Дикие сердцем

— Ты лукавишь. Твоя работа в том и заключается, чтобы определять черты характера человека, лишь взглянув на его лицо.

Слова Алекса привели меня в замешательство.

— Откуда ты столько знаешь обо мне?

— Я знаю не больше, чем любой внимательный человек. Вчера ночью после спектакля я следовал за тобой до самых дверей твоего дома.

— Я не заметила тебя.

— Не удивительно. Я ждал в такси, пока ты вошла в дом.

— Не совсем по-джентльменски. Мне не очень нравится, когда за мной следят.

— Я вел себя как джентльмен. Как же иначе я мог узнать, кто ты и где живешь?

— Хорошо, и как ты узнал?

— На парадной двери оказалось три звонка. Я подумал, что ты вряд ли можешь быть «Проф. А. Дж. Халливелл» или «Мистер и миссис Снип-Монтегю». То, что ты мисс Эльфрида Сванн, казалось наиболее вероятным. На всех этажах горел свет, очевидно, чтобы отпугнуть грабителей. Мне захотелось узнать, на каком этаже ты живешь. Я наклонился и заглянул в окна цокольного этажа. Вязаный халат из верблюжьей шерсти валялся на кресле. На столе лежала трубка. Груды бумаг, которые занимали все пространство комнаты, убедили меня, что эта квартира не может быть пристанищем мисс Эльфриды Сванн. Беспорядок в комнате говорил о том, что квартира на цокольном этаже служила обителью профессора А. Дж. Халливелла. Ученый люд обычно презирает красоту и комфорт.

— Похвальная наблюдательность, — я удивилась выражению триумфа на его лице.

Нам подали шампанское. У меня появилась возможность продолжить наблюдение за своим собеседником. Уши у него были небольшие и хорошей формы, тонкие пальцы бледны и ухожены. Губы полные, а зубы идеальной белизны.

Алекс поднял бокал к свету, чтобы полюбоваться напитком.

— Мне оставалось выяснить, где ты живешь — на первом этаже или на втором. Случай помог мне. Я стоял возле дома и раздумывал, что же делать дальше. Незнакомый мужчина взбежал по лестнице, открыл дверь и скрылся в доме. Я перешел на другую сторону улицы. Сквозь неплотно задернутые шторы было видно все, что происходило в комнате. Мужчина стоял напротив стола и наливал себе что-то в стакан из высокой бутылки. Несколько минут спустя к крыльцу подкатил автомобиль. Из него вышла черноволосая девушка в красном платье. Она долго возилась с ключами, наконец вошла. Еще минута — и я увидел, как она и мужчина страстно целуются, позабыв обо всем. Он расстегнул молнию на ее платье. Вряд ли подобная сцена могла происходить в твоей гостиной, на твоих глазах. Я чувствовал себя несколько неловко, как вуайерист, но мне было чертовски интересно. Судя по страстности их поцелуя, красотка не могла быть миссис Снип-Монтегю. Мистер Снип-Монтегю, очевидно, решил воспользоваться отсутствием законной супруги, чтобы развлечься.

— Супруги Снип-Монтегю находятся в Кении уже больше трех месяцев. Думаю, что ты видел Джину, их няньку, и ее очередного дружка.

Алекс не скрывал, что раздосадован ошибкой. Я с трудом сдержалась, чтобы злорадно не захихикать. Я ничего не ела, не считая крохотной порции салата за ленчем, а сейчас пила шампанское слишком быстро.

— Признаюсь: я и не подумал о таком варианте. К тому времени я был абсолютно уверен, что ты живешь на втором этаже. Я решил подождать, надеясь, что смогу бросить на тебя взгляд напоследок. Я стоял на тротуаре. Чей-то кот, мурлыкая, подкрался ко мне и стал играть шнурками ботинок. Несмотря на накрапывающий дождь, я получал от всего этого удовольствие. Наконец мое терпение было вознаграждено. Ты подошла к окну, которое выходит на балкон. Меня посетила внезапная мысль: огромное окно, похоже на мастерскую художника. Может ли быть мисс Эльфрида Сванн художницей? Ты исчезла на минуту, а затем появилась вновь с кистью в руке. Probatum est.

— Вчера я решила немного поработать перед тем, как лечь в постель. Мои кисти хранятся на специальном столике рядом с окном. — Мне становилось все более интересно. — Но как ты узнал, что я художник-портретист?

