Страница 28 из 35
Пан Тшебек бросил на нее хмурый острый взгляд и навострил уши.
- Он сам признался под угрозой смерти.
- Под угрозой смерти?! - с горечью переспросила Предслава. - Это несерьезно.
- Скажи, княгиня, это ведь Свентобор подал тебе идею, хитростью усыпить гарнизон крепости? Такую идею никто, кроме врага подать тебе не мог. Защитников приграничной крепости усыплять нельзя ни при каких обстоятельствах, - мрачно сказал варяг.
- Зачем нас нужно усыплять? - хмуро спросил пан Тшебек.
Предслава, не ответив ему, посмотрела на Любаву, планы которой выдал, по ее мнению, варяг. В конце концов, лично ей до пропавшего посла дела никакого не было. Куда больше княгиню интересовало обращение в христианство вождя лютичей. В значительной степени ради этого она поехала с ним в Старгард. Чтобы иметь возможность по дороге объяснить ему основы христианской веры. Она думала, что близка к успеху и никак не могла признаться даже самой себе, что тот водил ее за нос. Любава все это отлично понимала. Понимала, что в этот момент разрывает навсегда хорошие отношения с княгиней. За то, что произойдет сейчас, та ее вряд ли простит.
Господи помилуй!
- Пан Тшебек, - на новгородку вслед за Предславой смотрели все окружающие и она, вздохнув, заговорила. - Княгиня прибыла сюда, выполняя мою просьбу. Я прошу вас освободить новгородского посла, моего названного отца, Рагнара. Вот, возьмите. Королевская грамота, приказывающая вам отпустить посла вместе с предъявителем этой грамоты.
Предслава пристально, прищурившись, смотрела на нее, на спутницу, все это время молчавшую о имеющейся у нее королевской грамоте.
- Но я не могла иначе, - думала Любава, - если бы я не обратила внимания на предупреждение Всеслава и доверилась княгине раньше, никто из нас не дошел бы до крепости. Предслава нам бы не поверила, Свентобор бы сбежал, а нас убили его сородичи, чтобы мы никому ничего не рассказали.
В глазах пана Тшебеслава, мельком проглядевшего грамоту, вспыхнула с трудом контролируемая злость.
- Лучше бы тебе, пан Тшебек поручить освобождение посла кому-нибудь другому, - холодно вмешался Харальд, - а самому обсудить с нами предстоящий набег на твою крепость германцев с поморянами. У нас для тебя важные сведения, которые мы вытянули из вот этого вождя.
- Ты обещал мне, сохранить жизнь, - впервые заговорил Свентобор, поняв окончательно, что на защиту княгини он никак положиться не может. Воинов много, и они все как один потрясены мыслью, что их собирались усыпить.
Княгиня вздрогнула, услышав его слова, и закусила губу. Пан Тшебеслав с тоской и злостью шепотом нехорошо помянул панну Касеньку и отдал нужное распоряжение своим помощникам.
- Мои лазутчики тоже доносят об усилении активности поморян, - услышала Любава слова пана Тшебека, бегом устремляясь вслед за помощниками пана.
Рагнара держали в подвале вежи. Его никто не пытал так изощренно, как пытали Моисея Угрина, отрока Предславы. Просто держали в невыносимых условиях. Когда узника подняли на веревках на второй этаж вежи, он никого не узнавал, невероятно худой, бледный, с блестящими от сильного жара глазами. Срочно растопили одну из банек крепости, Любава распаковала свои целебные настойки, не сомневаясь, что ее отца еще можно поставить на ноги. В своей радостной суете она никого вокруг не замечала, и даже удивилась, когда Творимир за руку оттянул ее от своего лучшего друга.
- Тебе Всеслав случайно не говорил, чтобы ты немедленно покинула крепость?
- Что-то такое он точно говорил. Сказал, чтобы мы с княгиней спрятались хоть в лесу, хоть в болотах, только не в крепости.
Творимир невольно задержал взгляд на изможденном лице ее названного отца.
- Досталось ему... И конца этому не видно. Знаешь, девонька, какой существует способ, победить в бою? Один из лучших? Позволить противнику увязнуть в атаке, а затем со свежими силами ударить в спину. Поняла? Видимо, нечто подобное Всеслав и предполагал. Плохо, что Тшебеслав ни дня ждать подкреплений не будет. Мог вы выслать лазутчиков навстречу подмоге и согласовать действия. Но, по-моему, он переоценивает неприступность своей крепости. Он отдал приказ, поджечь все постройки за рвом. Наблюдатели наших противников сообразят, что крепость готовится к отражению нападения, никто гарнизон усыплять не будет, никакой внезапности не получится. А тогда чего им ждать? Нападут на нас вот-вот. Беги, Любава, немедленно.
