Путешествие внутрь страха

Шок от осознания привел Грэхема в чувство. Он взглянул под ноги.

Работа Баната, разумеется. Маленького турка, наверно, оглушили в его каюте или возле нее, уволокли с глаз долой сюда, в ближайший свободный номер, и прирезали, пока он еще оставался без сознания. Мёллер решил избавиться от возможной угрозы и без помех заняться главной жертвой. Грэхему вспомнился шум, разбудивший его ночью; должно быть, звуки доносились из соседней каюты. «Ни в коем случае не выходите до восьми часов утра: может быть опасно». Мистер Куветли собственному совету не последовал, а за дверью каюты и вправду оказалось опасно. Мистер Куветли говорил, что готов умереть за свою страну, — и умер. Вот он лежит: мясистые кулаки жалко стиснуты, бахрома седых волос запачкана кровью, губы, так много улыбавшиеся, раскрыты и неподвижны.

По коридору кто-то прошел; Грэхем вскинул голову. От звука и движения его мысли прояснились. Он начал думать — спокойно и быстро.

Судя по тому, как запеклась кровь, мистера Куветли убили раньше, чем пароход остановился. Намного раньше! Он не успел запросить разрешение и отплыть на лоцманском катере. Если бы успел — когда подошел катер, мистера Куветли стали бы везде искать и нашли. Но его не нашли. Он путешествовал не с паспортом, как все, но с дипломатическим документом, дающим право свободного пересечения границы; поэтому эконом не ждал, что мистер Куветли подаст ему свои бумаги. Значит, если только эконом не проверит пассажиров по списку вместе с генуэзским офицером паспортного контроля — а Грэхем по опыту знал, что в итальянских портах этим часто пренебрегают, — никто не заметит, что мистер Куветли не сошел с корабля. Мёллер и Банат скорее всего на то и рассчитывали. Если вещи убитого упакованы — стюард отнесет их в таможенную постройку вместе с другим багажом и решит, будто владелец не показывается, чтобы не давать чаевых. Если Грэхем никого не позовет — труп обнаружат через несколько часов или даже дней.

Грэхем закусил губу. Внутри медленно зрела холодная ярость, заглушавшая чувство самосохранения. Если позвать на помощь, можно обвинить Мёллера и Баната, но удастся ли уличить их в убийстве? Само по себе обвинение не будет иметь никакого веса. Скорее решат, что оно — уловка, попытка Грэхема скрыть собственную вину. Эконом, к примеру, с радостью поддержит такую теорию. То, что Мёллер и Банат путешествуют с фальшивыми паспортами, безусловно, удастся установить, но уже одно это займет время. В любом случае итальянская полиция не выпустит Грэхема из страны — и вполне обоснованно. Мистер Куветли умер, стараясь вовремя доставить Грэхема в Англию; как глупо, как нелепо, что именно из-за мертвого тела мистера Куветли Грэхему и не удастся выполнить контракт! Но если Грэхем хочет спасти свою шкуру — именно так и следует поступить. Только Грэхем поступить так отчего-то не мог. Он стоял над телом того, кого Мёллер описывал как патриота, и чувствовал, что главное сейчас — сделать так, чтобы смерть мистера Куветли не стала глупой и нелепой.

Но если не звать на помощь и не ждать полицию — как же действовать?

Что, если Мёллер это и планировал? Что, если он или Банат подслушали, как мистер Куветли давал Грэхему указания, решили, что Грэхем уже достаточно напуган и готов на все, лишь бы выжить, и задумали таким способом оттянуть его возвращение? Может, они готовятся «обнаружить» Грэхема над трупом и обвинить его? Нет, это невозможно. Если бы им было известно, что́ собирался сделать мистер Куветли, они позволили бы ему отплыть на лоцманском катере — и тогда уже мистер Куветли нашел бы на корабле тело Грэхема. Очевидно, Мёллер не знал намерений турка и не рассчитывал, что убийство откроется. Через час Мёллер будет стоять рядом с Банатом и другими головорезами и ждать, что навстречу выйдет ничего не подозревающая жертва.

Только жертва будет кое о чем подозревать. Еще оставалась надежда — хоть и слабая…

Грэхем отвернулся, взялся за дверную ручку и начал осторожно ее поворачивать. Если задержаться хоть на мгновение, решимость может пройти. Надо действовать, пока не успел передумать.

