Страница 11 из 53
Работу он бросил, в середине дня лёг в балагане у огня. Глаза его лихорадочно блестели, лицо почернело от переживаний, сказать товарищу о находке, или нет. А вдруг, если скажешь,тот отнимет самородок или заставит делить его на три части, ведь перед умирающим человеком, который вывел их на золото, оба божились. Может быть, взять и, ни слова не говоря, уйти. Однако куда — на прииск «Василиса» или в посёлок? До прииска 20 вёрст, до посёлка 560. Идти одному тяжело и страшновато. Надо делить продукты, значит, объяснять причину ухода. Мысли крутились, как в водовороте, в поисках выхода.
Если бы Серёга посмотрел на себя со стороны, то, наверное, ужаснулся.
Вернувшийся Николай, добыча которого за световой день составила две таракашки и пять жучков, позвал Сергея кушать. Тот отговорился, что не хочет. Это удивило напарника, и он, заглянув в балаган, спросил, не заболел ли товарищ. Тот что-то резко ответил и повернулся к стене. Николай поужинал, подбросил поленьев в костерок и улёгся с другой стороны огня. Быстро уснул. Проснувшись под стрекот кедровок на рассвете, он не обнаружил рядом напарника. Наверное, уже работает. Однако стука кайлухи слышно не было. Исчезла котомка и ружьё. В углу, где были продукты, их количество, и так небольшое, резко уменьшилось. Предчувствуя недоброе, он сбегал на шурф Сергея, но никого там не обнаружил. Таз для промывки породы стоял пустой, но лопаты и кайла не было.
Вернувшись к балагану и ещё раз внимательно проверив продукты, он понял, что напарник сбежал. Не выдержал и подался на прииск. Обидно, противно, но Бог ему судья.
Попив чаю, Николай приступил к обычной их работе. Пока в одном тазу глинистая вода отстаивалась, он разминал и месил породу в другом. К вечеру он извлёк из гравия и гальки самородок с грецкий орех и восемь таракашек. На другой день среди обломков он обнаружил золотую веточку длиной с указательный палец и ещё пяток таракашек и три жучка.
Его кожаный мешочек с драгоценным металлом тяжелел с каждым днём. Продукты, а вернее, их остатки, он разделил на две неровные части. Большую, если её можно так назвать — на неделю работы и меньшую — на дорогу до прииска. Через четыре дня продукты, выделенные на неделю, кончились.
— Всё, возвращаюсь к людям!
В заветном мешке было, вероятно, несколько более
7 фунтов металла.
— Отдам треть вдове, а то, что останется, это для одного тоже неплохие деньги.
Тазы, кайлы, лопату занёс в балаган, загородил в него вход дёрном и отправился в сторону прииска по уже известной дороге. Две ночовки у костра, и он на месте. В день его прихода повалил снег.
О Серёге на прииске никто ничего не знал. Он сюда не приходил. Через день ударили морозы. Промывка остановилась, люди стали собираться в посёлок. В 180 верстах у большой реки их ждал последний пароход. Партия старателей после двух недель хода погрузилась на пароход и вернулась в посёлок до следующей весны. Николай сдал золото в контору, получил деньги, третью часть, как было условлено, отправил вдове умершего старателя. Сергей в посёлке так и не появился.
Весной, когда сошёл снег, Николай отправился попробовать на золото один ручеёк, где в прошлые годы он намыл неплохое золото в верховьях, решив забраться в его истоки, где металл должен быть крупнее.
Отойдя вёрст с 80 от посёлка и двигаясь по давно нехоженой тропе, он буквально наткнулся, чуть не наступил на белого цвета кости. К его ужасу тут же лежал обглоданный человеческий череп. Рядом на пне он увидел пробитый короткой кайлушкой и вбитый острым клювом в пень также белый череп и позвоночник зверя. Какое-то жуткое ощущение сковало человека. Он узнал кайло. Это был инструмент Сергея. Кинувшись к останкам бывшего напарника, он решил собрать кости и похоронить их. Многих фрагментов не хватало, видать, зверьё растащило. Обойдя поляну ещё раз, он наткнулся на человеческую кость руки. Потянул её, но она застряла в развилке куста. Пришлось зайти с другой стороны. Когда он всё же вытащил руку, из костяшек — фаланг пальцев ладони — выпал чёрный предмет и звякнул о камень. Подняв его, Николай понял, что это самородок странной, похожей на человеческое сердце формы.
