Страница 23 из 92
— Хорошо, но я все еще не могу понять: почему мы не можем их убить, когда они в человеческой форме?
— Вопрос политики. Это плохо. Мы будем ничем не лучше террористов, убивающих невинных людей.
— Но они уже не люди!
— Да, но когда паразит неактивен, ты не сможешь распознать в человеке сверхсущество. Да и когда он умирает, это тоже невозможно. К тому же, — добавил Райдер после короткой паузы, — паразит может покинуть одно человеческое тело и перейти в другое. Паразит должен быть убит, но его можно убить только тогда, когда он превращается в сверхущество или он находится вне человеческого тела.
Я на мгновение задумалась, а потом сказала:
— Но ты говорил, что человеческая форма может быть убита, если позволит паразит.
— Да. Давай разберемся на примере. Возьмем того же Йейтса. Он превращается в человека и стоит растерянный посреди взлетной полосы. Ты идешь к нему, чтобы его убить. Возможно, паразит решит, что ты ему больше подходишь, чем старик Йейтс, потому что вы более совместимы. Йейтс останется человеком навсегда, и паразит позволит тебе убить Йейтса, а потом накинется на тебя и займет твое тело.
— И тогда вам придется убить меня, чтобы избавиться от паразита, — мне категорически не понравилась такая раскладка, но она казалась логичной.
— Точно. Только неужели ты думаешь, мы это сможем?
Именно так я и думала, только знала, что Райдер об этом не спросил бы, если бы думал, что способен на подобное.
— Не знаю.
— Не думаю, что смогли бы. Мы ведь тебя знаем.
— Ну да. Но, возьмем, к примеру, Кристофера. Он мог бы, — как ни жаль, но это правда. — И, должна признать, он был бы прав.
— Возможно. Но я не хочу, чтобы группа делилась на две стороны. Вернемся к сверхсуществам. Мы обязаны уничтожать паразитов в форме сверхуществ для доказательства. Если мы убьем того же Йейтса, когда он человек, мы станем террористами, но если мы убьем его, когда он становится Мефистофелем, мы будем героями.
— Отличная позиция. Это трудно сделать, раз он неуязвим несмотря ни на что.
— Он уязвим, просто нужно выяснить, где находится паразит. Это сложнее, чем ты думаешь.
— Не в голове или в туловище.
— Может быть где угодно. Ты должна попасть точно в цель. Вот почему нам нужны танки или тяжелая артиллерия: у них больше шансов поразить цель, уничтожив существо целиком.
— Так почему никто не вызывает армию? В аэропорту появился огромный монстр, и я не понимаю, почему туда не приехала полиция.
— Мы из научного центра отслеживаем всякого рода подобную деятельность, — вздохнул Райдер. — И из других баз. Как только обнаруживается сверхсущество, мы тут же корректируем выпуски всех средств массовой информации. Никто, в результате, не видит его, поэтому и не реагируют.
— Сколько у вас баз?
— Они расположены на всех материках. Наиболее активна, кроме как в США, база в Париже. Но на каждом континенте у нас по несколько баз. Мы с ними общаемся напрямую с помощью Ворот. Кроме того, во всех аэропортах у нас есть маленькие Ворота.
— Это замечательно, но хотелось бы вернуться к тому, что случилось сегодня. Люди же видели, что там произошло. Что они об этом подумают?
— Ну, здесь все сложно, — замялся Райдер.
Снова сложно.
— Потому что дело касается вмешательства в воспоминания, о которых говорил Мартини, я права?
— Да, — на этот раз в голосе Райдера прозвучало облегчение. — Это сложно объяснить, но… — снова сложности. Похоже, это любимое слово Джеймса. — Мне бы не хотелось об этом говорить.
Не уверена, как поступлю, если он, наконец, ответит и этот вопрос все на самом деле осложнит.
— Джеймс, что со всеми этими твоими сложностями? — я, все же, решила это выяснить. — Похоже, это у тебя какое-то кодовое слово.
— Ты права, — впечатлился он. — Вся штука в сложных формулировках. Но ни один посторонний не должен об этом узнать.
— Тогда почему ты рассказываешь все это мне? Или, наоборот, не хочешь рассказывать?
