Страница 56 из 129
Показался какой-то парень, согнувшийся под тяжестью здоровенного мешка. Из мешка торчала голова с лоснящимися на затылке волосами, большим красногубым ртом и вытаращенными глазами. Голова медленно поворачивалась во все стороны, и трудно было заподозрить, что у владелицы ее — крупной обезьяны, засунутой в мешок, руки и ноги крепко стянуты веревкой. Ополченцы из Наданга поймали обезьяну и притащили на ярмарку, чтоб продать живьем в магазин.
Да, народу из Наданга было сегодня побольше, чем в прошлый раз.
Явился и старый шаман из племени са. Он шел с целой ватагой парней, многие из них собирались купить основы для сетей, а кто же лучше старика знал в этом толк. Были и такие, что шли учиться: кто в кузницу — мастерить плуги, а кто на курсы счетоводов, чтоб потом, вернувшись в свою деревню, помочь землякам сколотить кооператив и вести сообща хозяйство.
— Вы уж, сынки, постарайтесь! — говорил им старик. — Нам ведь кузнецы нужны. Помню я, как тэй твердили, будто само небо не пожелало дать нашему племени добрых полей и определило до скончанья века скитаться, выжигая лес под недолговечные пашни. Но это неправда, скоро мы увидим своими глазами, как люди из племени са делают основы для сетей, куют мотыги и лемехи для плугов.
Старик все никак не мог забыть один случай. В прошлую путину он поднялся сюда, в магазин, купить леску. И вдруг, даже сам не подумав прежде, спросил продавщицу, девушку лоло:
— Хорошо, что Правительство продало мне леску, а нет ли у него случаем основы для сети?
Продавщица тотчас выложила на прилавок целый набор новеньких основ, отливавших сотнями стальных колечек. Старик легонько гладил их рукой, и пальцы его вздрагивали. Он не верил своим глазам: неужто перед ним и вправду новая основа? Да, так и есть! А ведь железной основе у людей са не было цены: потерявший ее обрекался на голодную смерть — и сам он, и весь его род. Сети ветшали и раздирались в клочья, но основу берегли как зеницу ока. Как без нее ловить рыбу — главное пропитание са?! Случалось, отец с матерью оставляли детям кое-какое наследство, но не было вещи дороже основы для сети. Ему самому основа досталась от предков, хранивших ее вот уж которое поколение. С нею он исходил немало рек, и вот на восьмом десятке впервые довелось увидеть новехонькую основу.
— Вы не поверите, товарищ, — сказал он продавщице, — в первый раз на своем веку вижу такую новую основу.
— Что вы, дедушка, — засмеялась продавщица, — их нынче в кузнице у председателя Тоа делают видимо-невидимо.
— Неужто?..
Голос старика был подобен шелесту ветра. Он обратил лицо к небу, а пальцы перебирали металлические кольца. Вот она — заветная вещь, о ней испокон веку мечтали бедняки из племени са! А нынче она лежит преспокойно на прилавке, и в кузнице у председателя Тоа их сделают еще, сколько потребуется; да, в председателевой кузнице вам могут смастерить все, что угодно!..
Вот почему сегодня старик направился на «предприятие By Шоа Тоа» вместе с парнями, что пришли учиться на кузнецов и литейщиков.
В прошлом году сюда доставили на продажу из города плуги, какими пашут обычно поля в деревнях народности тхай. Но в здешних горах земля была тверже и злее, и лемехи для нее оказались совсем непригодными. Тем, кто купил их, пришлось нести лемехи в переплавку. Нгиа тогда провел скупку негодных лемехов и предложил завозить сюда из города чугун, чтобы наладить выпуск плугов на месте.
Вот когда по-настоящему развернулось кузнечное дело. «Завод» семьи By работал полным ходом. И весть об этом с радостью приняли повсюду. Председатель Тоа вместе с другими опытными кузнецами обучал людей ремеслу. Со всей приграничной округи — от берегов реки Ма и до верховьев Намкинь и Намма — к ним слали парней на выучку и тхай, и лы, и зао.
Председатель Окружного комитета сказал:
— Вы уж, товарищ Тоа, помогите наладить производство и обучите молодежь, чтобы к концу года было кому передать кузницу. У вас ведь и в Комитете работы невпроворот.
