Подростки

— Я… я… — залепетала девочка, — я, кажется, адресом ошиблась, Алексей Михайлович…

— А куда вы шли?

— Оренбургская, 26.

— Правильно, вы туда и пришли.

— Но… я… я, — все еще не придя в себя полушепотом проговорила она, — я, наверное, не к вам шла.

— Почему! — Алексей Михайлович улыбнулся. — Может быть, и ко мне. Вы, кажется, хотели передать какое-то приглашение.

— Да, я хотела сказать, что Семен Алексеевич и Мария Игнатьевна просят вас девятого марта пожаловать в гости к 12 часам, — как зазубренный урок, одним духом выпалила девочка. Она ожидала всего: что Алексей Михайлович не поймет, в чем дело, что он рассердится на неизвестное-приглашение. Но ни того, ни другого не произошло. Алексей Михайлович подошел к ней, обнял за плечи и тихонько произнес:

— Ай да Кочина, ай да Кочка! Так, кажется, вас в классе зовут? Молодчина! Только, — он сразу стал серьезен, — больше уж вы ко мне с поручениями не приходите, ладно? И никому о нашей встрече в гимназии не рассказывайте. И даже виду не показывайте. Вы у меня не были, и я вас сегодня не видел. Хорошо? Обещаете мне это?

— Обещаю! — пролепетала окончательно смущенная девочка и, попрощавшись, торопливо вышла.

Об этом Вера, конечно, рассказала Любе и Фатьме, ведь любая из них могла, если еще придется оповещать людей, попасть на квартиру к Алексею Михайловичу. Девочка предупредила подруг, и они не подали вида, когда встретились с Алексеем Михайловичем в гимназии, и, конечно, никому не промолвили там ни слова. Только Елене сказала Вера, чтобы снова их не послали по этому адресу, а то, мало ли что…

В тот вечер, когда было назначено собрание, Валя долга не мог заснуть. Он видел, как сестра ушла часов в 10 и вскоре вернулась.

— Ты чего так быстро? — спросил брат.

— Ничего, спи!

Валентин не стал расспрашивать сестру, но понял: что-то произошло. Назавтра, однако, не пересилив любопытства, он, улучив момент, спросил Степана, почему так рано пришла домой Елена.

— Плохо, брат, собирали. Провокатора, что ли, просмотрели. Кто-то, похоже, сообщил полиции. Правда, и нас вовремя предупредили, успели разойтись. Казаки, говорят, приехали, покрутились, покрутились, да ни с чем и: уехали.

Этим коротким разговором Степан, сам того не зная, загадал ребятам новую загадку: кто такой провокатор?

Ребята долго ломали голову, наконец, Валентин пристал к Степану. Тот объяснил ему.

— Покажи нам провокатора. Мы ему!

— Чудак! — засмеялся парень. — Провокатора узнать — самое трудное. Если бы мы знали кто это, то давно бы…

И парень сделал такой выразительный жест, что у мальчика по спине холодок прошел.

Еще в начале зимы в депо появился новый слесарь. Он работал рядом со Степаном и жил где-то недалеко от него. Они нередко домой ходили вместе. Нового рабочего звали Владимиром Ивановичем. Это был крепкий, широкоплечий мужчина лет сорока, с серьезным, сильно веснушчатым лицом и густой, темно-рыжей аккуратно подстриженной бородой.

Владимир Иванович подружился со Степаном, и Вале казалось, что он тоже принадлежит к организации. Мальчик окончательно убедился в этом, увидев, как он и Степан часто прямо с работы отправлялись в Порт-Артур. Вскоре новый знакомец, не стесняясь мальчика, который тоже иногда ходил с ними, стал вести очень смелые разговоры. Он ругал мастера, полицию, жандармов. Из его слов выходило, что у них в Красноярске рабочие действовали смелее, и было уже несколько забастовок и даже вооруженных столкновений с полицией. Рассказывая об этом, он каждый раз начинал упрекать Степана, что они, мол, ничего не делают.

— Есть у вас оружие? Ну, скажи, есть? — горячился он. — Вы точно в куклы играете, а не к революции готовитесь.

— А мы и не готовимся. Откуда ты взял?

— Не готовитесь, не готовитесь! Что же, она сама по-твоему придет?

