Кровь фюрера

Много парней из центрального офиса DSE заглядывали к ней в кабинет, чтобы поболтать, но по блеску в глазах и выпуклости на брюках она понимала, что их намерения никак не были связаны с работой и не подразумевали уважительного отношения к ней самой. Но Джо Фолькманн был не таким. Может быть, именно поэтому она его и хотела.

Она работала в Разведывательном управлении в течение пяти лет после того, как окончила Оксфорд, и этот год, когда она временно работала в DSE, прошел совсем неплохо, но ей пора было ехать домой. Она собиралась провести недельный отпуск в Лондоне, а потом ее переводили в Нью-Йорк. Когда Фолькманн предложил ей помочь паковать вещи, она знала, что его предложение было искренним.

Он провел вечер в ее квартире в Пети-Франс, помогая упаковывать в деревянные ящики стереосистему «Сони» и разобранную антикварную мебель, которую она приобрела. Когда она предложила угостить его обедом в знак благодарности, он сам пригласил ее в Оперу, а потом и пообедать вместе.

Она наблюдала за ним в течение всего спектакля, но он, казалось, внимательно слушал музыку, и хотя он часто улыбался ей и весь вечер прошел в романтической атмосфере, Джо не пытался ухаживать за ней и, тем более, запустить руку ей под юбку, чтобы полапать ее. Такая манера поведения была характерна для итальянцев, так что не стоило прогуливаться около их кабинетов на четвертом этаже.

Он не держался холодно или отстраненно, но, насколько она поняла, он не хотел торопить события: этот мужчина бросал ей вызов. Она его хотела и по этой причине.

Квартира в доме на набережной Эрнест была на первом этаже, а балкон выходил на крошечный мощеный дворик. В квартире было две комнаты, и для мужчины они были очень тщательно убраны. В углу стояла система «хай-фай» фирмы «Пионер», на полке она увидела несколько книг в твердой обложке и много кассет и дисков. Музыка была в основном классической: сборники произведений Дворжака и русских композиторов, о которых она никогда не слышала, а также обычная коллекция классики, но были и современные записи — несколько новых альбомов. Фотографии в рамках и книги на полке над ними.

— Что выпьешь, Салли?

Она села на диван и скрестила длинные ноги. Взглянув на него, она улыбнулась сама себе и спросила:

— А скотч у тебя есть?

— Да, конечно.

— Тогда я выпью большую порцию со льдом и кока-колой.

Он кивнул и ушел в кухню, а она посмотрела ему вслед. Он не был красив в общепринятом смысле, но он был очень привлекательным. Высокий, темноволосый, статный, он скорее напоминал француза, чем англичанина. Ему было тридцать семь, но выглядел он моложе. Что-то в нем было, вот только Салли Торнтон не могла определить — что. Возможно, это что-то таилось в его сияющих карих глазах. У него были такие же глаза, как у женщины на одной из фотографий.

Он, похоже, был одним из тех мужчин, которые могут защитить женщину, но, если подумать, все мужчины, с которыми она работала, выглядели именно так: профессиональные офицеры разведки, большеносые специалисты по наркотикам, выдающие себя за полицейских. К тому же она могла сама о себе позаботиться, и помощь ей была не нужна.

Возможно, дело было в том, что он казался человеком, которому девушка может довериться. Он не кичился своей силой и не использовал физические достоинства как аргумент в свою пользу. Его выдавала улыбка. За отстраненностью и внешним видом профессионала скрывался чувствительный и ранимый человек.

Он вернулся в комнату и протянул ей стакан. Ослабив узел галстука и расстегнув верхнюю пуговицу на рубашке, Джо отпил пива, и она подумала, что он выгладит сейчас более расслабленным, чем когда бы то ни было.

Потягивая пиво, он разглядывал ее. Когда она сидела, скрестив ноги, они смотрелись особенно эффектно — черные туфли на высоких каблуках, узкая юбка немного задрана так, что были видны края чулок. Она знала, на что он смотрит. В системе «хай-фай» был приемник, она щелкнула тумблером, и зазвучал голос Эдит Пиаф, она пела «Je ne regrette rien»[4]. Дождь бил в стекло, а Салли смотрела на Фолькманна.

— Ты будешь скучать по мне, Джо?

— Конечно.