— У меня нет таких проблем, подруга. Просто я не уверен, что должен. Кроме того, игры разума на самом деле сложная штука со сложными понятиями.
— Мартини уже кое-что рассказал мне, не стесняйся заменить его. Скажи, ну кто может поверить во все это?
Чаки запросто поверил бы, но о нем мне хотелось бы умолчать по целому ряду причин. Не хотелось бы, чтобы он попал под подозрение.
Я почувствовала, как рука Мартини обняла меня.
— Я могу объяснить, — сонно сказал он. — Просто прижмись ко мне.
— Не забывай, моя мама дремлет напротив.
— Она крепко заснула, — сказал Райдер.
— Спасибо за помощь.
Мартини потянул меня к себе настойчивее, и я сдалась. Прижиматься к нему, на самом деле, не так плохо.
— Хорошо, я здесь. Теперь рассказывай.
— Тебе лучше поспать, — сказал Мартини более бодрым голосом.
— Я хочу информацию. Выкладывай.
Мартини что-то добродушно пробурчал и слегка приоткрыл глаза.
— Ну, хорошо, хорошо. Это всего лишь устройство контроля сознания для больших толп. Оно не сработает на одном человеке. Это даже трудно назвать контролем, на самом деле. Больше похоже на создание массовой галлюцинации.
— Как это работает?
Мартини зевнул и потянулся. Сейчас он был похож на большого кота. Затем он оторвался он дверцы и подвинулся ближе ко мне.
— Газ без запаха, который влияет на рецепторы мозга. Только человеческого мозга, потому что нам не нужно обманывать центаврийцев и нам не нужно морочить голову каким-то там сверхсуществам.
— Как распространяется газ?
— По воздуху, — ответил Мартини тоном, словно это была какая-то мелочь.
— Вы распространяете газ по воздуху, чтобы у людей возникала массовая галлюцинация? — в возмущении я чуть было не закричала, но вовремя вспомнила, что мы здесь не одни. Остальной народ мирно спал.
— Этот газ — часть атмосферы Земли, — терпеливо объяснил Мартини. — Просто мы знаем, как его использовать.
— Просто используете его?
— Мы видим некоторые виды газов, — вздохнул Джефф, — и все агенты знают, как ими манипулировать. В принципе, мы видим, что хочет увидеть толпа, и проецируем это в их сознание. Инопланетные технологии, помнишь? В наших головах есть крошечные устройства, вроде радиопередатчиков, настроенные для работы с такого рода вещами, — он снова зевнул. — Вот почему никто не спросил, что случилось с тем сверхсуществом, которого ты проткнула ручкой. Я изменил для них картинку, а Кристофер подкорректировал сообщения в СМИ. Как правило, такие вещи попадают в любительские камеры, так что сейчас трудновато корректировать все эти дела.
На минуту я задумалась, а потом поинтересовалась:
— Я видела, как у человека вырастают крылья, и он начинает убивать людей.
— Ты была непосредственной участницей, так что не была затронута массовой галлюцинацией.
— Как удобно.
— С тобой всегда так нелегко, не так ли? — застонал Джефф. — Это не удобство, это адреналин и синдром борьбы-полета. Такое есть у каждого. Когда адреналин начинает работать, он помогает справиться со стрессом и может помешать галлюцинации. Когда человек реагирует на опасность «полетом», он видит галлюцинацию, если реагирует «борьбой», видит то, что происходит на самом деле. И, прежде, чем ты задашь очередной вопрос, сразу отвечу: военные и полицейские всегда находятся в режиме «борьбы», но, если они непосредственно не вовлечены в операцию, они тоже видят галлюцинацию.
— Те парни, что бежали мимо нас на аэродроме, думают, что видели отнюдь не чудовище, — добавил Райдер. — Они видели то, что Кристофер хотел, чтобы они видели. С другой стороны, твоя мама, как непосредственно вовлеченная в бой, видела то же самое, что и мы.
— Мы с тобой не были непосредственно вовлечены в тот бой, когда он начался, — сказала я и не услышала ни со стороны Мартини, ни со стороны Райдера ответа. Тогда я посмотрела на Джеффа. Что-то мне сказало, что ответ мне не понравится. — Что это означает?
От Райдера ответа я не ждала, разве что очередное: «Все это сложно».