Страница 60 из 68
— Сделай это, — произношу я.
— Это не поможет. Ты сам говорил, что никому не удастся сбежать. Никто не спрячется. Тебя нельзя превзойти.
— Возможно, чтобы убить меня, достаточно всего одной пули.
Я нахожу глубину её глаз: голубых как небеса, серых словно облака. И чувствую, как её указательный палец двигается к курку. Внезапно её руки разжимаются, и в этот же момент пистолет падает на пол. Она сгибается так, будто её тошнит, и резко опускается вниз, прижимая голову к коленям.
В комнату заходят другие члены картеля. Они смотрят на мёртвые тела, а потом на нас с Кейтлин. Я бросаю кровавое сердце на пол. Проходит совсем немного времени, прежде чем я убиваю их всех.
ГЛАВА 47.
Кельвин.
— Попробуй.
Всё тело Кейтлин напрягается, когда она оглядывается на меня через плечо. Наполовину недоеденный сэндвич и стакан молока ждут её на кухонном столе. Немного за полночь, но Норман уже несколько часов назад привёл её наверх и проводил до душа.
— Давай, — говорю я.
Она неуверенно тянется и касается чёрной дверной ручки. Даже оттуда, где я стою, слышно, как участилось её сердцебиение в тот момент, когда она поворачивает её. Она тянет за ручку, и дверь открывается, но Кейтлин снова оглядывается на меня.
Я захожу на кухню.
— Ты не моя пленница. Я привёл тебя сюда для того, чтобы у тебя была возможность вылечить раны.
— Вылечить? Разве это возможно… После всего? Я укусила мужчину за ногу. А потом… — она колеблется, — убила кого-то. Человека.
— Ты выжила.
— Я даже не думала об этом, — произносит она. — Сделала это без раздумий. В одну секунду он надвигался на меня, а в следующую уже лежал на полу. Я целилась ему в сердце.
— Это не то, чего я бы хотел для тебя, но уже ничего не изменишь. Ты сделала то, что должна была.
Её плечи опускаются, и она смотрит в ночь.
— Я даже не знала, что мне делать за пределами поместья. Ты всё равно мог меня найти.
— Да.
— Но ты не хочешь.
— Ты хочешь, чтобы я хотел этого? — мои ноги сами несут меня, останавливаясь прямо перед ней, и я смотрю на её макушку. — Ты могла остаться.
Она вскидывает голову вверх. На повязке на её щеке появляются складочки.
— Останься, но только если сама хочешь этого, — произношу я. — Потому что я хочу этого.
Я разрываю наш зрительный контакт, чтобы снять свой свитер и отдать ей. Жду, пока она поймёт мой намёк и наденет его. Молча обнимаю её.
— Идём.
В этот час воздух на улице прохладный. Я веду её к лабиринту из розовых кустов в сад, и нашу дорогу освещает только луна.
— Мои родители купили эту землю ещё до моего рождения. Отец помог отстроить дом. Мама занялась интерьером и садом. Розы были её любимыми цветами. Даже когда они переехали в Фендейл, то продолжали ухаживать за домом, потому что были уверены, что в один прекрасный день вернутся сюда. После их смерти я унаследовал достаточно денег, чтобы начать собственный бизнес. И выбрал телевидение, потому что это могло дать мне некий контроль из-за моего персонажа. Я знал, что будет необходимо поддерживать обе личности. Мне не нужно всё это, — говорю я, разворачиваясь к дому, — но это даёт мне уединение и безопасность, которые действительно необходимы.
— Ты скучаешь по своим родителям? — спрашивает она.
— Да. Я хотел бы, чтобы они увидели, что их создание увидело жизнь.
— Как думаешь, они гордились бы тобой?
— Не знаю. Оглядываясь на свой путь, я думаю, что где-то потерял тот смысл, который они в это вкладывали.
— Что они хотели?
— Сделать мир лучше, начав с города, который любили. Не знаю, кем я должен был стать. Ответом, полагаю. За смерть моей бабушки, и пока мир не станет лучше.
— Как это, быть героем?
Я смотрю на неё сверху.
— Не знаю. Не думаю о себе таким образом.
— Зачем ты делаешь это, Кельвин? На самом деле?
