Кровь фюрера

Фолькманн обвел взглядом комнату. Двое людей Любша стояли у двери, ведущей на улицу. Один держал в руке вальтер. Фолькманн узнал обоих. Одним из них был уже известный ему Гартих, который бежал тогда за машиной, а вторым — человек со шрамом, который орудовал дубинкой. Оба смотрели на него с невозмутимыми лицами. Фолькманн повернулся к Любшу.

— Зачем ты привез меня сюда? Чтобы твои друзья могли свести со мной счеты?

— В общем-то, нет. Нам есть что обсудить.

— И что же мы будем обсуждать?

— Кое-что важное для нас обоих. — Любш помолчал. — Ты должен понять, почему мои люди так себя вели, Фолькманн. Но, видишь ли, мы подумали, что люди Кессера придут искать своего исчезнувшего дружка. А вместо этого пришел ты. Вот такой сюрприз получился.

Фолькманн посмотрел террористу в глаза.

— А где Кессер? Он у вас?

Проигнорировав его вопрос, Любш встал. Он подошел к окну и повернулся лицом к Фолькманну.

— У нас, немцев, есть свои недостатки. Мы можем вести себя слишком громко, агрессивно, быть бесчувственными. Но мы не звери, Фолькманн. Даже мы, так называемые террористы. И далеко не все мы хотим возникновения нового Рейха.

— Так ты знаешь, какова цель таких, как Кессер?

— Да, Фолькманн, знаю.

— Это Кессер тебе сказал?

— Ему было бы сложно это сделать. Он мертв.

Фолькманн хотел что-то сказать, но Любш его перебил:

— Двое моих ребят ждали его возле квартиры. Я приказал им взять Кессера живым. Я надеялся, что он расскажет все, что нам нужно знать. Кессер вышел из дома и поехал в горы. На середине дороги мои ребята обогнали его машину и заблокировали путь. Когда Кессер понял, что происходит, он вытащил пистолет и убил одного из наших. Мои стали отстреливаться. Один из них попал Кессеру в голову. Он был все еще жив, когда его привезли в безопасное место. Но к тому времени, как я туда добрался, он уже умер.

Фолькманн глубоко вздохнул, кипя от злости, а потом, выдохнув, спросил:

— Ты вообще понимаешь, что ты наделал, Любш?

— Этот мир стал лучше без него, поверь мне, Фолькманн.

— Ты и Винтера убил?

— Нет, это были люди Кессера.

— Почему они это сделали?

— Я тебе уже рассказал об этом на озере, Фолькманн. Винтер был хвастуном. В особенности, когда выпивал. Ему нравилось рассказывать о новом режиме, который они с друзьями планировали создать. О новой Германии. И чем меньше времени оставалось до этого момента, тем больше Винтер болтал. Так что Кессер стал использовать его все реже и реже. Винтер слишком много пил и слишком много болтал. И вот однажды Кессеру позвонили из Берлина и сказали, что Винтер сидит пьяный в баре и распускает свой поганый язык, мелет о чем не надо. За это Кессер приказал его убить. Так что они грохнули его неподалеку от станции Цо, чтобы копы подумали, что его убили из-за наркотиков.

Отвернувшись, Фолькманн посмотрел на огни города через стеклянную дверь балкона, а потом взглянул на Любша.

— И зачем вам понадобился этот Кессер?

— Затем же, зачем и тебе. Чтобы узнать, что собираются делать его люди. Двое моих ребят следили за твоей квартирой в Страсбурге. Они увидели, что девчонку забрали двое мужчин, приехавших на черном «мерседесе». Затем они узнали о взрыве и решили проследить за автомобилем. Им удалось следовать за «мерседесом» до самого Аугсбурга, но потом из-за плохой погоды они его потеряли. Мы думали, что именно люди Кессера стоят за всем происходящим, и решили нанести ему визит.

На лице Фолькманна выступил пот.

— Ты знаешь, где сейчас девушка?

— В том месте, куда ты следовал за Кессером, на Кальберге.

— Она жива?

— Понятия не имею, Фолькманн.

— А как ты узнал, что она в горах?

— Точно так же, как узнал о Винтере. После всего, что произошло с Кессером, мы пошли к его девушке. Когда мы показали ей труп Кессера, она быстро все рассказала. Она тоже во всем этом участвует, вот только ее верность идеалам не настолько сильна, чтобы она могла пожертвовать своей жизнью. Люди Кессера планировали забрать Эрику из Страсбурга. Они хотели узнать, что известно ей и, соответственно, тебе и твоим людям.

