Рассказ о шпионе

— Что бы ты сделал? — спросил Ферди.

— Накостылял бы ему, Ферди.

— И-и-я! — с сомнением произнес Ферди. — Давай выпей. — Он взял со столика фужер и протянул мне.

— Твое здоровье, Ферди.

— Твое здоровье. Нет, маленькая свинья разозлилась потому, что я не уступил. А так как он оказался таким ублюдком, я еще сбросил три ядерные глубинные бомбы у побережья Новой Земли. Были уничтожены две подводные лодки. Шлегель был настолько взбешен, что вырвал ленту распечатки из машины и гордо удалился с пункта управления даже не попрощавшись.

Ферди не заметил, что расплескал шампанское. Я понял: он слегка опьянел.

— Что теперь будет, Ферди?

— Ну вот. Я бы тоже хотел знать. Ждем маленькую свинью в любую минуту. — Он потянулся, чтобы потрепать таксу. — Хороший Бодин! Хороший песик. — Но собака, оскалив клыки, попятилась под стойку, и Ферди потерял равновесие.

— Я слушаю.

— А что я должен был делать — бежать за ним и отменить приглашение? — Он пролил шампанское на руку и слизал капли.

— Смотри, фужер уронишь.

— Маленькая свинья. — Ферди поднял фужер на уровень груди и опустил голову. Он был похож на большого взлохмаченного медведя и в нем была та же неуклюжая сила, что у этого враждебного создания.

— Что делают «синие» — разве можно так сближать две подводные лодки?

Ферди понимающе улыбнулся, вытер рот черным шелковым носовым платком, который достал из верхнего кармана.

— Шлегель прогибается перед адмиралами. Подсказывает им, как выиграть игру.

— Сделай одолжение, Ферди. То, что случилось сегодня, всего лишь самая типичная глупость «синих». Шлегель здесь не причем. Если он решит тебя достать, то будет делать это не так.

— Значит, компьютер ошибся. — Ферди позволил себе улыбнуться. Неисправность машины — эту причину мы приводили, чтобы прикрыть самые глупые человеческие ошибки. Фоксуэлл пожал плечами и взмахом руки пригласил меня в гостиную. Когда я проходил мимо, он взял меня за руку: — Я потерял этот чертов приказ на боевые действия Северного флота.

— Ну и что? Возьми еще один экземпляр.

— Я думаю, его Шлегель украл. Он заходил на пункт управления «красных», когда я был на завтраке.

— У него есть свой экземпляр. Ему стоит только попросить и, если нужно, еще дюжину напечатают.

— Я знаю, что не должен был этого говорить. — Ферди пригладил волосы, поднял фужер и одним глотком осушил его.

— Я не улавливаю, — признался я.

— Бодин, Бодин, — он встал на колени и звал собаку, но она к нему не подошла. — Неужели ты не понимаешь, что это нечестный способ избавиться от меня? — Его голос раздавался из-под стойки.

— Обвинив тебя в нарушении мер безопасности?

— И это сработает, разве нет? — Он выплевывал слова, и было понятно, что Ферди и меня полностью не исключает из «заговора». Возможно, этот рассказ был только его способом выразить Шлегелю недовольство.

— Жизнь слишком коротка, Ферди. Шлегель ублюдок, ты это знаешь. Если он решит избавиться от тебя, то вызовет к себе в кабинет и скажет прямо в глаза.

Ферди взял еще фужер с шампанским и протянул мне, приняв от меня пустой.

— Не перестаю себе это повторять, — сказал он.

Позвонили. Ферди беспокойно глянул на входную дверь.

— Морду ему набить, говоришь?

— Смотри только, чтобы за лодыжку не схватил.

Ферди улыбнулся.

— Я открою, — крикнул он, поднял фужер и допил шампанское. — Мы обосновались в библиотеке. Приходи туда, хорошо? Я думаю, ты всех там знаешь.

Это был любопытный вечер и все же нелегко передать его атмосферу. Все, должно быть, догадались, что внимание будет приковано к Шлегелю. Не потому, что он начальник Ферди, — не все присутствующие знали об этом, настолько поверхностно хозяин представлял гостей друг другу, — а благодаря личности Шлегеля. И это не совсем из-за его энергетической расточительности. Причина была и не в резонирующем голосе, делавшим ненужным крик. Причина была в атмосфере неуверенности, которую генерировал Шлегель, и, казалось, находил в этом удовольствие. Вот, например, что произошло дальше.

