Подростки

…«Играли мы так в кошки-мышки не знаю сколько, только он как вскочит, наконец, как затопает, а сам побагровел, усы топорщатся, чисто, кот рассерженный. Вызвал жандарма: «Уведи, кричит, его!» А сам платком лоб утирает — умаялся бедняга».

Дружный хохот слушателей заставил Михайлу на минуту замолчать. Передохнув, он продолжал, все так же хитро поблескивая глазами.

«Ну, в тот день меня не беспокоили, а назавтра опять началось: он свое, а я — свое. Отдыхать, мол, в лес ходил, дело это дозволенное. А под конец с таким простым видом и говорю:

— Ежели, мол, интересуетесь, то в воскресенье приезжайте на Миасс, к архиповской мельнице, я беспременно там буду, с субботы пойду. Места покажу, залюбуетесь! Опять же, если с супругой и детками приехать изволите — ягоды покажу, деткам рыбалку устрою. Искупаться захотите, такое местечко выберу — нырнете — дна не достанете?

— Ох-хо-хо!.. — грохнули гости.

Данила хлопнул кузнеца по плечу.

— Удружил! — сквозь душивший смех произнес он. — Дна не достанете!

Михайла долго не мог окончить рассказа. Наконец, улучил минутку:

«Ну, бился ротмистр со мной, бился два дня, а на третий вызвал жандарма и говорит: «Отпусти этого дурака». Пошел я домой и думаю: «Дурак-то не я, а ты, ваше благородие».

Долго еще смеялись гости, а хозяин сидел и тихонько улыбался в бороду.

Наконец стали расходиться. Выскочили из избы Тропина и приятели. На дворе стояла июльская ночь. На небе горели бледные серебряные звезды. Теплый ночной ветерок ласково обдувал разгоряченные лица, успокаивал. Не хотелось идти спать. Где-то на соседней улице негромко играла гармонь, совсем рядом позванивала балалайка. Издали доносились девичьи голоса. В такие ночи все дышит спокойствием и тихой радостью.

Мальчики не спеша дошли до губановского дома и сели на скамейку у ворот.

— Хитрый мужик дядя Михайла, — медленно и тихо, точно про себя, произнес Валя.

— Да, ловко он жандарма опутал, дурачком прикинулся.

Ребята помолчали.

— Хорошо бы нам так… в полицию попасть, — мечтательно прошептал Валентин.

— Ничего, попадем, когда большие вырастем, — успокоил приятеля Митя.

— Мы бы тогда их, ух как обманули! — Валя помолчал. — Ждать только больно долго. Давай, Митька, попадемся в полицию.

Тот подумал.

— Н-е-т, попадаться не стоит, — произнес он в раздумье, и уже решительнее добавил: — Совсем никогда попадаться не надо. Как атаман Золотой. Пусть ловят, а ты р-раз и нету. Убежал в лес, а там в каменухе такие пещеры: пять лет ищи — не сыщешь.

— Это верно, — согласился Валя.

В ночной тишине зацокали копыта казачьего разъезда.

— Слышь — вот они и едут. Каждую ночь объезжают, ироды. Пойдем. Ну их! Нарвешься, вытянут нагайкой.

Хитрость дяди Михайлы долго служила темой для разговора приятелей. Теперь они узнали, за что сажают в тюрьму, узнали многое, о чем с недавних пор начали догадываться.

Ребята были в затруднении и не могли решить: драться им в это воскресенье с колупаевцами или нет. Как бы поступил атаман Золотой? Ну ясно. Обязательно бы пошел врагов громить.

Тут Митя высказал сомнение. На Золотого кивать нечего. Ведь среди колупаев ни купцов, ни заводчиков, ни приказчиков хозяйских нет. Не пошел бы на них Золотой.

Но с другой стороны, рассудили ребята, колупаевцы чужие. Спокон веку между чужими были драки. Потом колупаи и сами задирают.

— А рубашку им простить? — спросил Валентин.

И ребята решили: идти!

И они, присев на лавочку у ворот дома Губановых, стали подробно обсуждать предстоящую встречу со своими извечными противниками. За этим занятием и застал их Данила, возвратившийся с работы. При его приближении ребята замолчали.

Парень подсел к ним, не торопясь, закурил. Мальчики выжидательно смотрели.

— На станцию часто бегаете? — спросил Данила.

— Без малого каждый день.

— Пехотинца от кавалериста отличите?

