Страница 35 из 123
С 8 по 14 марта мир пережил еще одно потрясение, вызванное участием США во вьетнамском конфликте. Война обходилась Соединенным Штатам примерно в тридцать миллиардов долларов ежегодно, и баланс выплат дефицита размером в три с половиной миллиарда был столь чудовищным, что такие меры, как ограничения зарубежных поездок, оказывались бесполезными. Финансируя войну, Соединенные Штаты использовали золотой запас, составлявший к тому моменту лишь половину от послевоенного (по окончании Второй мировой войны он равнялся двадцати четырем с половиной миллиардам долларов). Стоимость доллара была привязана к золоту, и биржевики, оценивая вышеназванные цифры, делали вывод о неспособности США удержать цену золота на уровне тридцати пяти долларов за унцию: согласно теоретическим расчетам, у США не хватит резервов, чтобы продавать его по тридцать пять долларов всем желающим, и это приведет к росту цен на золото. В этом случае владельцы золота получили бы баснословную прибыль. То же самое случилось с английской валютой в ноябре 1967 года, когда британцы провели девальвацию фунта. Бум, возникший в результате деятельности перекупщиков золота, породил панику, которую пресса назвала «самым сильным в истории всплеском «золотой лихорадки». Более двух тонн золота стоимостью двести двадцать миллионов долларов перешло из рук в руки на лондонском рынке золота, в результате чего был установлен мировой рекорд по продажам этого металла в течение одного дня. В Швейцарию попало столько золота, что в одном из банков из-за увеличения веса хранимых в нем ценностей пришлось укрепить подвал. Экономисты всего мира предрекали наступление катастрофы. «Мы присутствуем при первом акте депрессии мирового масштаба», — говорил британский экономист Джон Вейзли.
Пока мир негодовал, наблюдая, как расходы Америки на военные действия во Вьетнаме дестабилизируют мировую экономику, гримаса войны становилась все уродливее. 14 марта американское командование сообщило, что на прошедшей неделе было убито пятьсот девять и ранено две тысячи семьсот шестьдесят шесть военнослужащих США. В итоге общее число потерь с 1 января 1961 года достигло 139 801 человек (из них убитыми — 19 670). Это было значительно меньше, нежели за три года войны в Корее, где погибло тридцать три тысячи человек. Однако впервые общее число потерь во Вьетнаме, включая раненых, превысило потери, понесенные в Корее.
16 марта двадцать третья пехотная дивизия — так называемая Американская дивизия — вела бои на территории Центрального Вьетнама вдоль бурого берега Южно-Китайского моря. В деревне Сон-Май в тот день они перебили около пятисот мирных жителей. Больше всего убийств было совершено в небольшом поселении Май-Лай, однако жестокости творились повсюду. Пожилые люди, женщины, мальчики и девочки, младенцы планомерно расстреливались (часть войск отказалась в этом участвовать). Один солдат дважды промахнулся, посылая пули из пистолета 45-го калибра в лежащего перед ним на земле младенца, прежде чем попал в цель (в это время его товарищи хохотали над тем, какой он плохой стрелок). Они бросали гранаты в бомбоубежища под домами, где пытались укрыться жители. Тех, кто выбегал наружу, спасаясь от взрывов, расстреливали. Дома были сожжены. Том Глен, солдат одиннадцатой бригады, написал письмо в штаб дивизии, сообщил о преступлениях и ждал ответа.
Какими бы ни были основания для отказа Джонсона участвовать в предвыборной гонке, отказ этот породил странную ситуацию. Демократы выдвигали Юджина Маккарти из Миннесоты — этот сторонник мира отказывался сформулировать какую бы то ни было программу, выходящую за рамки этой проблемы, — и сенатора от штата Нью-Йорк Роберта Кеннеди, который, согласно февральскому выпуску журнала «Фор-чун», пользовался наибольшей неприязнью деловых кругов. Молодежь 1968 года, знаменитая тем, насколько она была чужда «традиционной» политике, вдруг начала восхищаться двумя кандидатами, боровшимися за то, чтобы участвовать в выборах от правящей партии. Оба этих человека, принадлежавшие к традиционному политическому истеблишменту, сумели снискать доверие и уважение молодежи, у которой слова «демократы» и «либералы» неизменно вызывали усмешку. Никто не верил, что им удастся надолго сохранить за собой «поле битвы». Очевидно было, что политический истеблишмент выдвинет своего собственного кандидата — все полагали, что им станет вице-президент Губерт Хамфри, — однако на тот момент происходящее казалось забавным. На агитационном плакате Маккарти был изображен сенатор, окруженный молодежью. Подпись гласила: «Наши дети вернутся домой».
