Страница 17 из 17
В течение нескольких часов через Маас переправились 60 тысяч солдат, 22 тысячи автомобилей, 850 танков: «Все в пыли, усталые и веселые, мы испытывали удивительное чувство, невероятный душевный подъем», – сообщал один из участников этих событий[143]. Упоенные неведомым доселе восторгом, немцы заняли французский приграничный город. «Боевой пыл не угасает, что препятствует рыцарскому отношению к врагу», – значится в официальном докладе Верховного командования вермахта[144]. Этим боевым пылом немецкие солдаты были обязаны прежде всего первитину, тогда как во время Первой мировой войны мотивацией главным образом служили националистические мотивы.
Резервы французских войск опоздали на несколько часов, которые оказались решающими, и в их рядах разразилась роковая паника. Немцы уже форсировали Маас, дамба была разрушена. Вплоть до своей капитуляции французы не поспевали за развитием событий. Они действовали очень медленно, немцы постоянно застигали их врасплох и всегда опережали. Им так ни разу и не удалось перехватить инициативу. В одном из докладов Верховного командования вермахта сообщалось: «При появлении наших танков французы, должно быть, приходят в такое смятение, что оказываются не в состоянии организовать достаточно сильную оборону»[145].
Об «умственном поражении» говорит французский историк Марк Блох, который в мае-июне 1940 года участвовал в боях с немцами: «Наши солдаты позволили столь легко себя победить потому, что мы отставали в своем мышлении». Потому что в головах у французов не было такой же радужной картины окружающей действительности, навеянной искусственной эйфорией. «Немцы заполнили всю местность, стреляли, разъезжали на танках, – так описывает Блох хаос, созданный наступавшими войсками. – Они полагались на активность и непредвиденность, а мы – на неподвижность и традиционность. На протяжении всей кампании немцы не изменяли своей ужасной привычке внезапно появляться там, где их не должно было быть. Они не придерживались каких-либо правил […]. Это означало, что наша слабость, которую едва ли стоит отрицать, заключается главным образом в привитом нашему сознанию слишком медленном ритме мышления»[146].
Потери французов от бомбардировки в Седане в первый день боев выглядели не особенно впечатляющими – 57 человек. Куда более впечатляющим был психологический эффект от разрушительных действий словно сорвавшихся с цепи немцев. И результат этой кампании целиком и полностью определялся в области психологии. В отчете одного французского исследования в качестве причины стремительности форсирования немцами Мааса и отсутствия организованной обороны со стороны французов называется «феномен коллективной галлюцинации»[147].
Время – это метамфетамин
Блицкриг управлялся метамфетамином. Если не сказать, что в основе блицкрига был амфетамин.
Что касается боевых действий, преимущества употребления стимуляторов налицо: война происходит в пространстве и времени; быстрота имеет решающее значение. Исключение составляет только Первая мировая война с ее незначительными территориальными захватами, осуществленными за четыре года кровопролитных боев. Выведи, к примеру, Наполеон свои войска на поле битвы при Ватерлоо двумя часами раньше, ее исход был бы иным.
В докладе Верховного командования вермахта об амфетаминовом прорыве Гудериана говорится следующее: «Быстро приняв решение, генерал в одиночку на своем „Гелендвагене“ покинул южный берег Мааса, на максимальной скорости помчался в направлении Доншри и ехал без остановок до тех пор, пока у него не кончился бензин»[149]. Реальность отнюдь не столь безобидна, как можно было бы предположить, читая эти строки. Речь идет о завоевательной войне, повлекшей за собой многие тысячи жертв, которая послужила образцом для последующих кампаний[150], поскольку она велась совершенно новыми, невиданными доселе способами. Гудериан – в сопровождении своего серого пинчера и со знаменитым биноклем на шее – говорил о чуде, но в действительности именно он в те дни – и главное, в те ночи – изобрел блицкриг. Менее чем за 100 часов немцы завоевали территорию, превышавшую по площади ту, что им удалось завоевать больше чем за четыре года Первой мировой войны. При планировании операции танковой группе «Клейст», которая подчинялась Гудериану, была предоставлена определенная оперативная свобода, дабы он мог быстро продвигаться вперед. Но у него было распоряжение, согласно которому, как только его танки остановятся, он должен был присоединиться к основным силам. Это было разумное решение: танкистами Клейста могло овладеть тщеславие, и они не захотели бы ни останавливаться, ни к чему-либо присоединяться, а лишь стремились бы все дальше и дальше вперед, подобно острию копья.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
143
Fischer Wolfgang. Ohne die Gnade der späten Geburt. München, 1990. S. 62 ff.
144
Bundesarchiv Freiburg N 802/62. Nachlass Guderian. «Из 3-го отчета о поездках командира во время операции во Франции». Bl. 008.
145
Ebenda. Bl. 010.
146
Bloch Marc. Die seltsame Niederlage: Frankreich 1940. Frankfurt / M., 1995. S. 93 ff.
147
Цит. по: Frieser, a. a. O. S. 219.
148
Mündliche Auskunft.
149
Frieser, a. a. O. S. 419.
150
Это относится не только ко Второй мировой войне, но и вообще к современной войне, в которой танковые войска до сих пор сохраняют ведущую роль.