Страница 4 из 45
Жозетта заговорила по-английски — медленно, старательно произнося слова и разделяя их движениями тампона:
— Простите, пожалуйста. Эта паршивая тушь, она… Merde![13]
Она в нетерпении отбросила тампон, резко встала и повернулась к гостям.
В жестком свете лампочки над головой Жозетта казалась немного ниже, чем во время танца, и слегка осунувшейся. Грэхем, припомнив пышущую здоровьем Стефани, подумал, что лет через десять Жозетта будет довольно невзрачной. Он имел привычку сравнивать других женщин с женой — это помогало скрыть от себя, что другие женщины его все еще интересуют. Но Жозетта была особенной. Что с ней станется через десять лет, его не слишком занимало; сейчас перед ним стояла, наполняя комнату спокойной жизненной энергией, привлекательная, превосходно владеющая собой женщина с мягкой улыбкой и большими голубыми глазами.
— Дорогая Жозетта, это Грэхем, — представил его Копейкин.
— Ваш танец мне очень понравился, мадемуазель.
— Копейкин мне уже передал. — Она пожала плечами. — Думаю, танцевать можно и получше, но все-таки спасибо, что хвалите. Зря говорят, что англичане невежливы. — Она обвела комнатку рукой. — Хоть и не слишком приятно приглашать вас сесть в такой грязи — пожалуйста, устраивайтесь поудобнее. Копейкин пусть сядет на второй стул, а вы отодвиньте вещи Хозе и садитесь на угол стола. Жаль, что мы не можем посидеть снаружи — там слишком много тех, кто готов поднять бучу, если не позволишь им угостить себя шампанским. А шампанское тут паршивое. Не хочется покидать Стамбул с головной болью. Вы здесь надолго, мистер Грэхем?
— Тоже уезжаю завтра.
Жозетта забавляла его своим позерством. В течение минуты она успела побывать великой актрисой, принимающей богатых посетителей, обходительной светской дамой, разочарованным гением танца. Каждый жест, каждая интонация точно рассчитаны — будто она до сих пор танцевала.
Теперь Жозетта перевоплотилась в знатока текущих событий:
— Кошмар с этими путешествиями. А вы к тому же едете обратно к вашей войне. Ужасно. Эти паршивые нацисты… Жаль, что люди постоянно воюют. А не войны — так землетрясения. Все равно люди гибнут. Это так плохо для бизнеса… Меня не привлекает смерть. Вот Копейкина, кажется, привлекает — должно быть, потому, что он русский.
— Мне нет дела до смерти, — возразил Копейкин. — Все, что меня заботит, — принесет ли официант напитки, которые я заказал. Не желаете сигарету?
— Да, благодарю. Официанты тут паршивые. В Лондоне наверняка есть места получше.
— Там официанты тоже не ахти. Полагаю, они везде такие. Но разве вы не бывали в Лондоне? Ваш английский…
Улыбка Жозетты сгладила бестактность Грэхема, о размерах которой он и не подозревал; с тем же успехом можно было спросить, кто оплачивал ее счета.
— Научилась от одного американца в Италии. Мне очень нравятся американцы. С такой деловой хваткой — и притом щедрые и искренние. По-моему, это самое главное: быть искренним. Как вам маленькая Мария, мистер Грэхем?
— Она неплохо танцует. И похоже, восхищается вами. Говорит, что вы пользуетесь популярностью. Так оно, конечно, и есть.
— Популярностью? Здесь? — Жозетта вскинула брови; перед Грэхемом снова предстал разочарованный гений танца. — Надеюсь, вы дали ей хорошие чаевые.
— Переплатил вдвое, — вставил Копейкин. — А, вот и выпивка!
Они немного поговорили о людях, которых Грэхем не знал, и о войне. Он заметил, что за позерством Жозетты скрывался острый и гибкий ум. Интересно, не пожалел ли потом американец из Италии о своей «искренности».
Вскоре Копейкин поднял стакан.
— Я пью за два ваших путешествия! — провозгласил он и тут же внезапно опустил стакан. — Нет, это нелепо. Не лежит у меня душа к такому тосту. Ведь так жаль, что путешествий будет два. Вы же оба направляетесь в Париж. И оба — мои друзья, так что у вас, — он похлопал себя по животу, — много общего.
