Кровь фюрера

Разъяренный Любш уставился на Фолькманна, глядя в зеркало заднего вида, и Фолькманн, державший террориста на прицеле «беретты», сказал:

— На дорогу смотри.

Он точно знал, насколько сильно нужно надавить на точку за Ухом, и через секунду почувствовал, что тело мужчины обмякло. Если бы он надавил слишком сильно, через пару минут тот бы умер. Но прием, использованный Фолькманном, просто отключил пассажира на несколько часов.

Тело мужчины откинулось на сиденье, и Фолькманн прислушался к дыханию — сначала оно было прерывистым, а потом стало медленным и размеренным. Коснувшись большим и указательным пальцем его вялой кисти, Фолькманн нащупал пульс. Он был немного замедлен, но Фолькманн не сомневался, что причин для беспокойства нет. По подбородку мужчины стекала кровь, но кровотечение вскоре прекратилось. По хрусту костей во время удара Фолькманн понял, что сломал ему нос или челюсть.

— Да кто ты, мать твою, такой, Фолькманн?!

— Заткнись!

Они оказались на лесной дороге через десять минут, и Фолькманн велел террористу свернуть на узкую дорожку, ведущую к озеру. Лунный серп скрылся за черными тучами. В двадцати метрах от озера Фолькманн приказал Любшу остановиться, заглушить мотор и выйти из машины. Когда мотор заглох, Фолькманн протянул руку и вытащил ключи из замка зажигания. Деревья на краю леса гнулись от ветра. Выйдя из машины, Фолькманн включил фонарик и велел Любшу идти к берегу. Луна, то и дело выглядывавшая из-за туч, освещала покрытую рябью поверхность озера, по воде бежали серебристые полоски. Пока они шли к воде, Фолькманн фонариком освещал террористу путь.

Они были в нескольких метрах от деревянного настила, когда Любш попытался сбежать. Он резко бросился вправо и помчался к деревьям. Побежав за ним, Фолькманн быстро догнал его и, бросив фонарик, схватил его за плечо. Развернувшись, Любш налетел на Фолькманна, и начал молотить его кулаками.

Террорист наткнулся на пистолет, зажатый в руке Фолькманна, и попытался его отобрать. Любш оказался достаточно сильным противником, но Фолькманн был сильнее. Свободной рукой он обхватил Любша за шею и начал его душить. Фолькманн услышал хрип, но продолжал сдавливать шею. Через минуту тело Любша обмякло, и он рухнул на землю.

Фолькманн поднял фонарик и посветил им Любшу в лицо. Тот был в сознании, но зрачки у него расширились из-за нехватки кислорода. Схватившись руками за горло, он начал кашлять.

Отдышавшись, он посмотрел на Фолькманна.

— Когда все это закончится, ты труп, Фолькманн… ты труп.

Голос террориста был хриплым и срывался от боли. Фолькманн направил на Любша «беретту».

— Вставай, Любш. И иди к настилу.

Любш с трудом встал, и когда они подошли к воде, Фолькманн сказал:

— А теперь свяжи шнурки.

— Что?

— Ты меня слышал. Выполняй.

Держа Любша на прицеле, Фолькманн смотрел, как тот связывает шнурки ботинок. Потом Фолькманн посветил фонариком ему на ноги и проверил, все ли в порядке. Он приказал Любшу снять ремень от брюк и лечь животом на доски. Любш помедлил, и тогда Фолькманн силой уложил его. Когда террорист снял пояс, Фолькманн этим поясом связал ему руки за спиной, после чего усадил его. Было невероятно холодно; ветер, дувший с озера, бил их по лицам.

— У нас есть два способа все уладить, Любш, — простой и сложный. Простой способ — ты рассказываешь все, что мне нужно знать. Сложный — я везу тебя и твоего приятеля в ближайший полицейский участок.

Когда Любш поднял голову, его лицо было искажено от злости.

— Думаешь, тебе это сойдет с рук, Фолькманн? Мои люди найдут тебя и затравят. Да кто ты, мать твою, такой, Фолькманн? Полицейский?

Проигнорировав вопрос, Фолькманн продолжил:

— Хорошенько подумай. Тюрьма строгого режима лет на двадцать. И это если у судьи будет хорошее настроение. Охрана будет следить за тобой непрерывно. Никаких визитов, кроме посещений адвоката, — это если тебе вообще повезет и ты найдешь адвоката, который захочет заниматься твоим делом. — Положив пистолет в карман, Фолькманн вытащил веревку и сунул ее под нос Любшу. — Ну так что? Я упаковываю тебя и твоего дружка в виде рождественского подарка и бросаю вас у ближайшего полицейского участка или все-таки поговорим?