Чёрное сердце было наискось перечёркнуто царапиной яркого золотого цвета. Причина побега напарника стала очевидной, так же как и его страшный конец.
Николай представил, как усталый, голодный, замерзающий человек вступил в схватку со стаей волков, одного из которых сумел буквально вбить в пень, прикрепив его к дереву, как энтомолог жучка булавкой к картонке, но это было и всё. На земле остался только скелет и тот странный самородок, который и привёл человека к гибели.
Похоронив останки, приладив крест на могилке, Николай вернулся в посёлок.
Отчистил самородок в кислоте, сдал его в контору, получил деньги. Третью часть суммы переслал вдове старателя, который моет драгоценный металл на небесах.
Потрясённый Константин Демьянович молчал, когда старец Василий закончил своё повествование. Старик, кряхтя, встал, и из-за иконы, что в красном углу светёлки, что-то достал и протянул хозяину. Демьяныч взял сей предмет. В его руках бархатистым блеском засветился тяжёлый самородок в форме человеческого сердца.
Василий и Егорыч
Когда после оформления документов на приобретение участка на притоке реки Жуй Василий встал перед проблемой добычи золота, то, может быть впервые, он задумался. Это были думы не о его собственной жизни. Его поразило, что все вопросы, которые возникли, были из разряда горной науки и практики золотодобычи, а также рутинной части забот купечества и общения с властью по поводу его собственности. Если с годами общения и работы в паре с профессором Овручевым геологические и горные проблемы он понимал и знал фактически, то организационно-денежная часть и степень законности своих действий в случае начала добычи металла для бывшего кавалергарда были весьма туманны. С другой стороны, он видел много примеров крушения надежд на быстрое обогащение при получении участка для добычи жёлтого металла. За почти двадцать лет, прошедших с тех пор, когда он сам перечеркнул свою карьеру придворного офицера и, по жизни, начал с «чистого листа» в неведомом крае, подобного состояния своих собственных раздумий он не знал. Это было настолько ново и волнующе, что требовало не столько с кем-то поделиться, как получить совет опытного знающего человека.
Учитель и советчик в области золота, как объекта добычи, у него был, а вот гора проблем, связанных с тем, как всё организовать и не «вылететь в трубу», чего очень не хотелось, оказалась без нормальной ясности. Плана действий у него не было, но был фактор времени. Надо было торопиться.
Василий Авенирович сидел на частной квартире в Иркутске. Шёл февраль месяц. Овручев отъехал в Санкт-Петербург на заседание императорской Академии наук, а Василий, разглядывая официальные документы на право добывать золото, теребил затылок, пытаясь для себя решить, что же дальше.
Перебирая в памяти свои знакомства, он вспомнил, что ещё в бытность свою в столице, где-то в кабаке его познакомили с Петром Прейном, который был золотопромышленником и лихим гулякой. Он вспомнил его рассказ о том, как, возвращаясь из тайги, тот был застигнут снежной пургой и спасся, переночевав в брошенной медведем берлоге, закрыв лаз в берлогу мешком с остатками продуктов и золотым песком, который добыл прошедшим летом. Этот человек сам из любопытства уехал в Сибирь, продав имение в Новгородской губернии, и занялся золотым промыслом. Дружба их была короткой, так как они познакомились где-то за полгода до бегства Василия из столицы. Василий сообразил, что Прейн и сейчас занимается золотом, так как эта фамилия, необычная для слуха, мелькала и в Иркутске, то ли в газетах, то ли... Впрочем, где, он не смог сообразить. Однако компанейского, незлого и честного парня он очень хорошо помнил. А что, если это тот самый Петя, с которым они прекрасно проводили время в Санкт-Петербурге?