Страница 65 из 71
Там и сям захлопали в ладони, донеслись
смех
и слова: «Какой хитрый старик, а?» Мункоев смеялся, тряся головой. «Начальник, кажется, меня поддерживает», — решил старик и заявил:
—
Пока вы не дадите слово, я отсюда не уйду!
Смех, шум…
— Что делать, придется мне поговорить с Шоноевым, поуговаривать, — развел руками Мункоев.
- Нет… Давайте договоримся и все решим здесь, перед этими сотнями людей, — сказал Бизья и, понимая, что делает большое дело, принял позу этакого задиристого петуха.
—
Максим Шоноевич, придется вам восстановить справедливость, — сказал Мункоев.
Шоноев тяжело встал, оперся обеими руками о спинку впереди стоящего стула.
—
Дадим, — сказал он лишь одно слово и сел.
—
Что ж, хорошо, хорошо… доброе дело, — сказал старик Бизья под аплодисменты, после чего мелкими шагами направился обратно в полутемный зал.
- Видимо, не стоило все это затевать… — встретил его Банзаракцаев.
Старик удивился:
—
Почему? Дело-то мы сделали!
—
Скажут, что я вас натравил, вот увидите.
- Но трактор-то теперь в наших руках, правильно? Что еще нужно? — у старика сразу упало настроение. «Вместо того, чтобы похвалить, сказать спасибо, почему-то недоволен. Наверно,
Шоноева
боится», — поду
мал
он.
- Ну, дядюшка, посмотрим подарок, — уже другим тоном сказал председатель и стал разворачивать пакет, перекрещенный красной лентой. Глазам предстали настольные часы с золотистым циферблатом,
в
блестящем коричневом корпусе. На полированной металлической пластинке было вырезано: «Б. 3. Заятуеву. Лучшему плотнику. Июль, 1975. Улан-Удэ».
—
О, прекрасный подарок, — председатель пожал
старику руку. — Дорогая вещь. В магазинах не бывает. Видимо, из Москвы привезены… — И в то же время он отметил про себя: «Не так-то уж много требуется, чтобы доставить людям радость и удовольствие. Надо только уметь».
Различные мысли одолевали старика. Да, он стоит на последнем своем перевале. Если оглянуться назад, то совсем мало видишь мгновений радости и счастья. Совсем мало. Однообразная вырисовывается сзади дорога, без поворотов и изгибов. А вдоль этой дороги дома… дома… А от дома к дому невидимой цепочкой тянутся, движутся червонцы, вползают в сундук Бизьи и складываются в ровные пухлые пачки… Жена его, Дугарма, с грустной улыбкой проводит рукой по преждевременно поседевшим и поредевшим волосам. «Бизья, ты попал во власть денег и потерял друзей… Шесть верных друзей большее богатство, чем сто рублей…» — сказав так, она растворяется в синеве неба… Старик Бизья кривится, словно от боли, и лопатообразной ладонью сильно растирает лоб, щеки… С перевала высотой в шестьдесят пять лет он глянул вперед… Ничего, кроме спуска. А у подножья перевала конец жизни. Все. Ничего больше… Счастье променял на богатство, душевные силы свои дал сожрать демону жадности и но собственной воле оказался в аду одиночества… Все это старик Бизья начинал понимать только сейчас. Однако понимание это все еще было зыбким, непрочным. Как, каким образом выбраться из самому себе устроенного ада? Этого он пока еще не знал…
Когда после концерта они вышли на улицу, было уже темно. Направо сиял огнями дом Советов. Перейдя улицу Ленина, Бизья и председатель догнали Шоноева.
—
Поздравляю с почетной грамотой и подарком. Заставили вы меня поволноваться, Заятуевич, — сказал Максим Шоноевич, пожимая руку.
Старик смутился и промолчал.
—
Что
делать, придется выполнить
обещание, — про
должал он, мельком покосившись
в сторону
Банзаракцаева.
Мгновенно перехватив этот его взгляд, Бизья не на шутку встревожился:
—
Вы не думайте, что я вроде собаки, которую науськаешь, и она сразу же кидается с лаем. Раз уж меня посчитали человеком, вперед выдвинули, как было не воспользоваться случаем высказать свои мысли? Надо же хоть раз в жизни помочь общему делу.
