Страница 2 из 100
Тело будто бы оживает по кускам. Печет щека, которую обожгла крапива. Коленка ноет. Нога. Ребра. Что-то с глазом. Скоро будет трясти, лучше чуть-чуть подождать, пока отпустит. Я уселась в траву, сорвала стебелек, разжевала его. Во рту стало кисло-сладко, как от недоспевшего арбуза.
Прошлым летом мы напали на село, где они росли, и мне немного досталось арбуза. С тех пор мы с Мышем называем абрузиками такие сочные стебельки.
Мыш сел рядом, посмотрел с сочувствием, коснулся своей щеки:
- Талиша, у тебя это...
- Фингал?
- Ага.
- Не страшно. Видел, как я Прыща разделала? Он еле шел! Надо было сильнее его помять.
- Пожалела?
- Я? Я - пожалела?! Зарги не жалеют. Слушай, может, тебе к мягкотелым уйти? Тебе с ними лучше будет.
Он насупился и мотнул головой. Обиделся? Не хотелось его обижать, и я поспешила исправиться:
- Я буду без тебя скучать... Нет, не уходи. Тебе нельзя, ты слишком... Слишком зарг. Слушай, - я развернулась к нему, убрала с лица спутанные пряди волос. - Я и правда урод?
Мыш впился в меня взглядом, будто в первый раз увидел. Шумно поскреб в затылке, сморщил лоб и выдал:
- Да не очень.
И снова захотелось его ударить, но я не стала. Он ведь прав, у меня зеленые глаза, а не карие, как у всех заргов. Пустые. И кожа противного бледного оттенка, я краснею, когда злюсь, и все смеются, обзывают вареным раком. Наверно, моя мать была мягкотелой. Если меня к ним запустить, интересно, догадаются, кто я?
Но ведь в остальном ведь я - зарг! Волосы и брови такие же черные, узкое лицо, тонкий нос - все как у правильного зарга! И душой я самый-самый зарг. Всем им докажу, всем, кто смеется. Если кто выберет меня в свадебный день, буду биться до последнего и выйду из схватки победителем. Тогда я стану темлойн, свободной женой, мне позволят надеть панцирь, и Рока выкует мне меч. Хочу легкий и изогнутый, когда попробует крови, назову его Зар. И никакой мужчина не будет иметь надо мной власти, я сама буду выбирать мужей, и смогу уйти, если надоест. Буду, как и другие темлойн, сражаться, а не рожать и в шатрах сидеть, как женщины-зудай.
- Когда свадебный день? Завтра? - уточнила я, глядя на подрагивающие пальцы.
- Ага. Пойдешь смотреть? Бабы говорят, наш шад хочет жениться на шадди мягкотелых. Она у них смешным словом называется как же... кряжка...
- Княж-на, - вспомнила я. - А шад ихний - книязь. Конечно пойду, хочу посмотреть, как дерется мягкотелая. Говорят, не все они трусы, у них есть воины, сильные, как зарги.
Мыш скривился:
- Баранье стадо. Зачем шаду в жены овца? Наших мало?
- Не знаю, - я дернула плечом и скривилась, представляя бледную хилую мягкотелую.
- Пойдем, что ли, к дипродам.
Мы взбежали на пригорок и рванули к стойлу, сбитому из бревен. Конечно же, я обогнала Мыша, перемахнула через ограду, приземлилась возле огромного самца с длинным седым гребнем вдоль хребта, похлопала по панцирной боковой пластине.
- Привет, Даки!
Дипрод дернул ушами, повернул здоровенную башку - раза в три больше моей - вытянул коротенькую шейку, я почесала нежную кожу между шейными пластинами. От удовольствия зверюга смежила веки, задергала хоботком и захрюкала.
- Сильный старик Даки! - приговаривала я, гладя складки его хоботка, очищая веки от прикипевшей грязи.
Дипроды жили столько же, сколько люди. Большие дети выбирали себе детеныша и воспитывали. Зверь вырастал в три раза больше человека, но хозяина все равно слушался. Если, конечно, правильно воспитывать.
Девчонкам дипрод не положен - зачем он будущей зудай? - кроме тех, кто хочет быть темлойн, как я. Но даже мне нормальных детенышей не досталось, и дали полудохлую самочку. Но ничего, я ее выхожу, выкормлю, будет сильная и послушная, вместе на войну пойдем.
Мыш залез на забор и не решался спрыгивать - а вдруг затопчут дипроды? Стыдный у меня друг, трусливый. Надо будет его перевоспитать.
Почти все дипроды спали, лежа на земле, будто множество каменных глыб. Две самки бодались безрогими лбами и пытались сдвинуть друг друга с места.
Перед тем как переступить невысокую ограду и пойти к молодняку, я села на спину к спящей мамаше моей девочки, разогнала мух, почесала за маленьким розовым ухом. Дипродиха вздохнула и замурчала, ее хоботок затрепетал, шерсть на хребте заколыхалась.
- Спи, пойду-ка я Тишу проведаю.
Дипродыши напоминали здоровенных свиней: такие же безволосые, только вместо пятаков - морщинистые хоботки длиной в две ладони. Пластины брони у них начнут нарастать года через три. С хрюканьем и повизгиваньем мелкота ломанулась ко мне, оттеснила к забору. Каждый дипродыш тянул морду, получал свою порцию ласки, потом уходил - будто понимал, что больше не получит.
Тиша, самая маленькая из всех, грустно стояла в сторонке. Наконец я протолкнулась к ней, обняла, погладила по голове:
- Что ж ты, моя хорошая, опять загрустила?
Тиша издала смешной прерывистый звук: "м-м-м-м", будто жаловалась на что-то.
- Ты голодная? Эти свинорылы сожрали все вкусное, а тебе не оставили?
"М-м, м-м". Показалось, что она соглашается. Придется ее подкармливать, а то так и не вырастет.
- Ну, идем со мной, прогуляемся!
Тиша взвизгнула и побежала впереди, едва не сбивая с ног. Остальные дипродыши рванули следом, радостно похрюкивая. Задрожала земля. Сначала я подумала, это потому, что дипроды побежали, но нет. Мыш заорал:
- Талиша! Кто-то приехал, побежали смотреть!