Первые шаги

– Здравствуйтэ, гаспадын капытан. Как ваше здаровъе?

– Хорошо. А сейчас ещё лучше станет, я надеюсь. Ну что, есть для меня?

«Сдаст нас сейчас!» – отчаянно зашептал Макс. «Не пыли!» – оборвал его Перепел, прильнувший ухом к двери.

– А как же! Всо эсть! Как прасыли.

Я задержал дыхание... В их разговоре затянулась пауза.

– Всё правильно, – послышался голос полицейского.

– Ай, можно было нэ пэрэсчытывать. Я ныкагда нэ обманываю.

– Ну уж нет. Денежка счёт любит. Всё, здравия желаю.

Мирдза Ахмадовна вернулась к нам в подсобку.

– Палыцыя за паборами прыхадыла. Ну что сталы? Давайтэ, мэряйтэ!

Довольно быстро мы подобрали куртки по росту и размеру. Чуть дольше пришлось повозиться с берцами и камуфляжем: на субтильного Макса сложно было что-то найти. Затем Перепел выбрал для нас респираторы, рюкзаки, какие-то металлические хреновины (видимо, разборные контейнеры). Потом он отозвал нас в сторону и тихо спросил:

– Сколько у вас денег-то, желторотики?

У нас с Максом оказались примерно равные капиталы. Тогда Перепел поинтересовался у Мирдзы Ахмадовны, сколько она просит за всё. Названная ею сумма, в принципе, была нам по карману, однако Перепел принялся отчаянно торговаться. За двадцать минут торга ему удалось сбавить двадцать процентов.

– Теперь осталось самое главное – оружие. Больше, чем на пару фортов ментовских, у вас, желторотики, денег не хватит. Стволы нынче подорожали.

Мирдза Ахмадовна взяла с полки пару пистолетов и дала для осмотра Перепелу. Мне ужасно не хотелось брать эту дешёвую пукалку, и я спросил:

– А получше что-нибудь есть?

– Фора эсть, браунинг эсть, волкэр эсть...

– Не-не, это они не потянут, – вмешался Перепел.

– А кроме пистолетов, что есть? – поинтересовался я.

– Драбавыки эсть, автаматы эсть, вынтовки эсть...

– «Вепр» сколько стоит?

– Семь тысяч.

– Ни хрена себе! А дробовики?

– Ну, «пытсотка» обычный за двэ атдам, Чэйзэр – за пять, Спас...

– Не, не будет у них столько.

Перепел был прав.

– А нельзя ли часть продать нам в кредит? – спросил Макс.

– Э, кто ж сталкеру в крэдыт даёт?! – развеселилась торговка.

Вдруг у меня появилась идея!

– А если я не деньгами, а сламом заплачу?

– Аткуда у тэбя слам?

– Неважно. У меня есть «белая вертячка». Что за неё дадите из оружия?

– Вабще-та, я слам нэ бэру. Ты же знаешь, Пэрэпэл, да? Но ви мнэ, рэбятки, панравылысь. Я тэбэ за нэё «пытсотка» дам, хароший, новый.

– И пять пачек патронов, – быстро добавил Перепел.

– Тры.

– Четыре.

– Харашо, чэтыре.

В руки мне лег Форт-500М. Мне сразу понравились его поджарый силуэт, чёрный цвет, легкость и ладность, а также исходивший от него запах ружейного масла. Взяв его, я сразу ощутил какую-то уверенность в себе, особое чувство защищенности и свободы.

Чтобы снова испытать это чувство, я, словно гладя ручного зверя, провел рукой по дробовику, висевшему сейчас у меня на поясе, и почувствовал, что он влажный. Всё – и одежда, и снаряжение – всё было влажным от росы и тумана, окружавшего нас в овраге. Вот уже полчаса мы сидели здесь и чего-то ждали. Чего именно – непонятно. Перепел, сбрасывая рюкзак и садясь по-зэковски на корточки, выдохнул только: «Всё, последняя остановка перед Зоной». И немедленно присосался к фляге.

Овраг был глубиной примерно в полтора моих роста с крутыми глинистыми стенами. Рядом с тем местом, где мы остановились, была тропа, по которой можно было подняться наверх. Окурки, несколько пустых бутылок и консервных банок подсказывали, что люди здесь бывают нередко. Перепел мелкими глотками глушил сивуху, Макс сидел, прислонясь спиной к откосу и слушал в наушниках какую-то музыку. Я стоял, жадно затягиваясь сигаретой, и прислушивался к тупой ноющей боли в правом нижнем зубе «мудрости». Болеть он начал ночью, и я до утра промучился, вертясь на подушке, не в силах уснуть; боль то усиливалась, то затихала, и когда я ненадолго проваливался в дремоту, боль казалась мне какой-то металлической струной, пронзающей мое существование и время от времени вибрирующей.