— Я не могу описать словами то, что чувствую, когда спасаю жизнь. Как не могу описать и ощущения, когда отнимаю её. Ничего не сравнится с такого рода силой. Первоначально я делал это для своих родителей, но потом уже не мог остановиться. Мне бы пришлось бросить миллионы людей. Но и… Ещё я заботился о городе. Это не единственная вещь, о которой я заботился.
Выражение её лица смягчается.
— Не единственная?
— Что ты хочешь услышать? — спрашиваю я. — Что я забочусь о тебе? Блядь, сегодня я убил ради тебя. И поставил всё на карту.
— Я не просила тебя делать этого. Никогда ничего из этого не просила.
— Нет, не просила. Но получила это. Я не могу объяснить, почему именно ты, и откуда во мне чувство, что ты моя. Если бы ты почувствовала зло, которое я видел в этих людях… — сглатываю сквозь стиснутые зубы, — ты бы поняла. Я хочу защитить тебя от этого, потому что из-за меня у тебя никого нет. И потому что…
— И что?
Я вздыхаю и качаю головой.
— Забудь.
Спустя несколько мгновений молчаливой прогулки она спрашивает:
— Какими они были, твои родители?
— Я рассказывал тебе. Необычайно умными и сердечными.
— Но какими ещё?
— Они никогда не останавливались ни перед чем. И ни перед кем.
Кейтлин прикусывает нижнюю губу:
— Не думаешь, что они, возможно, требовали слишком многого от шестнадцатилетнего парня?
— Нет, — отвечаю я. — Они преподнесли мне подарок.
— А что случится, если ты прекратишь?
— Прекращу что?
— Инъекции.
— Не знаю. Зачем мне это делать?
Она останавливается и разворачивается ко мне.
— Ты сказал, что таким тебя делает препарат К-36. Таким… Не знаю. Агрессивным. Жестоким.
— Они усиливают мои человеческие потребности. Но и всё плохое — любая тьма во мне — также становится хуже. Инъекции делают меня сильнее и способнее.
— Ты мог бы прекратить их, если бы захотел?
— Да, но у меня нет для этого причин.
Отпускаю её руку, Кейтлин смотрит вниз.
— Я ошибалась по поводу Героя? — спрашивает она.
— А что ты думала?
— Что он был хорошим. Он Герой потому, что не может быть кем-то ещё.
Она все ещё мой птенчик — хрупкий цветок в моих руках. Я злился на неё и многократно ломал её.
— Ты не ошибалась.
— А насчёт тебя я ошибаюсь, Кельвин?
— Нет.
— Как такое возможно? Как ты можешь быть двумя противоположными людьми? — она касается моего подбородка. — Из-за этого ты такой.
— Что?
— К-36. Это наркотик.
Я медленно моргаю, глядя на неё, и поднимаю брови.
— Наркотик?
— Это то, чем являются твои инъекции. Наркотиком. Ты ловишь кайф, как и любой другой наркоман.
— Они делают меня лучше, — шиплю я. — Без этого «наркотика» я ничто. Лишь преступник, как и они. Этот «наркотик» — то, что спасло тебя сегодня. Они должны делать меня сильным, чтобы я мог защитить тебя и то, что необходимо защищать.
— Хорошо, — отвечает она. — Я даже не знаю, почему так переживаю.
Она разворачивается, но я хватаю её руку и тащу назад.
— Мы не закончили. Не уходи от меня.
— Вот Кельвин, которого я знаю.
— Что это должно означать?
— Я не знаю того второго парня — ту версию тебя, которая держит меня за руку и говорит правду. Того, кто спасает мир. Но этот человек, — произносит она, глядя на мою руку, сжимающую её. — Тот, кого я знаю.
— Ты думаешь, что не знаешь меня, когда я надеваю маску? Это чушь, — моя хватка слабеет, и я делаю глубокий вдох. — Послушай, Кейтлин, правда несладкая. Она запутанная. Но это не меняет того, через что мы прошли. Однажды вечером ты сказала, — я делаю паузу, ступая на запрещённую территорию, — что любишь меня. Это было сказано всерьёз?
— Да, — не раздумывая отвечает она.
Что бы ни бежало по моим венам, я не узнаю это. Кажется, я улыбаюсь, но не уверен, оттого ли это, что ничто другое не делало меня счастливым уже очень долго время. Однако она добавляет: