Страница 54 из 58
Казалось бы, среди всего этого невероятного изобилия атланты могли жить беспечно и праздно, ни в чем не нуждаясь, подобно людям золотого века в царстве Крона или же Адаму и Еве в садах библейского Эдема. Но мы этого почему-то не видим, напротив, атланты одержимы лихорадочной жаждой деятельности. Подобно участникам знаменитого «столпотворения вавилонского», они непрерывно что-то сооружают — прорывают огромные каналы, оросительные и судоходные, перебрасывают через них мосты, возводят стены вокруг своего главного города, с необыкновенным искусством украшают святилища своих богов и царские дворцы золотом, серебром, орихалком, слоновой костью, строят гавани, верфи, арсеналы. Все эти сооружения грандиозны так же, как и сама природа Атлантиды. В них есть что-то исполинское, сверхчеловеческое.
На фоне роскоши и великолепия цивилизации атлантов жизнь первоначальных Афин производит впечатление патриархальной простоты и скромности. Здесь нет ничего, даже отдаленно напоминающего грандиозные сооружения метрополии атлантов. Описывая афинский акрополь тех времен, Платон бегло перечисляет общие жилища сословия воинов, помещения для их совместных трапез (сисситий), гимнасии, очевидно устроенные прямо под открытым небом, святилища опять-таки самого простого типа. Ничего яркого, запоминающегося, останавливающего внимание. Никаких излишеств и роскоши в быту даже среди представителей господствующего сословия. Платон особо отмечает, что воинам было строжайше запрещено употреблять изделия из драгоценных металлов и вся их жизнь была подчинена принципу умеренности, являя собой наглядное воплощение знаменитого дельфийского изречения, приписываемого, кстати, Солону: «Ничего слишком». «Блюдя середину между пышностью и убожеством, они (воины. — Ю. А.) скромно обставляли свои жилища, в которых доживали до старости они сами и потомки их потомков, вечно передавая дом в неизменном виде подобным себе преемникам». Если, устраивая жизнь своих атлантов, Платон продумал до мелочей все, что касается комфорта и гигиены («купальни, из которых одни были под открытым небом, другие, с теплой водой, были устроены как зимние, причем отдельно для царей, отдельно для простых людей, отдельно для женщин и отдельно для коней и прочих подъяремных животных»), то для обитателей древних Афин автор «Крития» ничего такого не предусмотрел, очевидно полагая, что с них было довольно и того, что им дала сама природа, а именно проточной воды, которой их снабжал единственный источник на акрополе.
Еще одна важная черта цивилизации атлантов — это, как мы сказали бы теперь, чрезвычайно высокий уровень ее научно-технического оснащения. Правда, Платон нигде специально не говорит о научных знаниях атлантов. Но уже по тому бегло сделанному как бы с высоты птичьего полета описанию страны атлантов и их главного города, которое автор «Крития» предлагает нашему вниманию, можно понять, как много значила наука в жизни этого народа. Атлантида в изображении Платона — это настоящее царство математики, которой сам философ, заметим это попутно, отводил первое место среди всех других наук. Здесь всюду, как сказал поэт, «дышит жар холодных числ», все подчинено точному расчету. Ландшафт Атлантиды — это прежде всего комбинация различных геометрических фигур. Главная равнина острова имеет очертания вытянутого в длину прямоугольника, широкой стороной обращенного к морю. Ее природные очертания еще более подчеркнуты окаймляющим всю равнину гигантским каналом, от которого расходится целая сеть малых каналов. В прямоугольник равнины вписаны три концентрических водных круга, разделенных двумя земляными кольцами. В центре круга, на островке в пять стадиев в поперечнике, — акрополь столицы атлантов. С морем его соединяет идущий строго по радиусу из центра круга канал. Ширина водяных и земляных колец, опоясывающих акрополь, соотносится как 3 к 2 и к 1. Грандиозные архитектурные и инженерные сооружения атлантов, конечно, не могли бы возникнуть, если бы их создатели не владели обширными познаниями в механике, физике, геологии, химии и других науках.
Однако знания научные тесно переплетаются в культуре Атлантиды со знаниями совсем иного свойства, а именно с магией и колдовством. Точные математические расчеты, использованные при постройке каналов, гаваней, крепостных стен и т. п., при ближайшем ознакомлении с ними оборачиваются пифагорейской мистикой чисел. На это обратил внимание в своей книге об Атлантиде русский философ-мистик Д. С. Мережковский: «Математической точностью он (Платон. — Ю. А.), может быть, хочет уверить нас в действительности того, что описывает; но это плохо ему удается: мифом пахнет его математика… Так в ледяных кристаллах геометрии закипает у Платона огненное вино мистерии; проступает сквозь математику страшно-огромный сон самого титана, небодержца Атласа». Магическая подоплека цивилизации атлантов особенно ясно проступает в той части «Крития», где Платон очень подробно и с явным удовольствием описывает загадочные и довольно мрачные обряды, которыми сопровождались проходившие через каждые пять или шесть лет встречи десяти царей Атлантиды, во время которых, как здесь сказано, «они творили суд и подвергались суду».
В отличие от атлантов граждане первоначального Афинского государства не знают ни магии, ни науки. Судя по тому, что рассказывает о них Платон, они живут в почти первобытной чистоте и невинности, еще не вкусив плодов от древа познания. Во всем полагаются на богов и не пытаются подчинить себе силы природы с помощью тайных знаний, как делают это атланты, а лишь приспосабливаются к ним. Их жизнь более естественна и потому более гармонична.
И наконец, еще одно важное различие существует между двумя государствами. Атлантида, какой ее описывает Платон, прежде всего грозная военная держава, жадно стремящаяся к захвату чужих земель и покорению других народов. Среди невероятного обилия даров природы, обладая несметными богатствами, атланты с завистью взирают на своих соседей и стремятся завладеть их достоянием. Это вынуждает их непрерывно наращивать свои воинские силы. Военная мощь атлантов может сравниться разве что с огромными армиями Персидского царства. По исчислениям Платона, их пешее войско составляло 1200 тысяч человек, конница насчитывала 240 тысяч всадников и 10 тысяч боевых колесниц, флот — 1200 военных судов. С этими силами атланты не только утвердили свое владычество по ту сторону Геракловых столпов, на океанских побережьях Европы и Ливии, но и вторглись В пределы Средиземноморья, завоевав все северное его побережье вплоть до Тиррении (Этрурии) и все южное вплоть до Египта. Лишь вмешательство афинян смогло остановить их дальнейшее продвижение. Вместе с тем, как и всякие агрессоры, атланты живут в непрерывном страхе и ожидании вражеского вторжения на свою территорию. Видимо, именно этот страх заставил их превратить свой главный город в неприступную крепость с тщательно продуманной системой оборонительных сооружений.
Древнейшие Афины, судя по тем фактам, о которых нам сообщает Платон, также были могущественным государством, хотя в чисто арифметическом исчислении их военные силы несравнимы с силами империи атлантов (по словам Платона, сословие воинов или стражей, из которого комплектовалась основная часть афинского войска, насчитывало всего 20 тысяч человек). Далее мы узнаем, что власть афинян простиралась в те времена на всю Элладу, хотя основывалась она не на насилии и принуждении, как владычество атлантов, а на добровольном подчинении «худших» «лучшим». «Во всей Европе и Азии, — замечает Платон, — не было людей более знаменитых и прославленных (чем афиняне. — Ю. А.) за красоту тела и за многостороннюю добродетель души». В описании древних Афин мы, таким образом, не находим тех, видимо сознательно подчеркнутых, признаков милитаристского, империалистического государства, которыми Платон, конечно же, вполне обдуманно наделил свою Атлантиду.
Развернутое сравнение «допотопных» Афин с Атлантидой приближает нас к правильному пониманию основного замысла великого философа. Совершенно очевидно, что Платон хотел столкнуть между собой два прямо противоположных и потому уже по самой своей природе враждебных друг другу типа государства и показать читателям, что из этого должно получиться. Для него самого исход этого столкновения был, по-видимому, вполне ясен уже с самого начала. Если учесть, что свое праафинское государство Платон, несомненно, совершенно сознательно сделал точной копией того идеального утопического полиса (аристократии), который он во всех деталях обрисовал в своем большом трактате «Государство», а Атлантиде столь же сознательно придал черты во всем противоположного аристократии, ненормального, или, как выражается сам философ, «лихорадящего» государственного устройства, превратив ее тем самым в своеобразную антиутопию, то становится совершенно очевидным, что победу в этой титанической борьбе двух миров должны были одержать, конечно же, афиняне. Платон и сам не скрывает своих намерений, объявив устами Сократа — главного действующего лица почти всех своих диалогов, — что ему хотелось испытать проект идеального полиса, представив его в действии, а лучшим способом такого испытания была, конечно же, война.