Великие рогоносцы

Эпиграфом к этой главе, дорогой читатель, мы бы взяли такие вот слова Р. Амбелена: „Если бы Генрих IV умел обуздывать свои страсти, каким он мог бы стать великим королем!“

„Эх, испортил песню, дурак!“ — это Барон из „На дне“ Горького при известии о смерти Актера. Какую несмолкаемую песню истории, а даже триумфальные гимны славе и победе испортил Генрих IV, великий французский король, своими любовными связями! Песня-гимн осталась недопета! Погиб во цвете лет, славы и могущества замечательнейший из королей от шального ножа фанатика, безумца. Погиб глупо, едучи со своим внебрачным сыном на излечение его от импотенции и увлечения мужским полом к известной куртизанке, которую сам неоднократно „испробовал“. Эта известная певица Поляна любовные арии своего сопрано перемежала с любовными мелодиями своего тела, равного которому по красоте в мире не было. Но такие гимны красоте женщины Генрих IV пел всегда и почти всем женщинам. Это был галантный кавалер и с самого раннего возраста. С того самого времени, когда, вырвавшись из-под строгих нравоучений своей матушки Жанны — Наваррской королевы, попал в пятнадцатилетием возрасте в объятья скромной девочки — дочери садовника Флоретты. Историки потом, совсем замороченные беспорядочными любовными связями короля, начнут по-бухгалтерски „нумеровать“ любовниц Генриха IV. Так вот, они считают, что простая девочка Флоретта была первой его любовницей, начавшего половую жизнь очень рано.

Всю жизнь придворные будут иронизировать по поводу сатириаза Генриха, а придворный Сигонь такую вот эпиграмму на него написал:

Великий Генрих, наш герой,

Испанцев гордых бил не глядя,

Но что нам делать, коль порой

Он был рабом своей же бляди!

А великий Александр Дюма так писал о Генрихе IV: „Генрих Беарнский был самец. Больше чем самец, сатир. Взгляните на его профиль. Ему недостает только заостренных ушей. И если ноги у него не козлиные, то по крайней мере, козлиный аромат“.

Ну что же, дед его воспитывал в истинно крестьянском духе, не до ароматов тут. „Питание и гардероб ребенка регламентировались его дедом. Питание сводилось к пеклеванному хлебу, говядине, сыру и чесноку, а одежда состояла из камзола и крестьянской обувки. Большую часть времени он бегал по скалам босоногий и без шапки. Превратился в неутомимого ходока. Сохранил привычку разговаривать с людьми любого сорта“. Чувствуете, дорогой читатель, какой это демократичный король! Где уж ему хорошо пахнуть, если уже с самого дня его рождения дед смазал его губы чесноком и на всю жизнь наградил невыносимым запахом пота. Генрих IV был грязнуля.

От него, извините, перло, как от измученной лошади. Он сам этот запах воспринимал, как мужской. Ни Мария Медичи, ни первая его супруга королева Марго не могли выдержать этот запах и, идя с ним в постель, обильно поливали себя духами. Любовницы затыкали носы в надушенные платочки. Зато… Зато это был пламенный любовник, горячий, порывистый, неистовый и… покорный. „Всю жизнь он шел на поводу у своих любовниц, которым достаточно было не впустить его в постель, чтобы добиться от него всего, чего они желали“.

А они желали, дорогой читатель, ни больше ни меньше, только стать французскими королевами. Законными. Отсюда всегдашняя, ставшая уже надоедливым стереотипом, манера Генриха IV обещать им это. Иногда устно, иногда письменно. Обещание давалось, чтобы никогда не быть исполненным. Страсть приходила и уходила, слова забывались, но бумага оставалась, пятном ложась на характеристику Генриха IV как короля, не сдерживающего своего слова.

Горячий, порывистый, всегда в движении, успевал все, от анализа мельчайших деталей реформ своего государства до альковных дел.

Австрийская королева Мария-Тереза. Рожала детей и толстела, толстела…

„Никогда его не видели сидящим. Никогда не выглядел уставшим. Только стоя он выслушивал послов, только стоя председательствовал в советах, а потом, распустив совет, вскакивал на коня и становился яростным охотником. „Дьявол о четырех ногах“ — называл его народ“.

Но надо всеми его делами, привязанностями, увлечениями господствовала ЛЮБОВЬ. Любовь с большой буквы, любовь всегда или почти всегда страстная, неистовая, и мы с недоумением читаем такие вот отзывы о любовных возможностях короля его придворного Таллемана де Рио: „У Генриха было великое множество любовниц, но в постели он бывал не слишком расторопен, а поэтому всегда носил рога“, — резюмирует хроникер, наблюдавший четверть века за жизнью короля.

