Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 17



Все закружилось в вихре токсикологического угара. Икона того времени актриса и танцовщица Анита Бербер на завтрак окунала лепестки белых роз в коктейль из хлороформа и эфира и затем обсасывала их. В кинотеатрах демонстрировались фильмы о кокаине и морфине, а на каждом углу можно было без всякого рецепта приобрести любой наркотик. По некоторым сведениям, 40% берлинских врачей страдали зависимостью от морфина[18]. В Фридрихштадте развернули свою деятельность китайские торговцы из опиумных притонов бывшей арендной территории Цзяо-Чжоу. В задних комнатах домов в центре города открывались нелегальные ночные клубы. Зазывалы раздавали листовки на Ангальтском вокзале, приглашая на нелегальные вечеринки и «вечера красоты» (Schönheitsabend). Большие клубы вроде «Хаус Фатерланд» на Потсдамерплац, славившийся своими свободными нравами «Баллхаус Рези» на Блюменштрассе и заведения поменьше, такие как «Какаду-Бар» и «Вайсе Маус», где при входе раздавались маски, гарантировавшие посетителям анонимность, привлекали толпы любителей поразвлечься. Из соседних стран и из США хлынул поток туристов, жаждавших разного рода удовольствий, в том числе и тех, что доставляют наркотики. В Берлине в те годы было очень весело.

Раз мировая война проиграна, значит, все дозволено. Столица Германии превратилась в европейскую «столицу экспериментов». Кричащие, выполненные в экспрессионистском стиле плакаты предупреждали со стен домов: «Берлин, остановись, одумайся, с тобой танцует Смерть!» Полиция практически бездействовала. Нарушения правопорядка сначала происходили спорадически, затем постепенно приобрели обвальный характер, и культура развлечений, как только могла, заполнила образовавшийся вакуум, что наглядно иллюстрирует популярная песенка той эпохи:

В 1928 году только в Берлине было легально, по рецептам, продано 73 килограмма морфина и героина[20]. Тот, кто мог себе это позволить, употреблял кокаин – самое эффективное средство обострения чувств. Люди нюхали его, испытывали невыразимые ощущения и думали: остановись, мгновенье, ты прекрасно. Кокаин распространился повсеместно и стал символом периода вседозволенности и порока. Как коммунисты, так и нацисты, сражавшиеся друг с другом за власть над улицей, называли его «дегенеративной отравой». О «падении нравов» говорили и националисты, и представители консервативного лагеря. Даже когда возвышение Берлина в качестве культурной столицы воспринималось с гордостью – именно буржуа, потерявшие в 20-е годы свой статус и оказавшиеся в полной неопределенности, гневно осуждали массовую культуру развлечений как проявление декадентства.

Громче всех против фармакологического эскапизма в Веймарской республике протестовали национал-социалисты. Их нескрываемое отвращение к парламентской системе, к демократии как таковой, а также к урбанистической культуре открытого общества выражалось в лозунгах пытающихся определиться со своей идентичностью завсегдатаев пивной, направленных против ненавистной «еврейской республики».

Нацисты имели собственный рецепт оздоровления нации и обещали идеологическое исцеление. Для них существовал только один легитимный дурман – коричневый. Ибо национал-социализм тоже стремился к трансцендентным состояниям. Национал-социалистский иллюзорный мир, в который нужно было завлечь немцев, с самого начала использовал технику одурманивания для мобилизации толпы. Как утверждалось в провокационном сочинении Гитлера «Моя борьба», судьбоносные исторические решения должны приниматься в состоянии дурманящего воодушевления. Своей популярностью НСДАП была обязана, во-первых, популистским лозунгам, во-вторых, факельным шествиям, демонстрациям под реющими знаменами, вдохновенным речам, призванным довести толпу до коллективного экстаза. К этой категории также принадлежит «одурманивание насилием» со стороны СА во время схваток штурмовиков с политическими противниками. Довольно часто они подогревали себя алкоголем[21]. Реальная политика казалась национал-социалистам скучным, прозаичным занятием вроде торговли скотом. Ее должно было изменить одурманивание общества[22]. Ситуация, сложившаяся в Веймарской республике, не устраивала многих, а место во главе недовольных заняли ее наиболее последовательные антагонисты – национал-социалисты. Наркотики были им отвратительны, ибо они стремились одурманить общество своими методами.

