Страница 47 из 48
— Ящики надо искать в воде. Этот, — он махнул в сторону за болото, — подох, бандит! Пора мне возвращаться на ферму.
Сержант наотрез отказался, он не имел приказа покинуть остров.
— Соли у него нет, стрелять он не стреляет, значит, и сырого мяса у него нет, — заспорил дед Михей. — Хлеба у него мало. Сегодня десятый день, обессилел он и подох!
— Может быть, и так, Михей Васильевич, но я не могу, — сказал сержант. — Идите…
— Одного тебя я здесь не оставлю! — рассердился старик.
На двенадцатый день сержант получил приказание вернуться в поселок. Михея Васильевича капитан Дубов просил пока побыть на острове.
— Ну, Ленька, видимо, недаром нас оставил здесь капитан, — сказал дед Михей, когда ушел сержант. — Нам одним доверил. Ты полезай на дерево, а я еще разок обойду кругом.
Утром другого дня дед Михей вернулся взволнованный.
— Замри, Ленька, бандит живой! Ждет, когда мы с тобой уберемся. Следит.
— Вы видели его? — удивился Ленька.
— Нет. Но завтра мы точно будем знать. Сегодня я видел, — и дед Михей рассказал, как за болотом из зарослей выбежали свиньи. — Ни от кого другого они так не побегут, только от человека!
Дед Михей не спал целую ночь, бесшумно обходя остров. Перед зарей вернулся на стан, разбудил Леньку.
— Ну, слушай, — сказал он. — Сейчас точно установим. Шестой день слышу выстрел, вот в той стороне, — дед Михей указал на болото. — В одно и то же время. Раз выстрелит и молчок. Звук одинаковый. Я до вчерашнего дня во внимание его не брал. А зря! Это он дичь себе на пропитание добывает. Хитер — и патроны экономит и себя не выказывает. Слушай, сейчас.
Как только посерело на взморье и гуси начали перелет, оттуда, куда указывал дед Михей, донесся глухой звук ружейного выстрела.
— Он! — прошептал дед Михей и задумался. — Надо идти в поселок, в известность поставить капитана, облаву устроить… с воздуха самолетом посмотреть.
— Я пойду, — горячо попросил Ленька.
— Без тебя мне не сподручно. На иву прыгать мне тяжеленько. Когда, Леня, под семьдесят подвалит, на дерево забраться, что верблюду в ушко иголки пролезть, — спокойно ответил дед Михей, решая, как ему поступить. Послать Леньку в поселок?.. Если он попадется под руку диверсанту, тот не пощадит мальчонку. Нет, надо идти самому.
— Я бегом! Всю дорогу буду бежать, — быстро сказал Ленька.
— Оставить тебя на острове?.. — дед Михей посмотрел на внука. — Проведет он тебя, матерый бандит. Ишь, сколько дней скрывался.
— Вас он не обманет, а я к капитану, — настаивал Ленька.
Дед Михей задумался и ничего не ответил внуку. Потом встал и позвал за собой Леньку.
— Знаешь, Лень, зачем он хочет попасть сюда? — спросил он, выходя на полянку, где когда-то останавливались диверсанты. И сам же ответил: — Груз его здесь!
— Дедушка, да мы все обыскали.
— Видимо, не все, коль не нашли!
Дед Михей осторожно подошел к неширокому кругу серой золы, оставшейся от костра диверсантов. Посредине его сунул железный щуп. В земле оказалось что-то твердое. Старик повозился и обнаружил под золой железный ящик. Заделав все снова так, как было до сих пор, дед Михей решил идти в Бугровой сам.
Ленька остался один. Дотемна он сидел на дереве. Наблюдая за островом, повторял наказ деда:
— Появится — бей дробью по ногам… Появится — по ногам…
…Дед Михей уже шагал по дороге в поселок, когда пошел мелкий, осенний дождь; шурша в траве, он поил сухую степь.
Кондаков, задыхаясь от усталости, без отдыха спешил к острову. Он уже видел себя там, представлял, как отроет все закопанное ими и опять вывернется! Он так ярко видел дальнейшее, что забывал о настоящем, и несколько раз сбился с пути. Распутывая тропы, начинал злиться и от этого еще дольше не мог сориентироваться. Прошло больше половины ночи, прежде чем он отыскал самый короткий путь к острову и, как ему показалось, быстро пошел вперед. Но шел он медленно: голодовка сказывалась. Отощавший, обросший, он походил на дикого зверя. Не скоро он вышел к болоту, за которым высился остров, заросший ивами. Вышел и вдруг увидел, что на востоке уже начало сереть. Его покинули силы.