Шлегель обошел библиотеку, внимательно разглядывая резьбу, мебель, орнаменты, книжный шкаф. Затем подошел к пятифунтовой деревянной статуэтке средневекового пилигрима, стоявшей в углу.

— Чертовски привлекательная штучка, — сказал Шлегель голосом, который нельзя было не услышать.

— Разрешите предложить вам выпить, — обратился к нему Ферди.

— Настоящая?

Ферди налил Шлегелю еще.

Шлегель кивнул в знак благодарности и повторил свой вопрос:

— Настоящая, да? — Он похлопал деревянного монаха по руке, как часто хлопал меня, и затем замолчал, прислушиваясь. Может быть, он и мою подлинность всегда проверяет.

— Думаю, да, — извиняясь, проговорил Ферди.

— Да-а? Во Флоренции продают пластмассовые фигурки… такие же как эта, никогда не подумаешь, что ненастоящие.

— Правда? — Ферди покраснел, как будто иметь подлинную деревянную статуэтку было плохим тоном и стоило купить пластмассовую.

— Пятьдесят долларов штука, невозможно отличить. — Шлегель посмотрел на Фоксуэллов.

— Вы ужасный дразнилка, полковник Шлегель, — хихикнула Тереза.

— Ну, может быть, они стоят и сотню. Мы видели пару превосходных ангелочков — девяносто восемь долларов, — красавцы, скажу я вам. — Он повернулся и начал изучать большие настенные часы в стиле «чиппендейл». Гости опять заговорили, но очень тихо, ожидая, что будет дальше.

Мэрджори взяла меня за руку. Миссис Шлегель улыбнулась нам:

— Не правда ли, прекрасный дом?

— А я много слышала о вашем чудесном крытом соломой коттедже, — сказала Мэрджори.

— Мы любим его, — ответила миссис Шлегель.

— Между прочим, — начал я, — эта соломенная крыша очень симпатичная. И она подлинная, а не пластмассовая.

— Хочется в это верить, — рассмеялась миссис Шлегель. — Чэс сделал девяносто пять процентов крыши голыми руками: местный специалист был всю неделю занят на фабрике.

В это время к Терезе подошел дворецкий и сказал, что можно приглашать гостей к столу.

Я слышал, как миссис Шлегель сказала:

— Как говорят в рекламе кока-колы, нельзя превзойти подлинную вещь, миссис Фоксуэлл. — Она засмеялась, слуги открыли двери в столовую и зажгли свечи.

Выходной костюм темно-синего цвета с воротником, отороченным тесьмой, выгодно подчеркивал атлетическую фигуру Шлегеля. Миссис Фоксуэлл была не единственной женщиной, отметившей привлекательность гостя. За обедом Мэрджори села рядом с ним и ловила каждое слово. Я знал, что мои ужасные истории о Шлегеле теперь завоюют мало симпатий.

Свечей на столе было достаточно для того, чтобы столовое серебро сверкало, а женщины выглядели красиво, чтобы Шлегель мог отделить кусочки трюфелей от яйца и сложить их на край тарелки как трофеи.

На столе еще стоял полный графин вина, когда женщины были удалены из-за стола. Мужчины наполнили свои бокалы и придвинулись ближе к Ферди. Я знал из всех. По крайней мере их имена. Алленбай — молодой профессор новейшей истории из Кембриджа, на нем была кружевная вечерняя рубашка и вельветовый галстук. У него бледная кожа и идеальный цвет лица. Все свои серьезные высказывания Алленбай предварял словами: «Конечно, я не настолько верю в капитализм…»

— Коммунизм — это опиум для интеллектуалов, — сообщил нам мистер Флинн своим мягким голосом с акцентом графства Корк. — Выращенный, переработанный и экспортируемый из СССР.

Флинны строили клавесины в отремонтированном доме шропширского священника. Здесь был и молчаливый мистер Доулиш, смотревший на меня стальным хищным взглядом, с которым я однажды уже познакомился. Доулиш — высокопоставленный гражданский чиновник, который никогда не допивает свое вино.

Элегантный доктор Эйшельбергер после написания научной статьи «Физика водяных пластов и изменение температур в северных широтах» поймал на литературном поприще если не славу, то фортуну. Все его последующие научные работы были напечатаны, засекречены и отосланы в управление разработки подводных вооружений Министерства ВМС США.