и игръ. Одобреніе или неудовольствіе собравшихся замѣняютъ судебный приговоръ. Иногда осужденный человѣкъ долженъ удалиться отъ осудившаго его общежитія эскимосовъ.
Таковы правы гренландскихъ эскимосовъ и надо замѣтить, что они — общинники (коммунисты). Между ними нѣтъ людей, которые не имѣли бы всего необходимаго для жизни.
Любопытно, что въ этихъ, незнающихъ государственной власти обществахъ "нѣтъ, — по словамъ Энгельгардта — классовъ, сословій; у нихъ нѣтъ злости, нѣтъ мстительности; у нихъ отсутствуетъ жестокость и властолюбіе", а "отсутствіе жестокости, насилія и угнетенія естественно связано съ отсутствіемъ чувствъ, являющихся послѣдствіемъ насилія — коварства, подлости и проч." "Алеуты, по словамъ Веньяминова, проживавшаго въ средѣ ихъ десятки лѣтъ, никогда не дерутся и не ругаются, не бьютъ и не бранятъ дѣтей, такъ что и дѣти не умѣютъ браниться и драться.
Отсутствіе ссоръ у эскимосовъ сѣверо-восточной Гренландіи поражаетъ европейскихъ путешественниковъ; цѣлый годъ, напр. живутъ сто семей подъ одной кровлей въ общемъ домѣ, и за все это время ни разу не возникаетъ не то что драки, а сколько нибудь крупнаго недоразумѣнія, перебранки. У караимовъ, по словамъ Лаво, не бываетъ дракъ, а самое сильное наказаніе ребенка заключается въ томъ, что мать или отецъ брызжетъ ему въ лицо водою". (По кн. И. В. Богословскаго. Вопросы жизни).
"Ни въ одномъ изъ извѣстныхъ австралійскихъ племенъ, по свидѣтельству Эйра, не было найдено признаннаго начальника", — говоритъ профессоръ Н. Зиберъ.
"Безъ видимыхъ властителей, — писалъ объ индѣйцахъ Сѣверной Америки Шарльвуа, — они пользуются всѣми выгодами благоустроеннаго правительства".
"Когда я жилъ между южно-американскими дикарями и на востокѣ,— писалъ знаменитый ученый Уоллесъ, — то мнѣ случалось проживать въ такихъ общинахъ, гдѣ не имѣлось ни законовъ, ни судовъ, ничего, кромѣ свободно выраженнаго мнѣнія всей деревни. Здѣсь каждый самымъ совѣстливымъ образомъ уважаетъ право другого, такъ что здѣсь никогда или почти никогда не случается никакого нарушенія этихъ правъ. Въ такой общинѣ всѣ приблизительно равны между собой".
У юкагировъ "не признается никакого начальства и индивидуальная (личная) свобода уважается до такой степени, что даже сынъ не считается обязаннымъ повиноваться отцу". (Н. Зиберъ).
"Общественная жизнь берберовъ Представляетъ намъ рѣдкій примѣръ весьма совершеннаго строя, поддерживаемаго безъ участія или вмѣшательства какой-либо выдѣленной изъ народа власти". Здѣсь всѣ работаютъ ручнымъ трудомъ. "У нихъ не существуетъ дѣленія общества на знатныхъ и незнатныхъ, на ничего не дѣлающихъ и трудящуюся массу, прокармливающую господъ". (Э. Ренанъ, А. Помель, по книгѣ Л. Мечникова).
Такимъ образомъ, даже въ наше время существовали безгосударственныя общежитія, вольныя общества.
Безгосударственными остались только тѣ общества, которыя не подверглись внѣшнему нападенію-насилію или которыя отбили такія нападенія. Многія, едва ли не всѣ, избѣжавшія нападенія общежитія избѣгли его потому, что страна въ которой они жили не представляла для побѣдителей чего либо интереснаго ни по климату, ни по богатству жителей.
Эти не знающія государственной принудительной власти общества, затерянныя въ бѣдныхъ уголкахъ земнаго шара, не могли быть показателями того благосостоянія, котораго достигли бы вольныя, не знающія принудительной власти общества попавшія въ обычныя, не столь неблагопріятныя для существованія условія.
Впрочемъ, жители безгосударственныхъ мѣстностей жили лучше нашихъ бѣдняковъ, а иногда и пролетаріевъ.
