Имя убийцы

Он долго плутал по насыщенной озерами местности, прятал машину в лесу, таился за кочками с «береттой». «Хвостов», кажется, не было. Он выбрался на проселочную дорогу, покатил в объезд красивейшего и, к сожалению, безымянного озера…

— Мое почтение, детектив, — шутливо откозырял охранник Константин, подходя к воротам. — Зачастили вы к нам.

— Это добрый знак, — в том же духе отозвался Турецкий. — Если езжу, значит, работаю. Значит, скоро выведем злодеев на чистую воду.

— А сколько их, злодеев? — озадаченно осведомился Константин, открывая ворота.

— Такое опасение, что в этой местности все злодеи, — искренно поведал Турецкий. — За исключением, разумеется, обитателей вашего райского уголка.

Он задержался взглядом на оттопырившейся подмышке работника охранного бюро, зашагал в дом, провожаемый сверлящим взглядом (ладно, что не пулей). Обитателям особняка пришлось на этот раз терпеть его присутствие дольше прежнего.

Он хотел поговорить со всеми, невзирая на то, что они об этом думают.

— Странно, Александр Борисович, — пожала плечами домработница Ольга. — Вы задаете те же самые вопросы, что уже задавали. Не хотелось бы упрекать вас в плохой памяти…

— Что вы, Ольга, — он добродушно рассмеялся, — на память не жалуемся, в голове такая свалка, что с удовольствием половину бы забыл. Делать нечего, придется потерпеть и повторить пройденное. Вы же хотите, чтобы виновные были наказаны?

— Конечно, — зарделась она. — Лично меня ваше присутствие не тяготит. А вот Инесса Дмитриевна, подглядывающая из-за колонны, кажется, сильно нервничает.

— Я повторила все, что знаю, — со вздохом сказала Анастасия Олеговна. Вдова еще больше осунулась, глаза запали в глазницы, ранние морщинки обозначились на начинающей увядать коже. Ее тяготило все: собственное пребывание в доме, назойливо напоминающем о трагедии, наличие домашних и обслуги, присутствие Турецкого, каждый вопрос которого звучал, как ножом по стеклу. Может, не будем начинать в третий раз? У вас есть новые вопросы?

— Есть, Анастасия Олеговна. По мнению Федеральной службы безопасности, ваш супруг не отличался законопослушностью.

Ее изумление внушало доверие, Турецкий пожалел, что обратился к этой неприятной теме. Женщина расширила глаза, уставилась на него с изумлением, молчала целую минуту, потом неуверенно засмеялась.

— Боже, какой бред…

— Не буду с вами спорить, — сказал Турецкий, — ибо сам того не знаю. Повторяю, это мнение не мое, а Федеральной службы безопасности.

— Ерунда. — Она уже не смеялась. — Мой муж никогда не был замешан в криминале.

«Равно как и в семейной измене», — подумал Турецкий.

— Нашим органам просто надо создать иллюзию кипучей деятельности, — ворчливо заметила Анастасия Олеговна. — Куда уж проще взвалить всех собак на мертвого. Видимо, история двухлетней давности не дает им покоя.

— А что у нас случилось два года назад?

— Уж в этом деле Павел Аркадьевич точно не был замешан. Большой скандал в финансовом управлении его армии. Арестовали главного финансиста, умудрившегося прикарманить деньги, направляемые на жилье для офицеров. Размеры воровства были так велики, что пришлось остановить строительство трех домов для семей военнослужащих. Но дело в том, что к тому времени Павел Аркадьевич уже уволился из рядов, он просто ничего не знал об этом вопиющем инциденте! Но его вызывали на допросы, причем не раз, отрывали от дел. Когда выяснилось, что мой муж ни в чем не повинен, даже не извинились…

— Скажите, вы не замечали незадолго до трагедии в его поведении чего-нибудь странного?

Женщина задумалась. Решила не мудрить.

— Вы знаете, Павел Аркадьевич был очень эмоциональный человек. Если на работе случалась неприятность, он это носил в себе, болел, переживал. В Горелки мы перебрались из Москвы… по-моему, двадцатого апреля. Он сказал, что берет отпуск на неделю — мол, хватит, нужно подлечить расшатанную нервную систему. Мы все обрадовались…

— Он не говорил, что творится у него… на работе?

