Страница 20 из 35
- Хоть бы дубину, что ли, взял, - хладнокровно посоветовал он, - вон, подходящая валяется.
Сольмир невольно оглянулся, посмотреть на дубину, и густо покраснел. Он действительно никак не мог соперничать с опытным воином. Харальд молча стоял и ждал дальнейшего развития событий. Любава бессильно прислонилась к корявому стволу дуба.
- Ага, ты стоишь, такой сильный, невозмутимый, - злобно заявил Сольмир, пустив в ход то оружие, которым он прекрасно владел - дар слова, - и тебе нет никакого дела до того, что мать твоего сына из-за тебя собралась вешаться.
Дар слова - убойная вещь. Варяг неожиданно побледнел и сделал шаг назад, не отрывая пристального взгляда холодных серых глаз от лица сказителя.
- Если уж так невтерпеж, так встречался бы незаметно, зачем же обниматься с бабой на глазах у любящей тебя Ростилы? Неужели тебе все равно? Ей и так в жизни досталось. А еще и любимый последним дерьмом оказался.
Любава тихо застонала и ухватилась руками за ближайшую ветку, невольно представив себе, как Сольмирова голова слетает с плеч. Но Харальд сохранил полное спокойствие. Наступило молчание. Сольмир обреченно разжал кулаки и развернулся уходить.
- Почему ты думаешь, что Ростила носит моего ребенка? - холодно спросил Харальд.
- Отец Афанасий только что сказал, - безнадежно ответил Сольмир.
В словах отца Афанасия не сомневался никто из тех, кто о нем знал. Совсем недавно бездетные супруги, в избе которых он жил, сообщили всей деревне, что неплодная ранее Тэкла ждет ребенка. И это бы еще было ладно, в конце концов, всякое можно подумать, но немолодая женщина помолодела на пару десятков лет и выглядела теперь молодой и невероятно счастливой. После этого в деревню Вершичи со всех окрестностей потянулись болящие за исцелением. Особенно отец Афанасий жалел деревенских баб. Слава о чудесном старце, жалостливом и всеведущем, мгновенно разнеслась по окрестным деревням. Поэтому никого и не удивило, что отец Афанасий оказался на пути у Ростилы в критический момент. И в его словах насчет сына тоже никто не усомнился.
- Сказал, что ребенок мой?
- А чей же еще? - вяло ответил Сольмир. И, поскольку Харальд молчал и не шевелился, внимательно посмотрел на него.
- Ах, это ты ее так наказывал? До смерти, да? Кстати, я сам уверил Збигнева перед отъездом, что вы с Ростилой муж и жена. К твоей жене он бы подкатываться не стал. Кто его просветил, что она тебе не жена? Уж во всяком случае, не влюбленная в тебя женщина, мечтающая ею стать.
- И не я, - резко ответил Харальд. - Я с ним никогда не разговаривал.
- А кто вообще виноват, что она тебе до сих пор не жена? - снова завелся сказитель. - Женился бы, никто бы к ней на выстрел стрелы не подошел. Так нет же. Жениться он не хочет, что с ней происходит ему не интересно, а она без него жить не может.
- Любава, где сейчас Ростила? - спросил ни разу не обернувшийся в сторону новгородки варяг.
- В моей горнице с отцом Афанасием.
Харальд еще раз внимательно посмотрел на сказителя, о несчастной влюбленности которого они все уже знали, развернулся и направился в замок. Любава подошла к Сольмиру.
- Пойду, пожалуй, Збигнева перенастрою, - сообщил тот, дергая себя за кудрявые волосы и размышляя о чем-то. - Болит у меня душа за Ростишу. Этот шабалдахнутый Збигнев своими приставаниями до добра не доведет.
Любава попробовала было вернуться к себе, но, открывая дверь в свою горницу, увидела, что Харальд стоит на одном колене перед низкой лавкой, на которой сидит Ростила с сумасшедшим счастьем на лице, держит ей голову обеими ладонями, ласково смотрит ей в глаза и что-то нежное говорит.
Любава быстро закрыла дверь, чтобы ничего не испортить, и пошла в конюшню, покормить морковкой свою кобылу. Она ничем не могла помочь подруге. Ростила, несмотря на природную силу души и энергичность, в противодействии со своим любимым находиться не могла. Она казалось белой кувшинкой, которая вянет сразу же, как только ее вытащат из воды. А холодный варяг, хоть и ни на кого больше не смотрел так ласково, только на нее, но и законный брак не предлагал.