— А что еще рассказала девушка Кессера?

Любш пристально посмотрел на Фолькманна.

— Много чего: о людях, которые стоят за этим. О том, что они собираются сделать. Все, что она знала.

— Рассказывай.

Любш помедлил и, взяв бутылку с шнапсом, налил в один из стаканов. Он передал его Фолькманну, но Фолькманн оттолкнул стакан.

— Я не хочу пить, Любш. Я хочу знать, что сказала тебе девушка.

— Пей, Фолькманн. Это тебе пригодится, когда услышишь то, что я уже знаю. А потом, друг мой, я расскажу тебе, что мы будем делать.

За окном валил снег. Фолькманн опустошил стакан и поставил его на стол. Любш налил себе выпить и подошел к камину.

— У них на Кальберге ракета. У нее не обычная боеголовка, а ядерная. У них созданы ячейки неонацистов — и в армии, и в полиции, к тому же их поддерживают многие политики. Тот человек, о котором ты спрашивал меня на озере, Шмельц, сейчас там, в горах. Это он дергает за ниточки. Его люди пытаются повторить опыт с путчем — так же, как действовали нацисты в 23-м. Вот только на этот раз у них есть боеголовка, и если кто-либо извне попытается нарушить границы Германии и вмешаться в ситуацию, это будет чревато мировой катастрофой. — Любш выпил огненную жидкость одним глотком. — Девушка не была такой уж большой шишкой, чтобы все знать, но знала она достаточно. В первую очередь о том, что они собираются убить Долльмана и его министров.

Любш увидел, как изменилось выражение лица Фолькманна.

— Как?

— В Берлине возле озера Ванзее есть домик, где живет любовница Долльмана. Ее зовут Лизль Хенинг. Она человек Кессера. Долльман явится туда после полуночи, а там уже будет сидеть турок по имени Кефир Озалид, который собирается всадить ему пулю в лоб…

— А его министры?

— Этого девушка не знала. Она только рассказала, что после того, как застрелят Долльмана, всех министров убьют.

Фолькманн внезапно понял смысл слов, записанных на кассете. У него волосы стали дыбом.

— А почему Озалид? Почему не один из людей Кессера?

— Потому что они очень умные, Фолькманн. Как только Озалид покончит со всеми министрами, улицы городов наполнятся немцами, пылающими праведным гневом и жаждущими крови иммигрантов. Друзья Кессера все это очень ловко подстроили. Они обвинят иммигрантов-экстремистов в смерти Долльмана и его кабинета. Они настроят немцев против иммигрантов, страну охватит хаос, и путчисты пройдут к власти прямым путем, как на параде. — Любш поставил свой стакан на стол. — Они продумали все до мельчайших деталей. Ты же видел тот монастырь. А ты знаешь, для чего он? Это будет местом ссылки… для нежелательных элементов. Иммигрантов и всех остальных. Еще один Дахау. И это не единственное такое место. У Кессера большой список подобных «приютов», которые можно будет использовать, когда его люди придут к власти. А после убийства Долльмана и его кабинета большинство населения страны встанет на их сторону.

Фолькманн долго смотрел в окно, ничего не говоря, а затем повернулся к Любшу.

— Ну и что ты собираешься делать?

— Я знаю, что мы можем сделать. Мы не сможем добраться до Берлина, но Кальберг в получасе езды отсюда. Я с моими ребятами отберу у них боеголовку. Нейтрализую.

— Ты совершаешь ошибку, Любш. Ты не сможешь провернуть все это сам. Давай я позвоню в Берлин. Они пришлют своих людей.

Любш покачал головой.

— Ты представляешь, сколько времени ты будешь их убеждать, что это необходимо, Фолькманн? А к тому моменту будет уже слишком поздно.

— А почему ты думаешь, что у тебя и твоих людей все получится?

— Фолькманн, в такую погоду нам обязательно повезет, надо только подняться на гору. Но если нам это удастся, у нас есть шанс. А если мы проинформируем Берлин, то шанса не будет. Девушка не знала, как именно друзья Кессера собираются убивать министров, но это должен сделать кто-то из них. Если убьют только Долльмана, страна это еще как-то переживет. А без правительства наступит полный хаос, и дружки Кессера смогут творить все, что захотят. Судя по словам девушки, в особняке не больше полудюжины вооруженных охранников. Со мной трое ребят. А если считать тебя и меня, нас пятеро, так что шансы у нас, в общем-то, равны.