— Мы никогда не спрашивали. Даже мама… хотя человек она довольно любопытный… в общем, Павел Аркадьевич приучил мою маму не вмешиваться в его дела. Он всегда страшно нервничал, когда его спрашивали о работе. Но за день до поездки в Горелки с ним творилось что-то странное. Вечером он был вялый, бледный, а ночью я проснулась — его нет, он стоял на балконе, курил, хотя Павел Аркадьевич, в принципе, человек некурящий. Позволял себе сигарету только по праздникам, когда приходят гости, после выпивки… Я спросила, что с ним такое, он ответил что-то резкое, обидное. Потом извинился, и… больше я ничего странного не замечала.

— Не припомните, где он был в субботу шестнадцатого апреля?

Она удивилась. Еще бы, а почему заодно не спросить, какая погода была в четверг десятого ноября шестьдесят четвертого года?

— Да как же я могу помнить, месяц почти прошел… Почему вы спрашиваете? Это важно?

Он мог бы поставить ее в известность. Шестнадцатого апреля генерал Бекасов снял домик в мотеле «Сан Хайвей» (факт уже достоверный и оспариванию не подлежащий), где имел продолжительную встречу с некой мутной личностью. Но не было пока нужды травмировать безутешную вдову.

— Я напомню, Анастасия Олеговна. Шестнадцатого апреля — это была суббота. Оставалась ровно неделя до трагедии на озере. Вероятно, вы были в Москве?

— Да… — Она наморщила лоб. — В ту субботу ко мне должна была прийти знакомая дизайнер интерьера… мы с мамой решили переоборудовать кухню, и Павел Аркадьевич не возражал…

— Но его в тот день не было.

— Не было, — пожала она плечами. — Павел Аркадьевич уехал рано — ему нужно было срочно попасть в одну контору в Митине, специализирующуюся на установке систем наружного видеонаблюдения. Он позвонил после обеда, сказал, что дела требуют его незамедлительного присутствия в Волоколамске…

— Так и сказал? — удивился Турецкий. Воистину — не хочешь оконфузиться, скажи хотя бы часть правды.

— А что в этом преступного? — она удивленно приподняла брови. — Он часто был в разъездах, я уже привыкла к такому. Вечером он снова перезвонил, был расстроен, сказал, что никак не может вырваться. Но в воскресенье вернется обязательно… Он вернулся в воскресенье — был бодрый, оживленный, сказал, что дела идут просто великолепно. Послушайте, а почему вы спрашиваете? Вы знаете что-то такое, о чем не знаю я?

— Вы дождались в субботу дизайнера?

— Нет, она заболела… — Женщина вздрогнула, когда на столике забился в падучей телефон. Взялась за сердце, выдохнула, поднесла трубку к уху.

— Да, дорогая… Нет, все терпимо, очень рада тебя слышать, спасибо, что позвонила… Да, этот человек работает, правда, я не знаю, как у него с результатами…

Турецкий отвернулся, прикрыл глаза — сделал видимость, что его здесь как бы нет. Ворковала Анастасия Олеговна недолго. Тепло распрощалась с подругой, жарко ее «расцеловала» и бросила телефон обратно на столик.

— Рад, что ваши знакомые не оставляют вас в беде, — пробормотал Турецкий.

— Это Генриетта, — тяжело вздохнула вдова, — супруга генерального прокурора. Она спрашивает, как продвигается дело…

«Видимо, подразумевается, что я должен вскочить и вытянуться по стойке смирно», — раздраженно подумал Турецкий.

Инесса Дмитриевна Веретенникова сидела в кресле в холле второго этажа и листала журнал со странным названием «Сад и огород». Он не мог позволить себе пройти мимо — хотя сделал бы это с удовольствием и бегом. Все пространство вокруг пожилой женщины было окутано запахом отстойных духов «Пуазон» — этот сладкий аромат у Турецкого всегда ассоциировался с запахом разложения.

Женщина отложила журнал, подняла голову. Надо отдать ей должное — она мобилизовала все душевные силы, чтобы изобразить доброжелательность.

— Добрый вечер, детектив. Поздновато вы сегодня.

— Лучше поздно, чем никогда, Инесса Дмитриевна, — отозвался Турецкий. — Мой визит подходит к концу, не волнуйтесь. Собираетесь посадить картошку?