Страница 48 из 53
Для объяснения происхождения «говорения» птиц может быть выдвинута сигнально-адаптивная гипотеза: «говорение» птиц — биоценологическое явление. Самая первая имитация голоса чужого вида могла возникнуть случайно, как один из витков эволюции. В дальнейшем имитация голосов чужих видов могла оказаться выгодной для имитирующего в борьбе за выживание в условиях конкуренции за пищу, территорию, самку и т, д.
Звукоподражание расширило коммуникационные способности особи, затем вида, закрепилось в ходе естественного отбора. Будучи выгодным для одной особи, оно стимулировало идентичное поведение другой. На основе звукоподражания развилась коммуникативная функция акустической сигнализации, которая стала таковой в результате того, что приобрела определенную внешнюю направленность, кроме направленности «на себя», птица благодаря этой направленности получила возможность лучше ориентироваться в пространстве, лучшей адаптации к среде.
Процесс «говорения», известный только для птиц, содержащихся в неволе, неотрывно связан с общим имитационно-акустическим процессом. Обращает на себя внимание тот факт, что птицы могут быть имитаторами самых разных звуков в природе, но «говорят» только при общении с человеком. Имитаторство, будучи важным адаптивным явлением, расширяет экологические возможности особи отражать окружающую действительность и общаться с наиболее жизненно важными объектами.
В домашних условиях таким объектом становится человек, с которым необходимо общаться, так как он — источник этологического и экологического комфорта. «Говорение» возникает на рефлекторной основе в рамках общей имитативной деятельности, где сигнальным фактором является голос человека, с подкреплением этологическим и экологическим комфортом в форме ласки и пищи, удовлетворения потребности в общении. Очень сложными являются отношения имитаторства у птиц, на воле и в неволе. Остается неясным, почему сигнализация одних видов становится объектом имитации других.
Птицы-пересмешники, или, как их еще называют, птицы-мимы, будучи выращенными собственными родителями на воле, все равно имеют тенденцию к подражанию голосам чужих видов, а попугаи разных видов, в частности волнистые попугайчики, на воле не пересмешничают и не подражают звукам неживой природы. Они активно учатся у представителей своего вида, у доминирующих, наиболее «уважаемых» особей видовой сигнализации, но не вплетают в свой репертуар сигналы чужих видов.
Здесь мы коснулись очень интересного акустического явления в жизни птиц на воле — пересмешничества, т. е. копирования сигналов других видов птиц. Происхождение и функции этого феномена еще недостаточно изучены, но ясно, что пересмешничество, а также способность обучаться у птиц вообще является биологической основой такого феномена, как «говорение» птиц в неволе. Среди птиц — имитаторов чужих сигналов и других звуков известны и хорошие имитаторы человеческой речи, например скворец и сойка.
Функции мимикрии, т. е. подражания, непосредственно связаны с методикой обучения «говорению» и с факторами, влияющими на обучение и последующее воспроизведение выученных имитаций. Подражание голосам чужих видов обогащает вокальный репертуар имитирующей птицы, что дает ей определенные этологическио преимущества при маркировке и защите гнездовой территории, привлечении полового партнера, защите от врагов, словом, почти во всех случаях использования звуковой сигнализации в общении с биоценотическими и популяционными партнерами.
Функции мимикрии в значительной степени совпадают с функциями акустической сигнализации вообще. Использование подражания расширяет, уточняет и углубляет действие видоспецифичной сигнализации в определенных жизненно важных ситуациях. Так же как акустическая сигнализация в целом, звуковая мимикрия в наибольшей степени типична для класса птиц. Звуковая мимикрия, расширяя диапазон действия видоспецифичного сигнала, изменяет его до определенной степени, полного изменения видовой сигнализации не происходит, так как это привело бы к смешению видов, особи в пределах вида не узнавали бы друг друга. Этого не происходит еще и потому, что каждый вид и даже особь по-разному имитируют одни и те же сигналы.
«Говорящие» названия птиц
Посвятив нашу книгу новому бурно развивающемуся направлению на стыке наук — экологической биолингвистике, мы не можем ограничиться рассмотрением одного из главных ее разделов — «говорящих» птиц, хотя в соответствии с названием книги именно «говорящим» птицам мы уделяли до сих пор основное внимание. Однако впечатление читателя об экологической биолингвистике птиц будет, конечно же, неполным, если мы хотя бы вкратце не расскажем еще об одном разделе, а именно звукоподражательных названиях птиц.