Государство появилось, какъ слѣдствіе насилія. Государство родилось изъ нападенія, — писалъ Г. Спенсеръ. И это обстоятельство отразилось на всей дѣятельности государства. Гдѣ не было и нѣтъ принужденія — насилія, тамъ нѣтъ и государства.
Ни по своему происхожденію, ни по своей дѣятельности принудительная власть не имѣетъ ничего загадочнаго. Это — просто хорошо устроенное постоянное насиліе, около котораго въ скоромъ времени обвилисъ ядовитыя цвѣты обмана и лицемѣрія правителей и купленныхъ ими людей.
Государственная принудительная власть не имѣетъ ничего общаго съ духовнымъ вліяніемъ одного лица на другое и попытки соединить эти понятія въ одно оказались неудачными.
Л. Н. Толстой указываетъ на разницу этихъ понятій и объясняетъ, чѣмъ является государственная власть. "Человѣкъ, подчиняющійся вліянію духовному, дѣйствуетъ соотвѣтственно своимъ желаніямъ, — говоритъ Толстой, — власть же, какъ обыкновенно понимаютъ это слово, есть средство принужденія человѣка поступать противно своимъ желаніямъ. Человѣкъ подчиняющійся власти, дѣйствуетъ не такъ, какъ хочетъ, а такъ какъ его заставляетъ дѣйствовать власть. Заставлять же человѣка дѣлать не то, что онъ хочетъ, а то, чего онъ нехочетъ, можетъ только физическое насиліе или угроза имъ, то есть, лишеніе свободы, побои, увѣчья или легко исполнимая угроза исполненія этихъ дѣйствій. Не смотря на неперестающія усилія находящихся во власти людей скрыть это и придать власти другое значеніе, власть есть приложеніе къ человѣку веревки, цѣпи, которой его свяжутъ и потащутъ, или кнута, которымъ его будутъ сѣчъ, или ножа, топора которымъ ему отрубятъ руки, ноги, носъ, уши, голову, приложеніе этихъ средствъ или угроза ими. И такъ это было при Неронѣ и Ченгисъ-ханѣ и такъ это и теперь при самомъ либеральномъ правленіи и американской и французской республикѣ. Если люди подчиняются власти, то только потому, что въ случаѣ неподчиненія ихъ, къ нимъ будутъ приложены эти дѣйствія. Всѣ правительственныя требованія — уплаты податей, исполненія общественныхъ дѣлъ, подчиненія себя налагаемымъ наказаніямъ, изгнанія, штрафы и т. п., которымъ люди какъ бы подчиняются добровольно, въ основѣ всегда имѣютъ тѣлесное насиліе".
2
С. Симонъ утверждалъ, что "каждая политическая система покоится на опредѣленной организаціи собственности и производства". К. Марксъ повторяетъ это положеніе въ нѣсколько иной формѣ, говоря, что "совокупность производственныхъ отношеній образуетъ экономическую структуру общества, реальное основаніе, на которомъ возвышается правовая и политическая надстройка".
Въ наше время едва ли стоитъ останавливаться на разсмотрѣніи этихъ положеній. Вѣрно только то, что тамъ, гдѣ существовала частная собственность, неизбѣжно появлялась государственная принудительная власть, а, гдѣ имѣлась послѣдняя, тамъ неизбѣжно появлялась и частная собственность, при чемъ разнымъ формамъ производства можетъ соотвѣтствовать одинъ типъ принудительной власти и одна и таже форма производства можетъ существовать при наличности разнообразнѣйшихъ формъ принудительной власти. Производственныя отношенія существовали, а государства не было. Производственныя отношенія будутъ существовать, а о государствѣ останутся только тяжелыя воспоминанія, какъ о пагубномъ учрежденіи.
Л. Н. Толстой доказывалъ, что нельзя считать вѣрнымъ то утвержденіе, по которому отношенія между людьми складываются на базисѣ экономическихъ условій — "но такое утвержденіе, — говорилъ онъ, — есть только подстановка, вмѣсто очевидной и явной причины явленій, одного изъ его послѣдствій. Причина тѣхъ или иныхъ экономическихъ условій и не можетъ быть ни въ чемъ другомъ, какъ только въ насиліи однихъ людей надъ другими: экономическія же условія суть послѣдствія насилія и потому ни какъ не могутъ быть причиной отношеній между людьми"
3
Необходимость объединенія наблюдается, впрочемъ у всѣхъ жизнеспособныхъ существъ.