Такие разговоры повторялись очень часто. Мальчику нравилось, что такой уже не молодой мужчина, очевидно, опытный революционер, считает его своим, ведет при нем подобные разговоры, а вот Степан отмалчивается, да отшучивается…

«Мне не доверяет», — с обидой думал мальчик и про себя решил, что когда-нибудь попросит Владимира Ивановича рассказать побольше о работе настоящей организации, сам поведает ему о своих друзьях и попросит дать такое задание, что ух ты! Конечно, про дела Елены и Степана он рассказывать не собирался. Те сами за себя отвечают. Ему хотелось сблизиться с Владимиром Ивановичем, войти в доверие. Может быть, тот сумеет развернуть настоящую работу, может даже и поведет рабочих на вооруженное (звучит-то как!) столкновение с полицией. Тогда, конечно, в руках мальчиков будут уже не молотки, болты или гайки. Такой решительный человек и им даст револьверы. Валентин посвящал друзей в свои мысли, и теперь все их разговоры, главным образом, сводились к тому, какое они выберут оружие. Механик готов был удовлетвориться скромным «лефоше» или «бульдогом», Николай хотел иметь маленький, сверкающий «смит», но Валентин ни о чем, кроме вороненого, курносого «браунинга» и разговаривать не хотел.

— Ерунда все ваши «лефоше» и «смиты!» Дрянь! «Браунинг» — это да! Вы подумайте — ведь восемь зарядов! Восемь! Поняли!

Ребята спорили так горячо, точно вопрос об оружии был решен окончательно, и выбор зависел от них самих. Даже девочки, участницы подобных разговоров, и те стали разбираться во всех видах и калибрах оружия, так точно всю жизнь только и делали, что стреляли.

Мечтая получить револьверы, ребята поручили Валентину как можно скорее переговорить с Владимиром Ивановичем и заявить от их имени, что вся шестерка готова выполнить любое задание этого опытного революционера.

Валя никак не мог дождаться удобного случая. Только один раз он чуть не добился своего. Стояло начало марта. Снег лежал ноздреватый и серый. Воздух был по-весеннему свежим, крепким, бодрящим.

Они, как обычно, втроем не спеша шагали с работы. Взглянув на Валю, Владимир Иванович произнес:

— Хороший из него парень будет. Закаленный. С малых лет привыкает. Только зря вы с такими не работаете. У нас, в Красноярске, такие вот — первыми помощниками были.

У Вали даже сердце оборвалось. Вот он, подходящий момент.

«Мы тоже помогаем», — хотел он крикнуть, но Степан неожиданно задал Владимиру Ивановичу какой-то вопрос (Валя даже не расслышал, какой), и разговор переменился.

«Язва длинноязыкая! — подумал мальчик про Степана. — И поговорить не даст. Тоже друг! Дает разные пустяковые поручения и все как на маленьких смотрит. Небось не хочет дать самую, что ни на есть серьезную работу».

Он угрюмо замолчал и свернул к себе в поселок, даже не попрощавшись со Степаном.

На другой день Степан подошел к Валентину. Тот теперь работал самостоятельно.

— Здравствуй, — сказал он.

— Здорово! — буркнул Валентин.

Ему показалось, что в усах Степана спряталась усмешка.

— А ну, покажи язык! — неожиданно сказал парень.

Валентин растерялся и высунул язык.

— Ничего, нормальный. А если шибко расти будет, ты его рашпилем… — И, повернувшись, медленно пошел к своему верстаку.

«Чего это он? Что в разговоры встреваю? А разве нельзя? Или Владимир Иванович хуже его? Боится, чтобы я кому еще не сболтнул? Без него не знаю! Тебе бы рашпилем язык того… — с обидой подумал мальчик. — Знаю, чай, как с людьми говорить. Вот только случая все не выпадает».

Однако случай скоро выпал.

Это воскресенье было холодное. Подтаявший за неделю снежок покрылся корочкой льда. Ребята решили последний раз сбегать на каток.

Знакомой, много раз хоженой дорогой, пошли они в город. Чем длинней беседа — тем короче путь. А ребята могли бесконечно говорить о главном — об оружии. Вот и город.

Вдруг Валя остановился.

— Ребята, смотрите, Владимир Иванович!

Мальчики рванулись вперед. Вот повезло-то! Сейчас они и поговорят… Догнать надо.

Владимир Иванович был в полуквартале от ребят. Вот он, оглянувшись по сторонам, свернул за угол.