Что правда, то правда: старый Тоа занимался кузницей куда больше, чем своими председательскими делами.
Кузница стояла на вершине холма, сразу за рыночной площадью. И с утра до ночи шумно, точно разлившийся ручей, дышали мехи. Помещения кузницы, широкие и просторные, примыкали одно к другому — как в домах племени зао, где селятся вместе несколько семей.
Больше всего учеников было в литейной. Одни очищали изложницы, другие зарывали для охлаждения извлеченные из форм лемехи в груду опилок. Новые плуги были сложены перед дверью кузницы двумя ровными рядами; цветом металл был похож на багровый от жара кукурузный корж, прямо хоть пробуй на вкус.
Председатель Тоа перевернул лежавшую кверху дном изложницу. Несколько учеников тотчас подхватили ее, приподняли ковш с расплавленным багрово-алым чугуном и, сняв корку нагара, быстро залили форму. Пламя выстреливало искры в длинные, ниже колен, фартуки из тигровой шкуры. Чугун в форме принимал очертания лемеха, изогнутого, словно долька ярко-красного плода коонг.
Тоа пожал старику руку и сказал:
— Жду не дождусь пополнения из Наданга!
Старик, обернувшись, указал на стоявших позади парней:
— Какое бы нужное дело ни затевало Правительство, мы, люди са, тут как тут. Вы, председатель, не извольте беспокоиться.
Тоа громко засмеялся и привычным движением поднял руку — словно вытаскивая из печи раскаленную болванку.
— Да я и не беспокоюсь. Теперь жизнь идет на лад: вон, поглядите-ка сами.
Внизу, на площади, ярмарка была в разгаре. Зонты, черные и синие, колыхались среди махавших хвостами коней.
…И впрямь все нынче идет по-другому. Под густыми зелеными кронами деревьев тянутся друг за другом обнесенные темными изгородями здания: Исполком, магазин, почта, школа, медпункт на десять коек.
У входа в школу висят клетки с птицами. Со двора доносится струнный перезвон — школьники играют во дворе на данах[93]. Над учительским столом висит наклееный на картон лист бумаги с затейливо выведенной надписью «Молодежь строит новую жизнь в горах…»
Внизу, на дороге опять вереницею замелькали кони. Они были ясно видны меж ярусами ступенчатых полей, среди полукружий залитых водой пашен, что словно обручи охватили горные кручи, на фоне взрезанной плугом земли, где борозды красной волнистой рябью взбегали вверх по склонам.
Старика из племени са так и подмывало затянуть песню. Но он вспомнил, что знает одну лишь единственную — о страданьях и горестях своего народа, а она была явно не к месту.
— Вон те лошади на дороге и есть караван с товаром! — громко сказал вдруг председатель Тоа. — Сойдем-ка вниз, узнаем, не приехал ли Нгиа?
Навьюченные кони — здесь их была не одна сотня — казались пестрыми пятнышками на зеленом пологе трав, одевших молчаливые горы. Обрывы и кручи, поднимавшиеся к ярмарочной площади, то ясно очерченные, то таявшие в туманной дымке, плавно кружась, раскатывали вдруг по ближнему склону красную полосу недавно расширенной дороги; и она, извиваясь, убегала тотчас за видимый глазом предел.
На сей раз ошибки не было: караван с долгожданным грузом приближался к Финша.
Настороженный слух людей ясно улавливал тягучие переливы песни, доносившиеся из-за речки. Хрипловатый голос звучал высоко и протяжно, потом вдруг умолкал, отмечая паузу между куплетами. Это пел погонщик из племени тхай, он восседал на коне, шагавшем впереди каравана.
Караван с товаром подходил все ближе и ближе. Парни и девушки сбежались со всего рынка. Даже торговец засахаренным арахисом, старик из племени сафанг, что просидел все утро, невозмутимо перебирая в кошельке монеты, соизволил глянуть в ту сторону. Другой старик, выходец из зао, перестал резать сухие табачные листья, сунул за головную повязку свои небольшие весы, обернулся и уставился на дорогу. Народ всполошился. В ряду, где продавали с пылу, с жару кукурузные коржи, тростниковые веера в руках у старых хозяек заходили быстрее прежнего над раскаленными угольями. И дымок, что поднимался над подпекавшимися коржами, стал густым и терпким.
93
Дан — здесь: струнный музыкальный инструмент.