„Вот тебе бабушка и Юрьев день“, — хочется нам воскликнуть! Это про Великого любовника, неистового сатира, который для любовных утех любое государственное дело отложит? В чем дело? А может, придворный личную антипатию к королю чувствовал, что такую нелестную характеристику о сексуальных возможностях короля выдал? Ведь в действительности было как раз все наоборот. Мы не сексопатологи, чтобы разгрызать сию проблему. Но наш „крестьянский разум“ нам подсказывает, почему некоторые, даже почти все любовницы действительно имели любовников, без конца „наставляли ему рога“, а некая острая на язычок Генриетта де Антраг даже его называла: „Господин хочет, да не может“, то есть обвиняла в импотенции. В двух словах о неистовой страсти Генриха не расскажешь. Перевернуты сотни документов, прочитаны десятки монографий уважаемых биографов. Вывод один напрашивается: с потенцией было у Генриха IV ох как все в порядке, но испорченным, сексуально развращенным барышням непривычен был ядреный и безвкусный „черный хлеб“, им подавай пикантное нежное блюдо долгого обольщения, любовных игр, изысканность интимных ласк, на которые рубашечный, слишком темпераментный, слишком „цельный“ Генрих был просто не способен. Отбрасывая нудную хронологию, анатомический анализ, попросту заглянем в альков этого „великого рогоносца“, величие чувства которого намного превышало ничтожество чувства его многочисленных любовниц.

Любовниц у Генриха IV было великое множество. И, как всегда бывает, сплетни, взрастившие этот слух, увеличили их до немыслимого количества: чуть ли не до двух тысяч. Скрупулезный историк Кондратий Биркин, любящий во всем точность, уселся за их арифметические подсчеты… и насчитал, фи, всего пятьдесят шесть штук. Оказалось, не так уж и много, как на великого развратника пристало. Но это не считая разных „проходных“ любовниц, которые мелькали в ложе короля с быстротой секундной стрелки, особого следа ни в жизни короля, ни в истории не оставляя, — успокаивает читателей Кондратий Биркин, обескураженный таким ничтожным у короля количеством любовниц. Да, разврат короля на проверку оказался ничтожнее его величия. Всех этих горничных, маркиз, монашенок и простых сельских девушек мы тоже во внимание принимать не будем. Их действительно было много. Король был темпераментен и любил секс. Отношение Генриха к этим любовницам было разное. Одним он обеспечивал будущее, замуж выдавал, приданое давал, других оставлял, нимало о их будущем не беспокоясь, и девушки вели жалкое нищенское существование и чуть ли не умирали с голоду. Одних рожденных от таких любовниц детей король любил, признавал своими, других нет. И не потому, что был жестоким и бессердечным, а из-за своего легкомыслия. И если Генрих IV, остыв к предмету своей страсти, загорался новым чувством, прошлая связь его уже совершенно не интересовала. Он часто любил сиюминутно, но горячо, истово, но как соломенный, огонь быстро гас и зажечь наново его мог только новый объект.

Многие любовницы Генриха IV были фрейлинами его жен — королевы Марго и Марии Медичи. Тут прямо по присказке: „Зачем далеко искать, когда можно взять, что под рукой лежит?“ И направляясь в спальни своих жен, он часто задерживался по дороге в спальнях их фрейлин. Особого внимания этим временным и краткосрочным любовницам историки и исследователи не уделяли, если не считать тех, о которых королева Марго сочла нужным упомянуть в своих воспоминаниях. Писатель Брантом, влюбленный, как говорится, „по уши“ в королеву Марго, ее воспоминания очень хвалил, отмечая их высокую литературность. Нам же они представляются скучным бесцветным изложением своей тяжкой жизни под боком деспотичной матушки Екатерины Медичи и варвара братца Генриха III, в которых и намека нет на правду и искренность. Обелить себя, смазать с лица земли свою порочность — такова цель воспоминаний Марго. И пусть она в памяти потомков представится не развратной королевой, вечно организующей интриги, преследующей любовниц своего мужа, и даже его намеревавшейся убить, но героиней на меру Жанны д’Арк, в своем ложе спасающей протестантов от резни Варфоломеевской ночи, всегда протягивающую дружественную ладонь Генриху IV и с огромной симпатией относящейся к его любовницам. Все это не так и очень далеко от правды.