Грэхем улыбнулся, стараясь скрыть удивление. Жозетта, безусловно, выглядела привлекательно, и сидеть рядом с ней, как сейчас, было приятно, но мысль о продолжении знакомства до сих пор не приходила ему в голову. Он смутился. Жозетта весело глядела на Грэхема, и у него появилось неловкое чувство, будто она знает, о чем он думает.
— Я и сам собирался это предложить, — сказал он, постаравшись сделать хорошую мину при плохой игре. — Зря вы меня опередили, Копейкин. Теперь мадемуазель станет думать, что я не столь искренен, как американец. — Он улыбнулся ей. — Я уезжаю поездом в одиннадцать утра.
— Первым классом?
— Да.
Она потушила сигарету.
— Тогда есть целых две причины, почему нам не удастся ехать вместе. Во-первых, я не еду этим поездом и, во-вторых, путешествую всегда вторым классом. Наверное, оно и к лучшему. Хозе захотел бы всю дорогу играть с вами в карты, и вы бы разорились.
Она, без сомнений, ждала, что они допьют напитки и уйдут. Грэхем почему-то ощутил разочарование. Ему не хотелось уходить. Кроме того, он знал, что вел себя неловко.
— Возможно, мы встретимся в Париже.
— Возможно. — Она встала и сердечно улыбнулась ему. — Я остановлюсь в «Отель де Бельж» возле Святой Троицы — если он все еще открыт. Надеюсь увидеться с вами снова. Копейкин рассказывал, что вы весьма известный инженер.
— Копейкин преувеличивает — как он преувеличивал, когда говорил, что нам стоит приходить сюда и отвлекать вас с партнером от сборов в дорогу. Приятного путешествия.
— Рада была познакомиться. Спасибо, Копейкин, что привели мистера Грэхема.
— Он сам это предложил, — ответил Копейкин. — До свидания, дорогая Жозетта, и bon voyage.[14] Мы бы и счастливы задержаться, но уже поздно, а мистеру Грэхему непременно надо выспаться. Если б я позволил — он остался бы здесь и говорил, пока не опоздал на поезд.
Жозетта засмеялась:
— Вы очень милы, Копейкин. Когда в следующий раз приеду в Стамбул, непременно вам сообщу. Au’voir, мистер Грэхем, и bon voyage. — Она протянула руку.
— «Отель де Бельж» возле Троицы, — отозвался Грэхем. — Я буду помнить. — Он говорил почти правду: в те десять минут, когда такси повезет его от Восточного вокзала к вокзалу Сен-Лазар, он скорее всего вспомнит.
Она мягко сжала его пальцы.
— Не сомневаюсь. Au’voir, Копейкин.
— Знаете, любезный, — заметил Копейкин, пока они ждали счет, — я в вас слегка разочарован. Вы произвели прекрасное впечатление. Она была ваша. Вам оставалось только спросить, когда отходит ее поезд.
— А я уверен, что не произвел никакого впечатления. Честно говоря, она меня смутила. Не понимаю женщин такого сорта.
— Женщинам такого сорта, как вы их зовете, как раз и нравятся мужчины, которые смущаются. Робели вы очаровательно.
— Боже! Но я ведь сказал, что навещу ее в Париже.
— Любезный, она отлично понимает, что вы не собираетесь навещать ее в Париже. Жаль, жаль. Такую, как она, не часто встретишь. Вам повезло — а вы упустили удачу.
— Господи, Копейкин, вы забываете, что я женат.
Копейкин всплеснул руками:
— Ох уж эти английские предрассудки! Спорить бесполезно — остается только изумляться. — Он глубоко вздохнул. — А вот и счет.
На пути к выходу им улыбнулась Мария, сидевшая у бара со своей лучшей подругой — угрюмой турчанкой. Человек в мятом коричневом костюме исчез.
На улице было холодно. В телефонных проводах выл ветер. В три часа ночи город Сулеймана Великого напоминал железнодорожную станцию после того, как отошел последний поезд.
— Будет снег, — произнес Копейкин. — Ваша гостиница неподалеку. Если не возражаете, пройдемся пешком. Лучше бы вам разминуться со снегопадом. В прошлом году Восточный экспресс задержался из-за снега на три дня.
— Я захвачу бутылку бренди.
Копейкин хмыкнул:
— Не завидую я вам. Старею, наверное. К тому же путешествовать в такое время…
— Я хороший путешественник. Не так-то легко впадаю в скуку.
13
Дерьмо! (фр.)
14
Счастливого пути (фр.).