— По дороге домой я позвонил товарищу-коллекционеру, попросил его навести справки. Сегодня утром он сообщил, что Эльфрида Сванн является членом Общества художников-портретистов. У моего друга нашелся список твоих бывших клиентов. Я связался с одним из них. Твой клиент оказался моим старым знакомым. Он описал тебя как девушку, которая знает, чего хочет от жизни, очень независимую, самодостаточную и успешную. Именно такой я тебя и представлял после того, как увидел в театре.

Я сделала еще один глоток. Мне принесли первое блюдо. Нежные гноччи, запеченные под слоем сыра. Блюдо выглядело чрезвычайно аппетитно, но размер порции был устрашающим.

— М-м. Понятно. Именно так посторонний и может подумать обо мне.

— Тебе снова что-то не нравится?

— А кому это понравится?

— Любому, кто искренен сам с собой Не понимаю, что угнетает тебя?

— Это вечная проблема отношений художника-портретиста и клиента… Приходится писать с оглядкой на вкус человека, сидящего напротив. — Я передернула плечами. Алекс откинулся в кресле, ожидая продолжения. Я вечно попадалась на эту удочку Годы социального тренинга заставляли поддерживать разговор. — Большинство людей имеют просто фантастические представления относительно своей внешности. Поначалу я не имела ничего против — мне так хотелось поскорее стать на ноги. Я охотно укорачивала длинные носы и выпрямляла искривленные губы. Но самое сложное — приукрасить человеческую сущность. Я вдруг почувствовала, что разучилась видеть сущность под обличьем, потому что стала писать слишком формально.

— Твое стремление к финансовой независимости вызывает уважение. Я немного знаком с твоим отцом. Последний раз мы встречались на вечеринке у французского посла. Фэй также присутствовала среди гостей. Она пригласила меня на обед Конечно, я тогда еще не был знаком с тобой и, конечно, принял приглашение.

— Похвально, что ты дружишь с Фэй, но, по правде, я очень редко навещаю отца.

— Я узнал это от друга, который давно знаком с Фэй. Она не идеальная мачеха. Всему виной ее хищнические инстинкты.

Я с трудом сдерживалась, когда кто-либо отзывался о Фэй не самым лестным образом. Накопившееся годами раздражение распирало меня изнутри. Так хотелось дать волю чувствам! Но опыт подсказывал, что облегчение будет кратковременным, а на смену ему обязательно придет стыд.

— Каким именно видом живописи ты желаешь заниматься? — спросил Алекс, не придав значения моему молчанию.

— Честно говоря, не знаю. У меня не было возможности определиться. Я предпочла бы писать нечто большое и отдаленное, вместо того чтобы сидеть в тесной комнате и изо дня в день рисовать все те же скучные лица. Я пыталась убедить клиентов помещать пейзаж на заднем плане, но они не готовы платить за что-то, не имеющее отношения к их драгоценной персоне. В наши дни заказ портрета стал сродни заказу костюма…

— Возможно, люди предпочли бы увидеть нечто символическое, то, что выявляет духовную сущность субъекта. Такой символизм присутствовал на картинах старых мастеров, когда псы служили символом супружеской верности, а жемчуг или попугай в клетке — символом непорочности. Как жаль, что никто, кроме историков живописи, не интересуется больше иконографией. Ты видела в Лувре автопортрет Пуссена?[21]

— Автопортрет Пуссена, на котором слева изображена женщина с диадемой? Мне было жутко интересно, что означает единственный глаз на диадеме.

Пелена настороженности спала. Я так увлеклась разговором, что позабыла о намерении держать дистанцию. Алекс поражал эрудицией. Кроме того, он был прекрасным слушателем и все понимал с полуслова. Он вновь заговорил о том, что меня разочаровывало в работе.

— Клиенты желают видеть себя на фоне ковров или портьер. Я постепенно превращаюсь в декоратора, — произнесла я мрачно. — Конечно, работа декоратора интересна, но только в том случае, если ты желаешь ею заниматься. Мне же хочется отразить свое видение мира на картинах. Мне есть что сказать окружающим. Амбиции мешают довольствоваться своей участью. Возможно, во мне говорит тщеславие. Возможно, мои амбиции ни на чем не основаны…