Любовный дурман

Анемоны все точку черную имеют.

Нур-ад-дин завладел ее разумом и душой, привязалась строптивица к нему сердцем.

Она спросила у посредника: «Разве этот юноша — купец, что сидит среди купцов и одет в фарджию из полосатого сукна, не прибавил к цене за меня ничего?» И посредник ответил: «О владычица красавиц, этот юноша — чужеземец, каирец. Его отец — один из известных каирских купцов, и у него преимущество перед всеми тамошними купцами и вельможами, а юноша находится в нашем городе малый срок, и он живет у одного из друзей отца. Он не говорил насчет тебя ни о прибавке, ни об убавке».

После этих слов невольница сняла с пальца дорогой перстень с яхонтом и сказала посреднику: «Подведи меня к этому прекрасному юноше — если он меня купит, этот перстень будет тебе за твое утомление в сегодняшний день». Посредник обрадовался и подвел девушку к Нур-ад-дину. Оказавшись рядом с юношей, девушка лучше всмотрелась в его черты и убедилась, что он подобен полной луне, изящен в красоте, строен станом и соразмерен, как сказал кто-то:

Чиста вода красы на его лике,

Из глаз его летят, разя нас, стрелы.

И давится влюбленный, даст коль выпить

Разлуки горечь он, — сладка ведь близость.

Моя любовь, и лоб, и стан красавца —

Прекрасное в прекрасном и в прекрасном.

Поистине, одежд его и платья

На шее месяца сошлись застежки.

Его глаза, и родинки, и слезы

Мои — то ночи в ночи, среди ночи.

А бровь его, и лик его, и тело

Мое — то месяц с месяцем и месяц.

Его глаза обходят с кубком винным

Влюбленных, — коль пройдет, он мне дозволен.

Дает он мне напиться влаги хладной

Улыбкой уст, в день радостный сближенья.

Убить меня и кровь пролить он может

Законно, и законно, и законно.

Глядя на Нур-ад-дина, невольница спросила: «О господин мой, заклинаю тебя Аллахом, разве я не красива?». Юноша ответил: «О владычица красавиц, а разве есть в дольнем мире кто-нибудь лучше тебя?» — «Почему же ты видел, что все купцы набавляют за меня цену, а сам молчал и ничего не сказал и не прибавил за меня ни одного динара, как будто я тебе не понравилась, о господин?» — сказала девушка.

Купеческий сын ответил: «Госпожа, если бы я был в моем городе, я бы купил тебя за все деньги, которыми владеют мои руки». — «О господин, — сказала девушка, — я не говорила тебе: «Купи меня против твоего желания». Но если бы ты прибавил за меня что-нибудь, ты бы залечил мое сердце, даже если бы и не купил меня, потому что купцы бы сказали: «Не будь эта девушка красивой, этот каирский купец не прибавил бы за нее, так как жители Каира сведущи в невольницах».

Нур-ад-дин покраснел от стыда. «До чего дошла цена за эту девушку?» — спросил он посредника. Тот ответил: «Цена за нее дошла до девятисот пятидесяти динаров, кроме платы за посредничество, а что касается доли султана[4], то она с продающего». — «Пусть невольница будет моя за цену в тысячу динаров, вместе с платой за посредничество», — сказал Нур-ад-дин. Девушка поспешно отошла от посредника и сказала: «Я продала себя этому красивому юноше за тысячу динаров!». Нур-ад-дин промолчал, и кто-то сказал: «Мы ему ее продали». И другой сказал: «Он достоин!» И кто-то воскликнул: «Проклятый! Сын проклятого тот, кто набавляет цену и не покупает!». А еще один сказал: «Клянусь Аллахом, они подходят друг другу!»

Не успел Нур-ад-дин опомниться, как посредник привел судей и свидетелей, написали на бумажке условие о купле и продаже, и посредник подал его юноше со словами: «Получай свою невольницу! Да сделает ее Аллах для тебя благословенной! Она подходит только для тебя, а ты подходишь только для нее». И посредник прочел два таких стиха:

«Пришла сама радость послушно к нему,

Подол волоча в унижении своем.