«Не успею до света перейти болото! — чуть не закричал Кондаков. — Надо вернуться!» — и все же шагнул в воду, видя перед собой свои ящики. Ящики, которые спасут ему жизнь.
Он до колен увяз в грязь. С трудом вытащил ногу, еле переставил ее. Сердце бешено колотилось. Дышал он тяжело, со злым хрипом. Сцепив зубы, выпрямился и упрямо устремился к острову.
— Надо успеть! Успеть! Пока не рассвело! Надо! — повторял он при каждом шаге. — Надо!
Кондаков шел к острову. Он уже был около берега, когда далеко в море показалось солнце и вокруг стало светло.
Глава четырнадцатая
Ленька заметил человека, когда тот был еще посредине болота. Он шел толчками, будто с каждым шагом собирался побежать.
— Он! — прошептал Ленька. Ему даже показалось, что он видит широкоскулое лицо, злые глаза, ощупывающие Леньку так же, как и тогда в доме. Ему вдруг стало страшно от этого взгляда.
Ленька кубарем скатился с ивы.
— Идет! — прошептал он.
Дед Михей, ночью вернувшийся из поселка с Захаровым, посмотрел на старшего лейтенанта.
— Ну вот, дождались, — сказал он. — Мы его с тобой, Леонид, как гостя, ждали, провалиться бы ему в тартарары!
Захаров быстро поднялся на дерево.
Из болота выходил диверсант. Таким и представлял его себе старший лейтенант. Как хищник, спешил в затаенное логово Кондаков. Он шагнул на остров, пригнулся и побежал к зарослям. Старший лейтенант слез с ивы, посмотрел на деда Михея. Тот улыбнулся. Потом повернулся к встревоженному медлительностью старших внуку, сказал:
— Сам идет.
— Товарищ старший лейтенант, дедушка, капитан всем говорил… чтобы обязательно живым, — прошептал Ленька.
В конце острова тревожно застрекотала сорока. Всем стало ясно, что диверсант вышел на тропу, которая приведет его к поляне, где зарыты ящики.
— Пошли, — скомандовал дед Михей и повел всех по тропе, давно тщательно расчищенной от сушняка.
Шли бесшумно. Сорока, растревожив синиц, изредка верещала на опушке. Значит, диверсант вошел в чащи, куда эта белобокая вещунья не особенно любит залетать. Но тут подняли писк синицы.
Дед Михей вышел к поляне, что-то тихо спросил у Захарова. Тот согласно кивнул головой.
— Лень, затаись здесь, — прошептал дед Михей. — А как мы начнем его крутить, давай на помощь. Только осторожно.
— Быстренько, Леня, — подтвердил Захаров.
Ленька, не производя даже шороха, скрылся в зарослях. Дед Михей замер перед самым выходом тропы на поляну. Захаров прошел несколько шагов вперед по тропе и исчез.
Писк синиц приближался. Вот одна из них вылетела на полянку, присела на ветку, под которой лежал Ленька, повела головой, посмотрела вниз. Ленька не шелохнулся. Птица перестала интересоваться им, вновь затренькала, запищала, видя человека на тропе.
На повороте показался высокий, худой, в залитой кровью фуфайке, диверсант. Он шел, озираясь по сторонам. Широкоскулое лицо, заросшее черной дремучей щетиной, было страшно. В правой руке он сжимал пистолет, чуть поводя им из стороны в сторону, готовый нажать спуск при малейшем шорохе. Увидев полянку и на ней нетронутый круг золы от своего костра, Кондаков улыбнулся. Облегченно вздохнув, выпрямился и, не озираясь, быстро зашагал по тропе: он видел полянку, видел, что грузы целы! Вывернулся!.. От этой мысли Кондаков засмеялся, хрипло, с подвывом.
У Леньки сжалось от страха сердце, он тихо вздрогнул. Сидевшая над ним синица с писком прыгнула вниз. Диверсант хотел оглянуться, но от удара старшего лейтенанта полетел вниз лицом. Падая, он нажал на спуск. Блеснуло пламя выстрела. В следующую секунду дед Михей уже сидел верхом на Кондакове и, заломив ему руки за спину, вязал их веревкой. Ленька бросился помогать.