Как именно Сольмир собирался перенастраивать "шабалдахнутого Збигнева" сказитель рассказывать не стал. Но Любава с удивлением поняла, что сын Вроцлавского каштеляна теперь уделяет внимание ей самой. Поскольку с красотой Ростилы ей было не тягаться, то Любава потребовала у Сольмира объяснений.
- Ничего особенного, Любава, - ответил он и ухмыльнулся зловредно. - У этого Збигнева есть одна непроходящая страсть - стать богатым. Мы с ним сейчас заняты поисками заветных кладов. Только это и способно перекрыть его увлечение Ростишей.
- А причем здесь я?
- Ты? - Сольмир окинул Любаву подчеркнуто оценивающим взглядом. - Ты, конечно, неплохо выглядишь в этом одеянии, да и похорошела немного за последнее время, но Ростише ты никак ни соперница.
- А вот ты в последнее время стал гораздо хуже выглядеть, - заявила Любава в ответ.
- Знаю, - неожиданно горько усмехнулся Сольмир. - Потому мне так жалко Ростишу, что я очень хорошо понимаю, каково ей все это время душевно терзаться.
И он ушел вперед, не оглядываясь, а так ничего и не понявшую Любаву догнал Збигнев.
- Панна Любава, - начал он, подкручивая темные усы, - как ты хороша. Точно язычок пламени в камине.
- Точно медные денежки, - ответила в сердцах новгородка, - в лучах солнца.
- И вправду, - согласился Збигнев, обрадовавшись тонкому пониманию его дорогих и сокровенных чувств. И внезапно схватил ее за запястье, чтобы она не убежала. - Дался тебе этот Всеслав. Он же некрещеный. Выходи лучше замуж за меня, а?
Любава попробовала вывернуть запястье. Хватка только усилилась. Вокруг никого не было, только шелестели мощные дубы во внешнем дворе замка Вроцлавского воеводы. А, изображая тихую невесту Всеслава, новгородка даже кинжальчик к поясу прекратила цеплять.
- Дай подумать, а? - она решила выиграть время. Ничего особенного, откажет завтра, когда прицепит кинжал. - Все это так неожиданно.
Збигнев отпустил ее руку. Любава принялась растирать запястье у него на виду.
- О, моя хорошая панночка, я причинил тебе боль. Дай сюда ручку.
Любава отскочила, махнула рукой и побежала в замок. Да чтобы она еще хоть раз вышла из своей горницы безоружной?!
- Вот уж действительно этот Збигнев шабалдахнутый, - сообщила она Ростиле, осторожно выглядывающей из-за двери, ведущей во внутренний дворик. - Мне сейчас предложил, чтобы я за него замуж вышла.
- А ты? - напряженно спросила Ростила.
- Сказала, что подумаю. Слишком сильно он меня за руку ухватил. А в глазах суровость не хуже, чем у Харальда. Завтра откажу.
- Любушка милая, не отказывай сразу, - Ростила обняла ее и потерлась щекой о плечо. - Пусть Харальд увидит, как он к тебе пристает, и окончательно насчет меня успокоится. Я же не выдержу, если мой ладо снова с какой-нибудь другой загуляет.
- Да, пожалуй, - растерянно согласилась Любава.
И по всему поэтому, когда Всеслав вернулся во Вроцлав, то его встретил пан Вроцлавский воевода и с ехидством сообщил, что пока он, Всеслав, в столице прекрасно время проводит, то его невеста увлеклась сыном каштеляна, который, как известно, крещеный, в отличие от нехристя Всеслава. И потому невестке христианского князя куда больше подходит.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Всеслав вовсе не прекрасно проводил время в столице. Панна Катарина оказалась действительно достойным противником. Она так творчески изображала невинную жертву произвола отвергнутого жениха-самодура, что уже чуть ли не все мужское население Гнезно встало на ее сторону. Помимо всего прочего, в качестве стражников Всеслав был вынужден ставить контуженных, глуховатых воинов, а именно они могли не заметить хитрых маневров панночки, вроде тайной переписки с посторонними. А если поставить на стражу молодого сильного, внимательного воина, так он, вероятнее всего, попадет под невероятное обаяние несчастной красавицы пленницы. Немного подумав, Всеслав признал, что ошибся, отправив Сольмира во Вроцлав, подальше от княгини. Безнадежно влюбленный сказитель был полностью защищен от чар панны Катарины. И сам, обладая незаурядным обаянием, вполне мог ее переиграть и что-нибудь выяснить. Еще и Творимира можно было привлечь. Да и все новгородцы были гораздо больше поляков заинтересованы в скорейшем обнаружении своего пропавшего посла. Он был слишком самонадеян, решившись обойтись без их помощи, но еще ничего не потеряно, он вернулся, чтобы исправить свою ошибку.