— Спрашиваешь!

И действительно, через город на восток ежедневно шли эшелоны. Ребята за это время успели повидать все рода войск. Они точно знали форму пехотинца и кавалериста, а сапера никогда не путали с батарейцем, по цвету лампас отличали донского казака от оренбургского.

— Так вот, вы должны пойти на переселенческий пункт. Найдите там фельдшера Шарова. Попросите у него бинт и вату, запомните: бинт и вату. Он спросит вас, для кого это? Вы должны ответить: для дяди Никиты Проскурякова, ему нужно делать перевязку. Поняли? Повторите!

Ребята повторили все слово в слово. Выходило убедительно. Данила остался доволен.

— Слушайте внимательно дальше, — продолжал парень: — Шаров даст вам небольшой пакет. Из дому захватите корзину, положите в нее с полдесятка яиц да бутылку молока. Спрячьте на дно корзинки пакет, яичками его прикройте. Соображаете? — Ребята молча кивнули головами. — С этой корзинкой отправляйтесь на станцию. На дальнем тупике… ты должен знать его, Валька.

— Найду, — уверенно ответил тот.

— Так вот, на дальнем тупике стоят вагоны, часть эшелона пехотного Смоленского стрелкового полка. Запомните хорошенько: Смоленского стрелкового. Вроде нашего озера Смолино. Запомнили?

Механик не выдержал:

— Ну, чего ты толкуешь, ровно маленьким? Ты говори, чего делать надо.

— Не горячись! В таком деле забудешь немного — потеряешь много. Там не будешь ходить да расспрашивать. Не очень-то разрешат разыскивать, где какой полк стоит.

— Ну его, говори, — сказал Николай. — Ты, Митька, не мешай. Это тебе не шуточки.

— Разыщите там вольноопределяющегося Лагунова. Да вы больно-то не расспрашивайте, — еще раз предупредил Данила. — Этот Лагунов — высокий такой, белобрысый, а на левой руке, на среднем пальце, кольцо у него, — вот и приметы все. Если кто спросит, чего бродите, кого ищете, скажите: вольноопределяющийся один тут просил молочка да яичек принести, вчера у нас на базаре брал. Когда разыщете, скажите ему: «Господин вольноопределяющийся, молочка надо?» Он ответит: «Оно у вас кислое?» А вы ему: «Кислым не торгуем». Он попросит: «Мне бы яичек». И тогда отдайте пакет, что Шаров вам дал, поняли? Повторите!

Ребята несколько раз прорепетировали, как они будут разговаривать с Шаровым и Лагуновым. Убедившись, что мальчики усвоили все, Данила отпустил их.

Наутро ребята довольные и гордые от сознания, что получили серьезное поручение, отправились на переселенческий пункт.

Найти фельдшера Шарова было нетрудно. Он приветливо встретил ребятишек, слегка удивившись, зачем это их принесло, а потом, когда все условные фразы были произнесены, передал им пакет и сказал:

— Вот за это молодцы! Так-то лучше, чем по улицам собак гонять. Вырастете — поймете, какое большое дело вы делали.

— Мы и сейчас понимаем, — с гордостью заявил Валентин.

— Ну, если понимаете, тогда смотрите в оба, чтобы ни-ни, ни в чем не оступиться!

— Будьте спокойны, — произнес Николай, как всегда немного растягивая слова.

Приятели пошагали на станцию. Пакет Митя сунул на дно корзинки.

Разыскать Лагунова из Смоленского стрелкового полка было не таким простым делом, как думали ребята. Теплушек разных на путях стояло много, где какой полк, часто и сами железнодорожники понять не могли, а солдат всяких частей и родов оружия — столько, что глаза разбегались. Как узнать, где этот Смоленский стрелковый?

Приятели решили спросить. Валя пошел к вагонам, а Николай с Механиком остались в стороне — посмотреть, что будет.

В тени одного из вагонов сидел сивоусый, маленького роста пехотинец и чинил рубаху. Валя подошел к нему.

— Дяденька, тут стоит Смоленский стрелковый полк?

— Пошел отседова! — закричал солдат. — Я тебе дам, смоленский. Какое тут твое дело?

Валя ни с чем вернулся к ребятам.

— Погоди, не так надо. — Николай подумал немного, потирая ежик своих рыжеватых волос. — Я сейчас.

Он взял из корзинки яйцо и в ближайшей лавочке обменял на две папиросы.