Страница 138 из 142
— Ты ведь истечешь кровью, Джозеф. Послушайся девушку.
— Рассказывай, что должно произойти.
— Поразительный ты человек, Джозеф. Ты это знаешь?
— Рассказывай давай.
— Поразительно, что ты понял, что происходит. Что ты нашел меня. Я восхищаюсь твоими способностями, твоим упорством. Твоим мужеством. — Шмельц помолчал. — У тебя немецкое имя, но ты ведь не немец, не так ли, Джозеф? Ты англичанин.
— Рассказывай, Шмельц. Кем бы ты, черт побери, ни был.
— Ты знаешь, кто я, Джозеф. Как и я знаю, кто ты. И я знаю все о твоем отце.
Лицо Фолькманна исказила ярость. Он бросил быстрый взгляд на девушку, и она сказала:
— Джо, он заставил меня рассказать обо всем.
На ее лице отразилась боль. Это правда или ложь? Несколько минут назад он хотел спросить ее, что она им рассказала и почему она это сделала, но теперь это почему-то было неважно. Единственное, что имело значение, — это Шмельц, чье лицо временами расплывалось, когда у Фолькманна расфокусировалось зрение.
Шмельц наклонился ближе и заглянул Фолькманну в глаза.
— Послушай, я хотел бы объяснить. Ошибки прошлого не повторятся. То, что случилось с твоим отцом, больше не повторится, Джозеф. Никогда.
— Я в это не верю, Шмельц. И ты не веришь. Возможно, это и не произойдет с евреями, но с другими людьми такое обязательно случится. Твое время вышло. Скажи мне, что произойдет в Берлине, или я убью тебя прямо сейчас.
Шмельц помедлил, глядя на телефон. В его кротких голубых глазах светилась уверенность.
— Ты не сможешь остановить то, что происходит. Не сможешь предупредить ваших людей в Берлине или министров.
— Рассказывай! Быстро! — Пальцы Фолькманна сильнее обхватили рукоятку пистолета. — РАССКАЗЫВАЙ!
Вопль Фолькманна эхом отразился от стен комнаты. Зрачки Шмельца расширились, и он сглотнул, дернув кадыком. Голос у него звучал хрипло.
— Заседание кабинета министров состоится в здании Рейхстага. Обязанности Долльмана сейчас исполняет Вебер. Он предложит меры для того, чтобы остановить происходящее. Но эта встреча — часть нашего плана.
— Как это возможно?
— После того как Вебер выдвинет свои предложения и их примут, он извинится и под каким-то предлогом выйдет из комнаты. Пойдет в свой кабинет.
Шмельц замялся. Фолькманн посмотрел на его лицо и снова сильнее стиснул рукоятку пистолета.
— Продолжай.
— Вебер оставит свой чемодан внутри, в подвесном кабинете. Отойдя на безопасное расстояние, он активирует устройство в чемодане. Бомба взорвется, убив только тех, кто находится внутри подвесной комнаты, в которой сейчас заседает кабинет министров. Там никто не выживет. Все министры погибнут. Вебер будет все полностью контролировать. Он один.
Шмельц помолчал. Наступила тишина, и Фолькманн посмотрел на девушку.
Она умоляющее смотрела на него, а в уголках ее глаз стояли слезы. Он хотел верить ей. Хотел, чтобы она остановила его боль. Но сомнения, раздиравшие его, никуда не исчезали.
Его сознание снова начало затуманиваться, и по телу прошла еще одна волна боли.
Чувствуя, как пот стекает по его вискам, он повернулся к Шмельцу.
— А ты тут при чем?
— Вебер займет этот пост временно. — Шмельц смотрел на дуло пистолета. — Моя роль не столь важна. По крайней мере, сейчас. — Он перевел взгляд на Фолькманна. — Даже если ты убьешь меня, Джозеф, это уже ничего не изменит. Семя уже попало в почву. После того как министры будут уничтожены, возврата назад не будет. Только Вебер сможет сплотить Германию. Вебер и такие как он. Мужчины и женщины, верные завету своих отцов. — Шмельц наклонился вперед. — И они это сделают, Джозеф, поверь мне. Так и будет.
Шмельц явно испытывал восторг. Фолькманн встал, и лицо Шмельца снова расплылось перед ним.
Фолькманн отвернулся, пытаясь сосредоточиться, но не смог. На месте лица Шмельца было лишь размытое пятно.
— Она тоже из ваших?
Он скорее почувствовал, чем увидел, что Шмельц посмотрел на девушку и криво улыбнулся.