—
Я думал, получит свою награду и сразу спустится в зал, а он вдруг начал трактор выпрашивать, — засмеялся председатель.
Шоноев взял старика под руку:
—
Как вам понравился концерт?
—
Очень хороший, очень. Какой красивый голос у этого парня, Дугаржапа. У меня прямо в ушах зазвенело. По радио совсем не то, что живого артиста послушать. Лихой парень.
—
Дугаржап Дашиев… Это действительно наша гордость, — заметил Банзаракцаев.
—
И откуда только такой голос берется? — удивлялся старик. — Лихой парень, лихой. Видный из себя… и лицо славное… Как говорят, на взгляд — красиво, на слух — приятно… Откуда он родом?
—
Мой земляк, джидинский, — с гордостью отвечал Шоноев. — Значит, вы возвращаетесь домой с почетной грамотой, подарком… и еще с трактором.
—
И еще с фотографией в газете и с записью на радио, — добавил Банзаракцаев.
—
Ну?
—
Хе! Неправду написали в газете… Это, говорит, из-за спешки. И парень из радио тоже изловчился… Ладно, ничего… Что я думал, то и сказал.
—
О! Придется обмыть, — развеселился Шоноев.
—
Обмоем, конечно, обмоем, — засмеялся Банзаракцаев. — Деньги-то есть дядюшка?
—
Как не быть! Действительно, обмоем. Раз уж еле-еле выбрался в город, ей-богу, надо повеселиться. — Бизья, проведя правой рукой по груди, ощутил деньги в потайном кармане.
В фойе гостиницы навстречу им шагнул мужчина лет тридцати, худощавый, среднего роста.
—
Здравствуйте, отец, — улыбнулся он
и
протянул руку.
—
Зять Гоша, что ли?
—
А кто же еще? — захохотал Алдаров.
—
Ай-яй-яй, как не стыдно не узнавать зятя, — за
щелкал языком Банзаракцаев.
—
Да мы ведь виделись-то всего одни раз, больше пяти лет назад, — стал оправдываться старик.
—
Вот как?.. Нехорошо, нехорошо, — сказал Шоноев, мрачно глядя на Алдарова.
И тесть и зять сильно смутились.
—
Ты как меня отыскал? — спросил Бизья.
—
Утром девушки сказали… Потом вот газета… Алдаров вынул из кармана номер «Бурят-Унэн». А давеча показывали по телевизору, как вам вручали награду.
-
A
-а… Ну, что мы здесь стоим-то… Поднимемся
к нам, Гоша, — пригласил старик.
—
Нет-нет, отец, поедем к нам. Дети, Бурзэма заждались, наверно…
—
Поедемте втроем, Андрей Дармаевич, товарищ Шоноев, — предложил Бизья.
—
Спасибо. Езжайте к своим внукам один. Банзаракцаев и я будем отдыхать. Поздно уже, да и устали мы.
- Да-да. Славно получилось, а то я беспокоился за вас… — сказал Банзаракцаев.
Усевшись в новенькую ярко-желтую машину марки «Жигули», Бизья полюбопытствовал:
—
Собственная?
—
Да.
—
Сколько стоит?
—
Семь с лишним тысяч.
Старик сильно удивился: «Где они деньги взяли?»
—
Как дорого…
—
Ничего. Две тысячи мои родители дали.
—
А остальные?
—
Остальные наши.
«Недоедали, должно быть, бедняжки, чтобы скопить».
—
В долгах, наверно, сидите?
—
Ничего.
—
Сколько задолжали?
—
Чепуха…
—
Как это «чепуха»… Сколько?
Алдаров промолчал. Машина шла мягко, плавно.
Старик некоторое время сидел спокойно, потом вдруг, спохватившись, торопливо сказал:
- Гоша, у меня ведь нет подарков ни вам, ни внукам. Если магазины открыты, давай заедем. Говорят что в городе магазины закрываются поздно.
- Оставьте, отец. Обойдемся без подарков.
—
Что ты, это же грех! Где магазин? Подъедем.
—
Поздно уже, отец. Магазины ведь до восьми работают. А сейчас… — Алдаров, пригнувшись, глянул на часы на приборной панели машины. — Сейчас уже почти десять.