Замечательный советский орнитолог Георгий Петрович Дементьев (1898–1969) и один из авторов этих строк впервые обратили внимание на то, что названия многих видов птиц, обладающих звучным, заметным в природе голосом, в языках самых разных народов произносятся похоже (Дементьев, Ильичев, 1963). Такими названиями являются звукоподражательные названия, они имеют общую, единую основу в виде голоса соответствующей птицы.
Наиболее яркими примерами «говорящих» звукоподражательных названий являются названия вороны и кукушки на разных как родственных, так и неродственных языках.
Кукушка (рус.) — kukulka (пол.) — kukačka (чеш.) — coucou (фр.) — cuculo (итал.) — cuco (исп.) — cuco (португ.) — cuc (рум.) — cuculus (лат.) — käki ((ин.) — kägu (эст.) — kakuk (венг.) — куку (марийский) — кикы (удм.) — guguk (тур.) — куке (татар.) — кокук (башк.) — какку (узб.) — kökök (каз.) — köök (хакас.) — кукук (чуваш.) — гугу (азерб.) — kükük (кирг.) — гугули (груз.) — cuckoo (англ.) — koekoek (гол.) — Kuckuck (нем.).
Примерно такая же цепь звукоподражательных названий и для вороны, с той только разницей, что все они распадаются на два класса: тяготеющие к лексической основе «кар-кра-кор» и «вар-вор-вра».
Ворона (pyc.)-wrona (пол.) — врана (болг.) — варона (белорус.)-corneja (португ.) — corvus (лат.) — varis (фин.) — vares (эcт.) — varju (венг.) — варака (мордов.) — корак (марийский) — kargasi (тур.) — карга (татар., башк., узб., кирг.) — хара (хакас.) — курак (чуваш.) — гара (азерб.) — гарга (туркм.) — krage (дат.) — kraka (швед.) — kråke (норв.) — kráka (исланд.) — crow (аyгл.) — kraai (гол.) — Krähe (нем.).
С древнейших времен человек, соприкасаясь с птицами, начал имитировать их сигналы. Звукоподражание прошло долгий и сложный путь, прежде чем стало человеческим словом.
Сейчас нам ясно, что «говорящие» названия птиц — лишь конечное звено в общей имитационной системе общения человека с птицами. Эта система включает самые разные имитации, здесь и чисто голосовые, и лексические имитации и разнообразные переходные варианты от одного типа к другому. Процесс формирования подражательного названия — это ряд сложных преобразований. Вероятнее всего, он был начат в тот далекий период, когда человек впервые заметил, что если он правильно скопирует голос птицы, например призывной голос самца, то это обеспечит ему успех на охоте (что в ту пору было жизненно необходимо). Вероятно, именно в то время появился первый прообраз современного вокатива типа «ку-ку», «кар-кар» или «тега-тега». Наверно именно так древний человек, общаясь с себе подобными, обозначил соответствующих птиц, уловив прямую связь между голосом птицы и самой птицей. Это было началом абстрагирования и категоризации. Человек на примере с птицами выделил наиболее «заметный» признак предмета, наиболее его характеризующий — голос. Этот признак оказался характерным для всей категории предметов, т. е. для всех птиц, принадлежащих к определенному виду.
Вероятнее всего, это произошло в период становления человеческого языка, когда голосовой аппарат человека был еще очень хорошо приспособлен к воспроизведению звуков дикой природы, а его чуткий слух цепко схватывал наиболее важные звуковые компоненты сигнала птицы. Нужно ведь было скопировать наиболее информативные компоненты сигнала. Ведь в птичьем голосе не все компоненты одинаково важны, есть шумы, есть элементы повторения, так называемая избыточная информация. Но для того, чтобы приманить птицу, т. е. воздействовать на ее поведение, нужно было обратиться именно к наиболее важному компоненту. Веками оттачивались голосовые имитации, со временем в них оставались копии наиболее важных и информативных частей птичьего сигнала, на этой основе и возникли много позже «говорящие» звукоподражательные названия птиц. Это — одна из причин их феноменальной живучести, стабильности и схожести на разных языках.