Игры для взрослых

— Меня ваша таблетка сморила. Я только что проснулась.

— Я вас подожду внизу. А вы пока собирайтесь.

Он действительно ждал ее в холле и сразу повел в буфет. Как Анна ни отнекивалась, Владимир взял ей два яйца, булочку, порцию салата и кофе.

— Ешьте, и я с вами позавтракаю. Мои на даче, так что я без них и завтрак готовить ленюсь.

Демидов старался не смотреть на Анну. Потому что выражение ее лица просто пугало. Отрешенное, со сведенными бровями и глубокой складкой на переносице. Казалось, она прислушивается к чему-то внутри себя. Что-то ищет и не находит. Потому что временами ее взгляд метался, словно пытался зацепиться за что-то.

После завтрака поехали в агентство и там решали, что делать. Теперь, когда всплыло имя работодательницы, тем более что она оказалась родной тетей подружки Орыси, наметилась ориентировка.

— Нужно найти и проверить эту Стефанию Владимировну, — сказал Володя. — Вполне возможно, что она поставляет девочек в Москву под видом горничных.

Анна, в виде исключения присутствовавшая на совещании, горестно кивнула.

— Вы ее хоть раз видели? — спросил Агеев.

— Я впервые услышала о ней от Орыси. Даже удивилась. Потому что никогда не слышала, что у них в Стрые есть близкая родственница. Наталка, подружка Орыси, наша соседка. И ее родители никогда не упоминали имя Стефании Владимировны.

— А прежде чем собирать дочь в Москву, вы не расспрашивали Наталку об этой тете?

— Как раз на то время она сама уже уехала в Италию, к матери.

— Так ее мать живет в Италии?

— Она там три года работает, в семье. Ухаживает за стариком. А муж ее еще в апреле уехал на заработки в Подмосковье. Строить хаты богачам.

— Так что, Наталка одна жила?

— С бабкой. Но та совсем уже глухая, старая. Хотя по хозяйству еще возится. А тут мать позвонила, говорит: приезжай, доченька, я тебе работу нашла. Наталка очень обрадовалась. Потому что там хорошо платят.

— И сколько — хорошо? — полюбопытствовал Агеев.

— Девятьсот евро в месяц. С питанием и жильем. Чистыми.

— Не хило! — заметил Демидов. — Моя жена с высшим образованием получает двенадцать тысяч рублей.

— Работа там тяжелая, — напомнила Анна. — К старикам нанимают женщин, если они уже совсем беспомощные или сумасшедшие. Выходных, как у нас по два дня, нет. Если полдня в неделю дают выходной, уже счастье.

— Н-да… Не нужен нам берег турецкий, — сделал вывод Демидов.

— У нас бы тоже не разъехались по свету, если бы зарплата была двенадцать тысяч, — тихо ответила Анна.

— Предлагаю отправить в командировку Володю, — сказал Голованов, — раз уж он вышел на Суглобова и фактически занялся расследованием дела Орыси. Нужно найти подружек Наталки. Может, она им что-нибудь говорила об этой Стефании Владимировне. Фамилия ее ведь известна?

— Нет. — Анна опустила голову.

Турецкий не удержался и упрекнул ее:

— Ну как же вы даже фамилию этой женщины у дочери не спросили?

— Я думала, что она действительно родственница Наталки. Орыся мне никогда не врала. Вы думаете, что она не родственница?

— Это было бы слишком просто, — избежал ответа Турецкий.

В пятнадцать часов сорок минут поезд Москва — Львов отправился с Киевского вокзала, и в одном из купе сидела заплаканная Анна. Напротив пытался читать газету Демидов. Но сам думал о том, что в багажном отделении в цинковом гробу возвращается на Родину доверчивая девушка Орыся. Которая никому не желала зла и только хотела помочь семье.

15

Ночью пересекли границу. Теперь пограничники после обычных вопросов о наличии у пассажиров наркотиков, валюты и оружия деловито раскрывали толстые папки и дотошно сверяли фамилии всех пассажиров со своими сведениями. Демидов подивился количеству нарушителей, которых разыскивали власти. Папка прямо распухла от бумаг. В соседнем купе уже слышался плачущий голос женщины:

— Так я не виновата, что мои родители не заполнили иммиграционную карту на мою дочку, когда ехали в Россию. Что же теперь делать? Среди ночи будете нас ссаживать? А дальше что? Куда мы денемся? У нас уже и денег нет.

