Дитя Ее Высочества

– Жар, – кивнул красавчик. – Пламя, просто.

– Хорошо, но с одним условием.

– Все что угодно для прекрасных глаз леди!

– Женись!

Такое предложение произвело на герцога неизгладимое впечатление. Со стороны могло показаться, что его конь резко встал и Далан едва не вылетел из седла. На самом же деле, животное было совсем не причем. Просто юноша как будто грудью на невидимую стену налетел.

– Э-э-э… – только и сумел промычать в ответ блондин, столь непредусмотрительно раскидывающий обещания.

– Чего «э»? – передразнила его колдунья, ехидно, истинно по-ведьмовски, прищуриваясь. – Женись, говорю, и стану я твоей. И штучкам обучу, и весь жар приму, какой бы он там не был. А то как в постель тянуть, так первый. А как честно отношения узаконить, так в кусты? Кому говорят: женись, хороняка!

Последнее прозвучало столь угрожающе, что рука герцога невольно дернула повод, и конь шарахнулся в сторону.

– Как хорошо, что ты у меня не такой… – шепнула Фрейда, нежно глядя на суженного. – Ты честный.

– Я – да, – приосанился певун и вдруг о чем-то задумался. – Слушай, а жениться – это в смысле: сходили в церковь, первая брачная ночь, всё твоё – моё и разбежались? Или в смысле: вместе навсегда, кто в доме хозяин и: «Я принцессе пожалуюсь!»? – осторожно поинтересовался рыжий и тут же поспешно добавил, – Ну мы же любим друг друга, правда, заинька? А ничто так не разрушает любовь, как быт. Да и на расстоянии чувства становятся только крепче. И редкие встречи придают отношениям особенную остроту.

Фрейда, совершенно спокойно выслушавшая эту сбивчивую и, в общем-то, бессвязную тираду помолчала немного, заставляя нареченного изрядно нервничать.

– Знаешь, любимый, – пропела она не без извечного женского ехидства и чувства превосходства, которые появляются у дам, убежденных: суженный её теперь и на боевом слоне не объедет. – Не помню, говорила я тебе или нет, но меня воспитали строго и в старых традициях. Поэтому, как бы не сильна была моя любовь к тебе, уверяю, что первый озвученный тобой план нереален. То есть, вообще никак.

 – Нет? – удручённо и ни на что уже не надеясь, уточнил певун.

– Нет! – решительно и безапелляционно отрезала Фрейда.

Все-таки, и в этой хрупкой застенчивой девушке уже начала созревать женщина. Собственница. Хищница. Мегера.

***

А пока спутники строили матримониальные планы, настроение их хозяев тоже успело поменяться, и лирику сменила жесткая правда жизни. Приходиться признать, что в этот раз вина целиком и полностью лежала на принце.

­– Вот бы это проклятое Нечистым путешествие никогда не заканчивалось, – едва слышно призналась в своих желаниях Её Высочество.

К несчастью Дарин, как и все мужчины обычно туговато слышавший голоса чужих душ, понял всё по своёму. И сказанное нежной Лареллой с женского языка на человеческий было переведено следующим образом: «Неизбежный печальный конец приближается и скоро тайна моего обмана и позора станет достоянием гласности!».

А за таким подробным подстрочным переводом вспомнилось, что, вообще-то, Его Высочество – обманутый муж. И супруга пришла в его объятия совсем не юной целомудренной девой. Да и, в конце концов, крови она Дарину успела перепортить немало. А вся эта экспедиция задумывалась лишь затем, чтобы окоротить буйный нрав супруги.

И, вообще: мужчины не должны размякать и увлекаться романтикой! Портрет истинного воина стоит писать короткими, но выразительными мазками: хмур, угрюм, вонюч, волосат, слегка пьян и слов любви не знающий.

Со всем по отдельности у принца выходило, может, и неплохо. Но общее впечатление в последнее время создавалось всё-таки не то, не то.

– Предчувствуете скорую расплату за былые грехи, дорогая моя? – слишком мрачно, чтобы это прозвучало ехидно, поинтересовался Дарин.

– Мои грехи? – искренне изумилась принцесса.

Не то чтобы грехов она за собой не знала. Просто девушка прибывала в уверенности, будто спрятаны они весьма надежно. И уверенность эта имела под собой серьезные основания.

– Вашим актерским талантам стоит рукоплескать стоя, – скривился Его Высочество так, будто у него зуб разболелся. – Но в данной ситуации ангельское личико, невинные глазки и глупое хлопанье ресничками не помогут. Это отцовство можно оспорить, а вот материнство все же сложновато.

– Чье материнство? – Лара, сама того не подозревая, и ресничками похлопала, и голубые глазки широко распахнула, и личико у неё олицетворяло саму невинность.

– Ваше, – ещё мрачнее хмыкнул Дарин, – ваше, не моё же.

– А вот это мило! ­­­– восхитилась Её Высочество. – И моим талантам рукоплещут! Хотелось бы посмотреть, как вы обвините меня в вашем же материнстве. Тьфу ты, отцовстве!

– В моём? – теперь настал черед принца задирать брови. – Конечно, за мной числится много грехов и даже преступлений. Но в создании детей меня еще не обвиняли.

– Просто святая невинность, держите меня семеро, а то я от смеха лопну! – не смотря на свои, весьма громкие, заверения, Ларелла не торопилась не только лопаться, но и просто смеяться. Напротив, она опасно прищурилась, буравя супруга яростным взглядом. – А вон в том замке, скажете, не ваш ребёнок?

– Не мой, – помотав кудлатой головой, заверил жену принц. – Там, насколько мне известно, именно ваш ребёнок.

– Каким же образом вы меня обвините в рождении вашего сына? – задохнулась от такой наглости Лара.