Подходит она для него одного,

И он для нее лишь подходит одной».

Нур-ад-дин тут же отвесил тысячу динаров, оставленную на хранение у москательщика, а потом он взял невольницу и привел ее в дом.

Войдя в дом, девушка увидела дырявый ковер, старый кожаный коврик и воскликнула: «Господин мой, разве я не имею у тебя сана и не заслуживаю, чтобы ты привел меня в свой главный дом, где стоят твои вещи? Почему ты не отвел меня к твоему отцу?» — «Клянусь Аллахом, о владычица красавиц, — ответил юноша, — это мой дом, в котором я живу, но он принадлежит старику москательщику. Я же сказал тебе, что чужеземец и что я из сыновей города Каира». — «О господин мой, — отвечала невольница, — самого маленького дома будет достаточно до тех пор, пока ты не вернешься в свой город. Но заклинаю тебя Аллахом, о господин мой, поднимись и принеси нам немного жареного мяса, вина и плодов, сухих и свежих». — «Клянусь Аллахом, о владычица красавиц, — ответил Нур-ад-дин, — у меня не было других денег, кроме той тысячи динаров, которую я отвесил в уплату за тебя, и я не владею ничем, кроме этих динаров. Было у меня еще несколько дирхемов, но я истратил их вчера». — «Нет ли у тебя в этом городе друга, у которого ты бы занял пятьдесят дирхемов? Принеси их мне, а я тебе скажу, что с ними делать», — молвила девушка. «Нет у меня друга, кроме москательщика», — ответил Нур-ад-дин.

И затем он тотчас же отправился к москательщику и сказал ему: «Мир с тобою, о дядюшка!» И москательщик ответил на его приветствие и спросил: «О дитя мое, что ты сегодня купил на твою тысячу динаров?» — «Я купил на нее невольницу», — ответил Нур-ад-дин. «О дитя мое, — воскликнул москательщик, — разве ты бесноватый, что покупаешь одну невольницу за тысячу динаров? О, если бы мне знать, какой породы эта невольница!» — «О дядюшка, эта невольница из дочерей франков», — ответил молодой человек. И старец молвил: «Знай, о дитя мое, что лучшей из дочерей франков цена в нашем городе сто динаров. Клянусь Аллахом, тебя одурачили. Если ты полюбил невольницу, проспи подле нее сегодняшнюю ночь и удовлетвори свое желание, а утром отведи на рынок и продай, хотя бы тебе пришлось потерять на этом двести динаров. Считай, что ты потерпел кораблекрушение в море или что на тебя напали воры в дороге». — «Ты прав, — ответил Нур-ад-дин. — Но ты знаешь, дядюшка, что со мной ничего не было, кроме тысячи динаров, на которые я купил эту невольницу, и у меня ничего не осталось на расходы, ни одного дирхема. Я хочу от тебя милости и благодеяния, — одолжи мне пятьдесят дирхемов. Завтра я продам невольницу и верну тебе долг из этих денег». — «Я дам их тебе, о дитя мое!» — ответил старик.

И потом он отвесил Нур-ад-дину пятьдесят дирхемов и сказал: «О дитя мое, ты — юноша молодой годами, а эта невольница — красивая, и, может быть, твое сердце привязалось к ней, и тебе нелегко ее продать. У тебя ничего нет на расходы, и эти пятьдесят дирхемов кончатся, и ты придешь ко мне, и я дам тебе взаймы в первый раз, и во второй раз, и в третий раз, до десяти раз, а если ты придешь ко мне после этого, я не отвечу тебе на законное приветствие, и пропадет наша дружба с твоим отцом». И затем старик дал ему пятьдесят дирхемов, и Нур-ад-дин взял их и принес невольнице, и та сказала: «Господин мой, пойди сейчас же на рынок и принеси нам на двадцать дирхемов цветного шелку пяти цветов, а на остальные тридцать дирхемов принеси мяса, плодов, вина и цветов».