Фолькманн направил фонарик Любшу в лицо, и террорист, часто заморгав, отвернулся. Над черной водой в темноте дул ледяной ветер. Вокруг только бушевали волны да завывал ветер, раскачивая деревья.

Любш сидел на ледяном ветру не двигаясь, словно обдумывал свою судьбу. Он дрожал, его лицо покраснело от холода.

— А если я буду говорить, что мне с того будет?

— Я отпущу тебя и твоего приятеля.

— И какого же хрена ты хочешь узнать, Фолькманн?

— То же, что хотел узнать в прошлый раз. О Дитере Винтере и его друзьях.

— Откуда мне знать, что ты сдержишь слово и отпустишь нас?

— Придется довериться мне, Любш. Но если ты не захочешь рассказать мне правду или я узнаю, что ты солгал или не рассказал мне всего, что знаешь, — у твоей подружки Карен будут проблемы с полицией.

Голос Любша охрип от гнева, а в маленьких голубых глазках сверкнула ярость. Взглянув на фонарик, он скривился.

— Ты действительно гребаный псих, да, Фолькманн? Как Карен и говорила. Но если ты думаешь, что это сойдет тебе с рук…

Прежде чем террорист договорил фразу до конца, Фолькманн схватил Любша за воротник куртки и подтянул его к краю настила. Уцепившись за его рыжие волосы, он сунул голову террориста в ледяную воду. Любш пытался высвободиться, его тело изгибалось, он сучил ногами.

Фолькманн, увидев пузырьки в воде, начал считать до десяти, потом поднял голову Любша за волосы. Террорист жадно глотал воздух, пытаясь отдышаться.

— Это твой последний шанс, Любш. Ну что, говорить будем?

Любш не ответил, и Фолькманн схватил его за воротник и снова сунул голову в воду.

Откашлявшись, Любш прошипел:

— Бога ради, Фолькманн… Ладно, ладно, я расскажу тебе.

Фолькманн оттащил его на середину настила и подождал, пока он отдышится. Волосы у него прилипли ко лбу, вода стекала с лица. Любша била крупная дрожь.

— Я хочу знать все — с самого начала, Любш, — сказал Фолькманн. — С того момента, как ты познакомился с Винтером. И ничего не упускай. Ничего. Понял?

Откашлявшись, Любш сплюнул на доски. Посидев несколько минут и отдышавшись, он поднял голову, посмотрел на Фолькманна, а потом отвернулся.

— Я познакомился с Винтером в Гейдельберге. Он учился на историческом факультете.

— Вы были друзьями?

— Нет, Фолькманн, мы не были друзьями. Просто знакомыми. Мы иногда встречались в студенческих кафе, чтобы выпить и поговорить.

— Расскажи мне о Винтере.

Шмыгнув носом, Любш сплюнул в воду.

— И что ты хочешь узнать?

— Я уже сказал тебе. Все.

— Мы с Винтером находились по разные стороны баррикад — в смысле политики. Он был фанатиком правых, а мне была ближе идеология левых. Но Винтер всегда был красноречивым оратором. В первое время ему даже удавалось убедить меня в том, что у нас много общего.

— Рассказывай дальше.

Любш посмотрел на Фолькманна, а потом опять отвернулся.

— Будущее Германии.

— Что ты имеешь в виду?

— Эта тема проходила красной нитью в разговорах с Винтером. Он и его друзья носились с идеей, что они могут изменить жизнь в стране.

— А кто были его друзья?

— Студенты. Те, кто разделял его взгляды.

— Расскажи мне о его друзьях, Любш.

Любш помедлил, а потом спросил:

— С чем это все связано, Фолькманн? С убийствами, о которых ты говорил, или с чем-то еще?

— Продолжай, пока я тебя не остановлю. Так что там о друзьях?

Помолчав, Любш взглянул на озеро. Шеи касалась мокрая куртка, и его худое тело тряслось от холода. Он закрыл глаза на некоторое время, а потом посмотрел на Фолькманна.

— За шесть месяцев, пока я учился на втором курсе в университете, я достаточно хорошо узнал Винтера. Когда мы пили вместе, мы всегда спорили о политике. Винтер любил выпить и поговорить, но наши беседы никогда не переходили в ссору. Это были просто оживленные дискуссии — у нас ведь были разные взгляды. Однажды он пригласил меня поехать со своими друзьями на выходные в Люнебургскую пустошь. Нас было семеро. Среди нас были и студенты, но только мы с Винтером были из Гейдельбергского университета. Все остальные приехали из других регионов Германии, да и социальный статус у них был другой — в основном рабочий класс. Была там парочка бандитов с очень низким уровнем интеллекта. Это Винтер их пригласил. Мы сняли домик в лесу и выпивали в местных трактирах. И говорили, говорили день и ночь. О политике. Философии. Истории.