— Тогда почему ты улыбаешься?

— В Нью-Йорке ты будешь нравиться.

— Кому? Людям в посольстве?

— Да, и им тоже. Но я имею в виду американцев в целом. Мужчины так и будут ломиться к тебе в дверь, Салли.

— Ну что ж, спасибо за комплимент. Ты приедешь ко мне в гости?

— Если пригласишь.

Она улыбнулась, покрутила стакан в пальцах и посмотрела на Фолькманна.

— Расскажи мне о себе, Джо.

— Что бы тебе хотелось узнать?

Она пожала плечами.

— Что-нибудь. Я проработала с тобой около года и почти ничего не знаю о тебе. Ты давно уже в DSE?

— Полтора года.

— Нравится работать в Европе?

— Конечно.

— А до этого ты где работал?

— ???

Она вытянула ноги, чтобы ему было лучше видно.

— Ты был женат, Джо?

Он кивнул и глотнул пива.

— Да, был, один раз. Я разведен, но детей у меня нет, Салли.

— А родители? Они еще живы?

Она взглянула на фотографии в деревянных рамках. Там было две фотографии супружеской пары с маленьким мальчиком: одна была сделана в коттедже, другая на пляже. Мальчик был похож на Фолькманна, а мужчина и женщина явно были его родителями. Еще на одной фотографии была изображена уже только женщина. Она была очень красива и сидела за пианино. На полированном инструменте лежал букет цветов, а женщина улыбалась. Салли поняла, от кого Фолькманн унаследовал улыбку, как и глаза.

— Старик умер полгода назад, а мама еще жива.

— На фотографии она? Где делали снимок?

— Это в Альберт-Холле, уже давно. Она была профессиональной пианисткой. Достаточно известной в свое время.

— А ты не хотел пойти по ее стопам?

Он отпил пива.

— Не-a. Таланта не было. — Он посмотрел на нее и сменил тему разговора. — Ты рада, что уезжаешь, Салли?

— Я хочу поехать в Нью-Йорк. О Боже, Джо, нам же действительно нечего скрывать от американцев, а им от нас. Наша организация занимается лишь обменом информацией, но у меня будет хорошая должность, и платят неплохо. С другой стороны, отсылать меня туда — это несколько расточительно. Посол за неделю узнаёт во время обедов больше, чем наши сотрудники за год.

— Пару дней назад мне звонил Дик Уолси. Он говорит, что немцы и французы собираются сворачивать проект.

— Ты имеешь в виду DSE?

Он кивнул.

— А ты ничего не слышала по этому поводу?

Салли Торнтон пожала плечами, играя с пуговицей блузки.

— Я знаю, что они об этом говорили, но ничего конкретного мне не известно. Если это правда, то сойдет на нет и сотрудничество разведывательных служб. — Она помолчала. — Кроме того, тебе не кажется, Джо, что это неоправданная трата денег налогоплательщиков? Судя по происходящему, я склонна верить Уолси.

— Почему?

— Потому что сейчас у всех финансовые трудности. У немцев, у французов, у нас. Когда лихорадит фондовую биржу, все начинают нервничать. А когда нация нервничает, тут уж каждый сам за себя.

— Ты слышала от Фергюсона какие-нибудь новые сплетни?

Салли Торнтон улыбнулась.

— Я с ним почти не разговариваю. Он такой глупый.

Фолькманн рассмеялся.

— А Петерс?

— Петерс говорит мне только, что у меня красивые ноги и что он хочет затащить меня в постель. — Она сделала паузу, заметив, что Фолькманн вновь уставился на ее ноги. — И что ты хороший офицер разведки. — Она взглянула на него. — Ладно, сколько можно говорить о работе? Когда ты летишь?

— В полдень. А ты?

— А я вечером. Скучаешь по Лондону, Джо?

— Иногда, но не очень.

Салли Торнтон откинулась на спинку кресла.

— А я не скучаю. Ни капельки. Это помойная яма, если хочешь знать мое мнение. — Она заметила, что он вновь посмотрел на ее ноги, и спросила: — Можно задать тебе очень личный вопрос, Джо?

— Насколько личный?

— Хочешь со мной переспать?

Когда Фолькманн улыбнулся, она улыбнулась ему в ответ и поставила бокал на стол.