Страница 13 из 53
Первый же шурф дал содержания на один золотник и пять долей больше, чем определили Овручев с Василием раньше, а из шурфа в средней части россыпи, против ранее установленного (2 золотника 87 долей) больше в пересчёте на сто пудов песков. Россыпь оказалась даже богаче, чем предполагалась по прежним расчётам. Егорыч забрался на склон долины и вместе с Акимом принёс оттуда из небольшой ямы, выкопанной в средней его части, мешок с глинистой щебёнкой. Промывка этой породы показала наличие крупного золота.
— Здесь ещё одна россыпь, только не речная, как в днище долины, а склоновая — делювиальная. Но ещё требуется разведать, — заключил Борис Егорович.
Тут же на месте наметили, с чего начать работы по добыче. Решено было построить домики и начать убирать с россыпи верхние пустые породы. Одновременно построить золотомоечную машину.
Егорыч официально сообщил Василию о том, что берётся за добычу металла, но сначала всё обустроит. Ударили по рукам. Борис Егорович Воскресный загорелся созданием здесь прииска на много лет работы. Это была та россыпь, о которой он уже давно мечтал. По его мнению россыпь содержала более четырёхсот пудов золота, а склоновая могла дать, по его прикидке, ещё не менее ста пудов.
Василия мучила мысль — хватит ли его денег на обустройство прииска и первый сезон промывки золота. До получения золота и его реализации идут только затраты. Однако с Егорычем этим своим сомнением он делиться не стал. К чему приведёт, в конечном итоге, эта его забота, станет понятным через пару лет, а пока дело пошло своим чередом.
Набег хунхузов на прииск
Один раз, приехав на «Валунистый», Василий с удовольствием отметил, что его добыча золота лучшая из всех, виденных где-либо. Больше сюда он не приезжал. Всем заправлял Егорыч с двумя помощниками, которые появились после отъезда хозяина и никогда его не видели.
Каждый промывочный сезон стабильно извлекался металл с небольшим, около пуда, приростом, а Егорыч, докладывая об увеличении золотодобычи, и себя не обижал. Василий знал это, но считал, что человек при таком хозяйстве должен быть заинтересован. К чести Егорыча, он не брал себе слишком много, фунтов пять с добытого пуда золота.
При докладе хозяину начальствующий на прииске делал раскладку трат с особыми бумагами, где были реестр взяток, подарков и откупаемых от и для многочисленных инспекторов и ревизоров Горного округа. Отдельную бумагу Егорыч составлял по поднятым старателями самородкам. За самородки, в зависимости от их веса, плата выдавалась на месте. Она составляла около трети их реальной стоимости. Помощники Егорыча командовали один на промывке, другой на обогащении шлихов и извлечении золота в заключительную стадию процесса.
Тех работяг, которые пытались утаить поднятие самородка, карали нещадно. Пороли при всех и выгоняли с прииска в тайгу. Никто из них до жилых мест не добирался. На другие прииски их не брали. Все начальствующие на приисках в той округе (во все стороны вёрст двести) знали друг друга и о подобных случаях сообщали всем «соседям».
Помощники через своих людишек среди рабочих знали всё, что происходило в их среде. Иначе и нельзя было. Места-то были лихие, как, между прочим, и люди.
С развитием добычи золота в Дальней тайге обычно к осени, после того, как о работе прииска становилось известно, вокруг начиналась тихая, очень скрытая от всех, тёмная деятельность. Чёрные скупщики ворованного на приисках золота появились в тайге и искали контактов с работавшими там людьми. Это была, да и сейчас есть, такая категория людей, рискующих жизнью, которым, казалось бы, всё нипочём. Крепкие, ловкие, знавшие все тропы и потаённые места, имеющие крепкие связи с бедолагами или даже видными людьми из местных, среди охотников, рыбаков, часто государевых чиновников — они существенно уменьшали статистику добываемого в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке золота. По оценке историка частного золотого промысла России — Л. В. Сапоговской — от 20 до 33 процентов добываемого в дореволюционной России золота не учтено. Заметим, что это скромная оценка. В неучтённом металле, помимо прочего, доля чёрной скупки была весьма высока.
Часто среди работавших на прииске рабочих, а иногда и технического персонала, серьёзные скупщики имели сообщников.