— Нет.
Истина или ложь? Фолькманн бросил быстрый взгляд на девушку, и ее черты тоже казались ему расплывчатыми, словно он видел ее сквозь запотевшее стекло. Он старался дышать глубже. Медленные глубокие вдохи. С трудом моргнув, он постарался сфокусировать зрение. Ему хотелось верить ей. Но все было как в тумане, даже то, что находилось перед ним. Он попытался сосредоточиться на лице Шмельца.
— Не все немцы поддерживают нацистов. Не все согласятся пойти на это.
— Многие согласятся. Мы это все спланировали до мельчайших деталей.
— Как?
— Вебер обвинит в убийствах иммигрантов-экстремистов, совершивших этот предательский акт для дестабилизации положения в стране. Это приведет к невиданному за последние пятьдесят лет подъему национального самосознания. — Сделав паузу, Шмельц взглянул на него. — Послушай меня, Джозеф. Делай как я говорю, и тебе не причинят вреда. Ты сможешь просто уехать отсюда. Я даю тебе слово. Австрийская граница…
— Встань.
Шмельц медленно встал, глядя с высоты своего роста на Фолькманна.
— Что ты собираешься делать? — В его глазах промелькнуло беспокойство.
— Не-ет, это что ты собираешься делать? Ты выйдешь отсюда вместе с девушкой и пойдешь к машине. Если тут остался кто-то из твоих людей и он попытается меня остановить, я всажу тебе пулю в голову.
Шмельц нервно облизнул губы.
— Если ты хочешь успеть добраться до телефона, то зря тратишь время. К тому же сюда скоро приедут наши, потому что не смогут дозвониться. Далеко тебе не уйти.
Фолькманн махнул рукой с пистолетом, и на ковер упала капля крови. Он почувствовал, что теряет сознание, и схватился за спинку стула.
— Джо, Бога ради… Ты же истечешь кровью и умрешь!
Фолькманн посмотрел на Эрику. По ее лицу катились слезы.
Он заметил, что Шмельц дернул рукой, только в последний момент. Он ловко перехватил «беретту» и направил ее на Фолькманна.
Прозвучал выстрел.
Эрика закричала.
Горячий свинец вошел Фолькманну прямо в голову, звук выстрела отдался в его голове болезненным эхом.
Как только Шмельц ухватился за «беретту», Фолькманн вслепую обеими руками вцепился в его руку, забыв о боли, забыв о ранах на руке и гудении в голове. Шмельц попытался вырваться, но Фолькманн надавил сильнее и услышал хруст ломающихся костей. Шмельц закричал от боли и снова нажал на курок.
Раздался еще один выстрел.
Пуля попала в девушку, и Фолькманн с ужасом увидел, что Эрика отлетела к стене. Шмельц пытался высвободиться, и Фолькманн навалился на него всем телом. Они оба упали и, разбив застекленную дверь балкона, вывалились наружу. Шмельц выронил оружие, когда они покатились вдоль террасы. Под их переплетенными телами хрустел снег и битое стекло. При падении Фолькманн ударился о бетонный пол террасы, и у него перехватило дыхание от боли, а через долю секунды на него упал еще и Шмельц.
Холодные порывы ветра, метель.
Боль. Леденящий холод.
Холод не давал ему потерять сознание, несмотря на огонь в груди. Боль терзала его в том месте, где пуля пробила череп.
Фолькманн попытался шевельнуться, и тут почувствовал, что тело Шмельца на него больше не давит. Он закрыл глаза, а потом снова их открыл. Очертания фигуры Шмельца расплывались перед ним — тот подполз к краю террасы и начал лихорадочно что-то искать в снегу. Он запыхался, словно загнанное животное.
Фолькманн заставил себя встать и увидел, что Шмельц за чем-то потянулся.
И тут Фолькманн рванулся вперед.
Он обрушился Шмельцу на спину, и тот громко вскрикнул.
Фолькманн перелез через него, и тоже стал шарить в снегу, в панике пытаясь найти оружие.
И тут из ниоткуда появилась рука Шмельца и изо всех сил надавила на спину Фолькманна, так что у того перехватило дыхание. Шмельц взял шею Фолькманна в захват и начал его душить, костяшками пальцев надавливая на горло, сминая шейные мышцы.
Пытаясь вдохнуть, Фолькманн чувствовал, что теряет сознание. Он пытался отодрать руку Шмельца от своего горла, но эта попытка была не только болезненной, но и бессмысленной.