Смена власти – смена препаратов

…В то время как трезвенник фюрер молчал.

Еще в эпоху Веймарской республики ближайшему окружению Гитлера удалось создать образ непрерывно работающего фюрера, видящего смысл существования исключительно в служении «своему» народу – вождя, обладающего невероятными возможностями, на которого возложена поистине геркулесова задача: в одиночку сгладить все противоречия в обществе, решить все его проблемы и устранить все негативные последствия поражения в мировой войне. Один из его соратников говорил в 1930 году: «Это гениальный человек. Он умерщвляет свою плоть, и ему можно лишь посочувствовать! Он не курит, не пьет, ест практически одни овощи и фрукты, не прикасается к женщинам»[24]. Гитлер не позволял себе даже кофе. После Первой мировой войны он выбросил свою последнюю пачку сигарет в Дунай в Линце и с той поры больше ничем не отравлял свой организм.

«Мы, трезвенники, особенно благодарны фюреру за то, что он своим образом жизни и своим отношением к наркотикам служит образцом для каждого» – значилось в официальном сообщении одного общества трезвости[25]. Итак, рейхсканцлер – человек без вредных привычек, отказывающий себе в мирских удовольствиях, не имеющий личной жизни. Самопожертвование ради достижения великой цели. Пример для подражания. Миф о Гитлере-трезвеннике, противнике наркотиков, пренебрегавшем собственными потребностями, был важной частью идеологии национал-социализма и постоянно тиражировался средствами массовой информации. Он прочно засел в общественном сознании, даже в сознании независимых, критично мыслящих людей, и остается там до сих пор. Этот миф необходимо развенчать. После своего прихода к власти 30 января 1933 года национал-социалисты в кратчайшие сроки задушили культуру развлечений Веймарской республики со всей ее открытостью и со всеми присущими ей противоречиями. Наркотики попали под запрет, поскольку они создавали совсем другие, не национал-социалистские иллюзии. «Соблазнительным веществам»[26] в системе, где соблазнять должен только фюрер, больше не было места. В своей борьбе с так называемыми «дурманящими веществами» власть имущие полагались не столько на ужесточение Опиумного закона, принятого еще во времена Веймарской республики[27], сколько на новые постановления, которые служили национал-социалистской идее «расовой гигиены». Понятию drogen («наркотики»), некогда имевшему совершенно нейтральное значение «высушенные части растений», был придан негативный смысл[28]. Употребление наркотиков объявлено преступлением и каралось самым суровым образом – руками незамедлительно учрежденного соответствующего отдела криминальной полиции.

18

Pieper, a. a. O. S. 175.

19

Ostini Fritz von. «Neues Berliner Kommerslied», auch gena

20

Pohlisch Kurt. Die Verbreitung des chronischen Opiatmissbrauchs in Deutschland // Monatsschrift für Psychiatrie und Neurologie. Bd. 79, 1931. S. 193–202, Anhang Tabelle II.

21



Кстати, НСДАП была основана 24 февраля 1920 года в мюнхенской пивной «Хофбройхаус». Алкоголь с самого начала играл важную роль в ритуалах коричневорубашечников. В настоящей книге роль алкоголя в Третьем рейхе затрагивается лишь вскользь, поскольку это значительно увеличило бы ее объем – тем более что данная тема заслуживает отдельного подробного обсуждения.

22

Руководство НСДАП не принимало какой-либо партийной программы в традиционном смысле и скрывало свои иррациональные планы. Взаимодействие ее структур до самого конца носило хаотичный характер. См.: Mommsen, a. a. O. S. 398.

23

Grass Günter. Die Blechtrommel. Neuwied am Rhein und Berlin-West, 1959. S. 173.

24

Эти слова принадлежат Грегору Штрассеру. Цит. по: Wellershoff Dieter. Der Ernstfall – I

25

Pieper, a. a. O. S. 210.

26

Ebenda. S. 364.

27

Bundesarchiv Berlin R 1501/126497. Bl. 214, 216, 220.

28

 Термин происходит от голландского droog – «сухой». В колониальную эпоху голландцы называли так привозимые ими из заморских стран пряности и чай. Поначалу в Германии различные (засушенные) фармакологические средства – растения, грибы, минералы и т. д. – называли drogen, а впоследствии так стали называть все лекарства.