Но было поздно. Пан Тшебеслав с горькой усмешкой на губах, с болью в чуть выпуклых серых глазах заявил, что все бабы - это зло. И никого он из крепости прямо в руки своих противников не выпустит. Только игр с заложниками ему и не хватает. Если бы планировалось нападение одних германцев из-за Одры, он бы еще подумал. Но проклятые поморяне здесь все тропки знают, и он рисковать не будет. Мост поднят, крепость готова к отражению атаки. Он, пан Тшебеслав, свое дело знает, и Господь ему лучший помощник. Ясно?
Все действительно было предельно ясно. Горели времяночки возле крепости, построенные путниками, которые направлялись от Одры вглубь Польских земель, и наоборот - из Польши к транспортной артерии этих земель - реке Одре. Люди ночевали и торговали под защитой грозной крепости. Но все это было в прошлом. Сейчас времянки пожирались пламенем, сообщая всем вокруг, что крепость готовится к отражению нападения, уничтожается все, что мог бы использовать противник.
Однако пока наблюдатели с вершины вежи доносили, что вокруг тихо, вся земля объята покоем, и на дороге до самой Одры, которая видна с вершины наблюдательной башни, никакого движения не наблюдается. Гарнизон крепости принялся готовиться к предстоящему бою, чистить оружие и кольчуги, проверять боеприпасы. Всюду топились баньки. Воины собирались идти в бой вымытыми, в чистой одежде. Слышались возбужденные разговоры, шутки.
Отец Афанасий надел подрясник, к нему длинной очередью выстроились христиане, желающие исповедать свои грехи перед возможной смертью. В полночь священник начал служить литургию, последнюю литургию для многих из них. Княгиня Предслава беззвучно плакала всю службу, плакала и на исповеди, стоя перед отцом Афанасием на коленях, прижимая к лицу насквозь мокрый от слез платок, каясь в тщеславии. Она проповедовала христианство не ради Христа, не по Его воле, но любуясь сама собой, успешной просветительницей доселе диких народов. И самолюбование ослепило ее настолько, что она позволила завести себя в ловушку.
- Если я погибну, Любава, - сказал в конце службы Сольмир, - поминай меня Симоном. Я крестился вчера. - Он обнял подругу за плечи и легко коснулся ее губ своими. - Теперь мы с тобой родные.
А на рассвете выяснилось, что противник уже под стенами. Со стороны Одры все шли и шли новые отряды под красными, ярко горящими в лучах восходящего солнца, стягами. Воины Свентовита были во главе атакующих.
Харальд железным тоном приказа запретил Любаве покидать вежу, хотя дружинница была, естественно, полностью вооружена. Его обычно холодные серые глаза ярко блестели, когда он спешно покидал башню, он ожидал начала боя с пламенной радостью, с ликованием спешил на предстоящий кровавый пир.
- Любава, - мягко сказала Предслава, - давай обнимемся и простим друг другу все прегрешения. Может, в следующий раз доведется свидеться лишь на Страшном Суде Господнем. - Они со слезами крепко обнялись.
Сзади раздался тихий стон. Это Рагнар пришел в себя. Отец Афанасий приобщил измученного отца Феофана к Тайнам в бессознательном состоянии, а после службы, его перенесли сюда же, в последнее укрытие, в вежу, уложили на широкой лавке, застеленной соломенным матрасом. Теперь он открыл глубоко запавшие от болезни глаза. Любава бросилась к нему. Ее отец смотрел ей в глаза полностью осмысленным взглядом светлых серых глаз.
- Где я? Как ты здесь оказалась?
Он был очень слаб. Любава приподняла больного, укладывая его поудобнее.
- Мы разыскали тебя. Сейчас мы все находимся в польской пограничной крепости вблизи Старгарда. Панна Катарина убедила начальника здешнего гарнизона, что Болеслав дал негласный приказ, держать тебя здесь. Пан Тшебек так ею очарован, что не сумел даже задуматься, как это все глупо. Мы случайно узнали, где тебя держат. Жаль только, что немного опоздали, сейчас снаружи крепость атакуют вместе германцы и поморяне. Слышишь?