Дверь в купе закрылась, и ответа Демидов не услышал. Когда поезд тронулся, на перроне стояли только пограничники. Никого не ссадили.

И Демидов догадывался, каким образом решился вопрос.

В Стрые он поселился в маленькой гостинице, хотя Анна уговаривала его пожить у них. Володя твердо, но вежливо отказался. В гостинице он будет чувствовать себя свободнее. В тот же день он пришел в дом Бабичей, и вместе они составили список подруг, с которыми чаще всего общалась Орыся. Их оказалось не так много. Хуже всего было то, что главная свидетельница, Наталка, отсутствовала. Но Демидов решил зайти к ее бабке. Даже если она ничего не знает, хотя бы скажет, есть ли у них родственница Стефания Владимировна.

Бабка с трудом передвигалась по дому, но заставить ее посидеть не было никакой возможности. Она то вытирала вымытую посуду, то расставляла ее на полке. Затем принялась чистить картошку. Потом нацепила очки и стала перебирать гречку. Переспрашивала каждый вопрос, видать, туговата на ухо, но отвечала толково. Слава богу, мозги у нее работали нормально.

— Не, та шо вы! Яка така Стефания Владимировна? Та я про такую вперше чую! Нема у нас у Стрыю никаких родичей. Наталка говорила? Она вам наговорит. Такую брехуху еще поискать. Слава Исусу, уехала в Италию к матери. А то не работала, не училась, такую мне ледащую девку оставили. Я на нее только готовила да убирала. И как она там у чужих людей хозяйничает? Ее тут не уговорить было подмести пол, — сетовала старуха. — Правда, там за это гроши большие платят. А тут задаром.

Девка свою выгоду искала, — заключила бабулька и неодобрительно поджала губы.

Она уже успела перебрать крупу и теперь принялась штопать чулки. Иголка так и мелькала в ее руках. Демидов уже давно не видел, как штопают, и зачарованно следил за хитроумным процессом. А такого способа он еще не видел: она подцепляла петельку нитки и протягивала ее через другую, словно вязала крючком.

— Подружки, говорите? Вот Орыся у нее была, хороша дивчина, тильки уехала уже месяца как два. На заработки в Москву. Хлопчик у нее был, гарный такой, разумный. Она с ним иногда к Наталке приходила. Олегом зовут. Вроде у Киеве учится. Чи на фельдшера, чи на этого… филолога, чи як его? На того, кто языки учит. Спытайте у его матери.

— А фамилию его вы знаете?

— А чого ж не знать? Марчук фамилия. Его мать ликарь, зубы лечит. Вот мне лет десять назад челюсть зробыла. Гарна челюсть, совсем не мешает. Но человек она поганый, — неожиданно заключила старушка.

Бабуля покончила с чулками и принялась кроить из старого пододеяльника полотно, расстелив его на обеденном столе. Демидов не удержался и спросил:

— А что, нельзя его уже на тряпки пустить?

— Ленивые так и делают. А я подошью, и будет мне простыня.

— Бабуля, так ваши все на заработках. Неужели на постельное белье не заработали?

— А чого б они там сидели, если бы не заработали? Так я не хочу их гроши распускать. Это уже им, молодым, нехай будет. Им все надо. А мне что, старой, надо? Они мне пишут: покупай мясо, харчуйся хорошо. Мясо дорого стоит. Не буду я их деньги на мясо тратить. Им копейка тяжело дается. Думаете, приятно чужую задницу мыть? А я колбаски куплю, с макаронами поем, больше мне и не надо. Или картопли наварю, да с олией. Як то люды говорят? — задумалась она. — А, вспомнила. Погано жили, нечего и начинать.

Бабуся опять взялась за иголку и, прошивая края ткани крупными стежками, посоветовала гостю:

— Так вы идите в поликлинику, по улице Володимира Великого, да сверните на Орлика. Там поликлиника, а на втором этаже кабинет зубной. Марчучка вам все скажет, если Орысю простила.

— А что ей Орыся сделала?

— Так они с Олегом к свадьбе готовились. На сентябрь наметили. А невеста вдруг в Москву. У них, правда, батько хворый. Она подалась на лекарства заработать. А Марчучка про нее потом черт-те что говорила. На весь Стрый опозорила.