Он приоткрыл дверь на долю дюйма. В коридоре никого. Через миг Грэхем оказался снаружи и закрыл дверь. Он не мешкал и секунды; в пять шагов оказался возле каюты номер три и вошел.

Багаж мистера Куветли состоял из единственного старомодно выглядевшего саквояжа. Он стоял на полу, затянутый ремнями; на одном из ремней лежали двадцать лир. Грэхем взял монету и поднес к носу; явственно ощущался запах розового масла. Грэхем поискал в шкафчике и за дверью пальто и шляпу мистера Куветли и не нашел; наверно, их выкинули через иллюминатор. Банат позаботился обо всем.

Грэхем поставил саквояж на койку и открыл. Вещи сверху, очевидно, затолкал как попало Банат, но внизу все было уложено очень аккуратно. Единственное, что из найденного могло пригодиться Грэхему, — коробка патронов; пистолет Куветли пропал без следа.

Грэхем положил патроны в карман и закрыл саквояж, не зная, как с ним поступить. Банат, надо думать, рассчитывал, что стюард возьмет двадцать лир, отнесет саквояж в таможенную постройку и забудет о мистере Куветли. Баната это устроило бы: к тому времени, когда на таможне станут задавать вопросы о забытом саквояже, месье Мавродопулос уже перестанет существовать. Грэхем, напротив, намеревался существовать как можно дольше — если только удастся. Более того, он рассчитывал — с той же оговоркой — пересечь границу между Францией и Италией со своим собственным паспортом. Как только полиция найдет тело мистера Куветли, она станет разыскивать остальных пассажиров для допроса. Оставалось только одно: спрятать саквояж.

Грэхем раскрыл шкафчик, положил двадцать лир в углу раковины и выглянул за дверь. По-прежнему никого; путь свободен. Грэхем открыл дверь, взялся за саквояж и дотащил его до каюты номер четыре. Еще пара секунд — и Грэхем очутился внутри, за запертой дверью.

Его покрывал пот. Грэхем вытер носовым платком лоб и ладони; вспомнил, что на твердой кожаной ручке саквояжа, на дверной ручке и на шкафчике останутся отпечатки пальцев; стер платком и их. Потом занялся телом.

В кармане брюк пистолета не оказалось. Грэхем опустился на одно колено, снова ощутил позывы к рвоте и глубоко вдохнул. Потом перегнулся, взялся одной рукой за правое плечо, другой — за брюки и потянул на себя. Тело перевернулось на бок. Одна нога соскользнула с другой и стукнула об пол. Грэхем быстро поднялся, но через пару мгновений овладел собой, снова нагнулся и расстегнул пиджак. Под левой рукой обнаружилась кожаная кобура, но пистолета в ней не было.

Грэхем не слишком разочаровался. Попробовать стоило, но он не сильно рассчитывал найти оружие. Пистолет представлял ценность; Банат, естественно, забрал его себе. Грэхем проверил карман пиджака — пусто. Банат, очевидно, взял заодно и деньги, и дипломатический документ.

Грэхем встал. Больше здесь делать нечего. Он надел перчатку, осторожно открыл дверь, вышел и зашагал к каюте номер шесть. Когда он постучал, внутри послышалось движение, и показалась мадам Матис.

Постный вид, заготовленный для стюарда, при виде Грэхема сменился удивлением.

— Доброе утро.

— Доброе утро, мадам. Можно на минуту вашего мужа?

Матис выглянул из-за плеча жены:

— С добрым утром! Уже собрались — так рано?

— Можно с вами поговорить?

— О чем речь! — Он, весело улыбаясь, вышел без пиджака в коридор. — Я не такая уж важная персона: добиться у меня аудиенции легко.

— Вы не могли бы ненадолго зайти в мою каюту?

Матис с любопытством посмотрел на Грэхема.

— Похоже, у вас что-то серьезное, друг. Да, конечно, зайду. — Он повернулся к жене: — Я мигом, chéri.

Когда они оказались в каюте, Грэхем закрыл дверь, запер ее на задвижку и повернулся к озадаченно хмурившемуся Матису.

— Мне нужна ваша помощь, — сказал Грэхем, понизив голос. — Нет, не деньги. Я хочу, чтобы вы передали сообщение.

— Если это в моих силах — передам.

— Нужно говорить очень тихо, — сказал Грэхем. — Не хочу попусту тревожить вашу жену, а переборки здесь тонкие.