Скупщики не могли появляться на приисках, а их сообщники просто так пойти погулять в тайгу по понятным причинам также не могли. Все люди на прииске жили вместе и трудились сообща, на глазах друг друга. Охрана также не дремала, доносительство на ближнего было системой и поощрялось начальством.
На прииске Василия работало сорок три человека, из них трое руководили. Двенадцать человек составляла охрана из казаков во главе с урядником. Охрана появилась с начала промывки песков, когда завершились подготовительные работы. На вскрыше пустых пород и строительстве работало в два раза меньше рабочих, а охраны всего два человека.
Теперь же на прииске было более полусотни человек. Егорыч считал, что в его команде все люди лично ему известные много лет и золото не воруют. Однако он ошибался, и выяснил это вовсе не на прииске.
Верстах в трёх от прииска в сухой долине с родником было стойбище. Там летом жила обширная семья тунгусов. Эвенки это были или якуты, никто не разбирался, но в этом стойбище жила летняя жена Егорыча, внучка главы рода. Сорокашестилетний Егорыч, имевший в Бодайбо семью и трёх детей, с июня по конец октября, а иногда и дольше, становился двоежёнцем. Куда отправляется начальник раз или два в неделю, знали помощники, кто-то из рабочих догадывался о причинах отлучек, но этот вопрос никем не обсуждался. Направляясь на стойбище, Егорыч обычно вёз подарки и припасы, в том числе и водку, до которой все местные были весьма охочи с детского возраста, а в стойбищах к его приезду варили оленину.
Чугунки, топоры уральской стали, две пилы, новые ботала[12] для оленей (стадо было — голов двести), табак, стальные ножи и три ружья Егорыч обеспечил этому роду и был, как бы сказали православные, их ангелом-хранителем. То, что он ночевал у одной из внучек старейшины, туземцами воспринималось как должное, они мечтали о новых членах рода от русского тойона[13]. Даже местный шаман, которого Егорыч ненавязчиво прикармливал отдельно, не возражал. Ая, так звали внучку, родила ему двух сыновей, но это позже. А сейчас, выпив хлебной всем родом, откушав вкуснейшее мясо оленины, в ожидании чая Егорыч расслабился. Заботы улетели, как сытые кедровки. Потрескивал костёр, что-то по-своему заунывно, под ритмичные удары бубна, то ли пел, то ли вещал шаман, Егорыч чувствовал волнительное дыхание Аи на своём плече. Тут отец Аи, путая русские слова со своими, рассказал, что намедни видел приискового человека с чужим — китайцем. Егорыч тут же выпал из грёз. Тунгус рассказал, что он искал отбившихся оленей и по следу вышел в урочище Духов. «Меньше версты до прииска», — отметил про себя Егорыч. Из полупонятного рассказа он всё же уразумел, что седобородый русский — человек с прииска — чем-то менялся с китайцем — человеком с косицей и ружьём за спиной.
Седобородый был выше китайца и в три раза шире, а манжур имел рост такой же, как рассказчик. Рост отца Аи был чуть больше двух аршин. Насколько русский был выше китайца, тунгус показал собственной ладонью, приложив её к голове. Ещё у русского он заметил длинный нож в ножнах у камуса[14]. Гость и почти родственник сего племени понял, кто этот русский с прииска. Беспокойство переросло в волнение. Это был Фрол Обрубков — один из двух его помощников, который командовал съёмом и обогащением золотых шлихов, получаемых после промывки. Это был особо доверенный Егору человек, от сноровки которого зависело, сколько золота добудет прииск. За день до отъезда, после очередного съёма с обоих промприборов концентрат был снят и обработан. Получили восемь фунтов, 47 золотников и 21 долю шлихового золота. Фрол под оком Егора взвесил металл и ссыпал его в железный ящик, где хранилась и накапливалась добыча прииска. Зная, что ещё двое суток съёмов металла не будет, он отпросился у Егора порыбачить в соседней, за небольшим хребтом, речке. Егор отпустил его, сказав, что завтра он отъедет по делам и чтобы Фрол успел вернуться. При отъезде Егора на прииске всегда командовал Фрол. Он же был единственным седобородым, хотя почти все мужики прииска носили бороды. По облику низкорослый Фрол был почти квадратным — что в рост, что вширь почти одинаков.
12
Ботало — глухая погремушка, колокольчик из железного, медного листа или дерева, подвешивающиеся на шею пасущейся коровы или лошади.
13
Тойон — титул князька — главы отдельного племени якутов.
14
Камус — кожа с ног оленей.