– Перепел, дай хлебнуть, – сказал я, докурив и яростно втоптав окурок в красноватую глину.

– Не дам, – ответил он, оторвавшись от фляги.

– Жмот.

– Я не жмот. Я просто не зна... ик! не знаю, как на тебя спиртное в Зоне подействует.

– Да уж не хуже, чем на тебя! – разозлился я. – Шесть утра, а ты уже бухой в зюзю! Как ты вообще нас поведешь, алконавт хренов?!

– Отлично поведу, не ссы. Меня в Зоне алк... ик! алкоголь не берет. Совсем. Могу хоть ведро выпить – как вода. Только почки болят.

Вдруг сверху послышался звук едущего автомобиля, сначала звук рос и набухал, а потом стал сдуваться и совсем исчез. Снова всё накрыла ватная тишина, изредка протыкаемая вороньим карканьем.

– Всё, патруль проехал, – сказал Перепел. – Пошли. За мной!

От поднялся и пошатываясь полез по тропе из оврага. Мы с Максом выбрались в два раза быстрее, чем он. Я был дико зол: угораздило же выбрать в проводники этого старого алкаша! Надо же было этому чертову зубу разболеться именно сегодня! И за каким чертом, откровенно говоря, я лезу в эту Зону?

Поднявшись из оврага, мы через жиденький осинник вышли к грунтовке, по которой недавно проехал военный патруль. По ту сторону дороги метрах в двадцати тянулся высокий забор из ржавой колючей проволоки. Мы подошли к нему.

– Сымайте рюкзаки, бросайте их на ту сторону, – велел Перепел. Мы молча подчинились.

– Ты! – обратился он к Максу. – Вытаскивай из ушей свои затычки! Прогулка за... ик! закончилась. Дальше уже Зона. Там надо смотреть в оба глаза и слушать в оба уха. Выполнять всё, что я скажу. Если заметил хоть что-то странное, тут же говори мне. Обоих касается.

Мы специальными рогатинками приподняли нижний ряд колючки.

Вдруг послышался звук приближающегося автомобиля.

– ... мать! – рявкнул Перепел. – Патруль возвращается! Быстро ныряем!

И мы один за одним поползли по-пластунски. Когда я и Перепел втянули на запретную сторону Макса, военный джип с опознавательными знаками бундесвера был уже совсем рядом. Из громкоговорителя раздался голос с сильным акцентом:

– Стойять! Некому нье двигаться! Мы будем стрельять!

– Ходу! Ходу! Ходу! – заорал Перепел, рванувший перпендикулярно забору, не разбирая дороги, через бурьян, через кустарник. Мы с Максом рванул за ним. За спиной раздалась басовитая очередь крупнокалиберного пулемёта. «Первая очередь должна быть предупредительная. В воздух палят фрицы», – мысленно успокаивал я себя. Мы мчались, глотая туман, по заросшей бурьяном поляне к густому березняку. Деревья были уже совсем рядом. И по тому, как с них посыпались листья и ветки, стало ясно, что вторая очередь, прогрохотавшая за спиной, дана уже не в воздух. Я упал и пополз вперёд. Так же поступил Перепел. Подотставший Макс поравнялся с нами, и я, схватив его за ногу, уронил в траву.

– Ползи, а то пристрелят.

Через несколько минут мы наконец-то добрались до спасительных деревьев. Немцы дали ещё пару очередей для порядка и затихли.

– Они за нами не погонятся? – спросил я Перепела.

– Нет, никогда. Они очень Зоны боятся все, – ответил Перепел, поднимаясь и отряхиваясь.

– А это уже Зона? – хрипло спросил Макс.

– Нет ещё, – буркнул Перепел. – Когда в Зону войдём, сам почуешь. Не пропустишь, не боись.

Мы углубились в лес. Берёзы быстро закончились, и вместо них пошли какие-то чахлые то ли грабы, то ли буки, то ли ещё что-то. Голые ветки полумёртвых деревьев были густо оплетены паутиной. Пахло здесь, словно в каком-нибудь бору, где разгромили попавшую в окружение армию, – гнильём, ржавчиной и смертью.

– Ой! Я, кажется, провалился куда-то! – раздался голос Макса. Я обернулся и увидел, что его левая нога по колено ушла в какую-то нору.

– Не могу вытащить.

Мы с Перепелом подошли и попытались его выдернуть.