Внезапно к избирателям пришла надежда.
Внезапно они вернулись в основное русло политической жизни Америки. И оказалось, что это совсем другая страна.
Внезапно дети со всей присущей им сообразительностью и невероятной энергий бросились в политику. И нас ждут новые выборы.
Генри Киссинджер, ставший советником по вопросам безопасности при Никсоне, дал интервью журналу «Лук», в котором проявил присущую ему невероятную способность: его слова звучали весомо, будучи абсолютно неправильными.
«Я сочувствую страданиям молодого поколения. Ему недостает образцов, у них нет героев, оно не видят великой цели, к которой движется мир. Но отказ от военной службы есть деструктивное явление с точки зрения общества. Императивы личности всегда противоречат устройству общественного организма. Отказываться от военной службы следует лишь в случаях, сложнейших с моральной точки зрения, и события во Вьетнаме — не из их числа. Это, очевидно, явление не того масштаба».
Очевидно, Киссинджер был не в состоянии понять «страдания молодого поколения». Для начала, у этого поколения оказалось столько героев, что из их имен можно было составить длинный список, хотя ни самого Киссинджера, ни тех, кем он восхищался, в нем не найти. Большинство из них не являлись ни политическими лидерами, ни генералами, они не занимали ведущих постов в государстве. У тогдашней молодежи всего мира были одни и те же герои; само открытие, что в любой стране можно найти тех, кто думает так же, как и ты, волновало всех. Для американцев же воспринимать жизнь в «международной перспективе» оказалось делом необычным. Можно возразить, что появление спутниковой связи и телевидения вызвало к жизни формирование первого «глобального» поколения. Но следующим покрлениям такой космополитизм уже не был присущ.
Другой факт, необычный для американцев, заключался в том, что авторитетом пользовались интеллектуалы. Возможно, писателем, оказавшим в 60-х наибольшее влияние на молодежь, был француз, родившийся в Алжире, — лауреат Нобелевской премии Альбер Камю. Он погиб в автомобильной катастрофе в I960 году в возрасте сорока семи лет (как раз тогда, когда началось десятилетие, которое должно было стать для него наиболее плодотворным). Благодаря эссе 1942 года «Миф о Сизифе», где он доказывал, что человеческое существование в основе своей абсурдно, его имя часто ассоциируется с экзистенциализмом. Однако сам он отказывался рассматривать себя как часть этого течения. Он был не из тех, кто охотно присоединяется к начинаниям других, что являлось одной из причин большего к нему почтения, нежели к экзистенциалисту и коммунисту Жану Полю Сартру, даже несмотря на то, что Сартр в 60-х был жив и принимал участие в студенческом движении Камю сотрудничал с движением Сопротивления, участвуя в борьбе против оккупационного режима, установленного нацистами во Франции (он работал в подпольной газете «Борьба»), и его произведения неоднократно поднимали тему побуждающего к действию морального императива. Его роман 1948 года «Чума» рассказывает о докторе, который рискует собой и своей семьей, пытаясь избавить общество от обнаруженной им болезни. В 60-х студенты всех стран мира читали этот роман, и для них он прозвучал как призыв к активности.
Знаменитая речь Марио Савио 1964 года «Пришло время, когда ненависть к действиям машины стала столь сильна, что вы... бросаетесь собственным телом на шестерни... и останавливаете ее» звучит как строки из «Чумы». «В нынешнее время я испытываю лишь одно чувство — чувство протеста, яростное и безумное», — писал Камю. Участники движения за гражданские права были знакомы с его произведениями: волонтеры Эс-эн-си-си передавали его книги друг другу. Том Хейден писал, что он считает Камю одним из тех, кто оказал влияние на его решение оставить журналистику и стать активистом студенческого движения. Эбби Хоффман использовал Камю для объяснения некоторых идей движения «Йиппи!», ссылаясь на его слова из «Записных книжек»: «Революция, ставшая мифом, имеет решающее значение».