Страница 82 из 85
— Она уж слишком нос стала задирать кверху… Встретится, бывало, со мной, отворотится… Постой же, я думала, будет и на моей улице праздник… Пущу и я тебе пыль в глаза. Так и вышло… Теперь сама заискивает; и как пришла ко мне один раз — так просто от зависти губы все себе искусала. Такой квартиры ей и во сне не снилось…
— Что ж, вы до сих пор у этого графа?
— У него… Да кабы не деньги его, я бы давно его бросила; надоел,— ревнивец такой, что ужас.
— Как же вы не боитесь принимать у себя?..
— Его теперь нет. Поехал в Москву по делам на неделю.
— А люди могут ему рассказать…
— Сделайте милость! Люди все на моей стороне. Они от меня получают не мало. Попробуй-ко кто ему рассказать. Я сейчас прогоню. А где они такое место найдут? Да знаете что? Я все пристаю к нему, чтобы замуж выдал.
— Что вам вдруг захотелось? Я думаю, так свободнее…
— Хочу остепениться… В губернию поеду; буду ролю разыгрывать… Повеселилась здесь довольно. У меня на примете и жених есть.
— Ну, что ж?
— Да вот со стариком своим не слажу… А жених славный, не старый еще… солидный человек; бакенбарды такие и крест на шее, штатский советник.
— Вот как! Что ж, он влюблен в вас?
— Кто его знает! Я так думаю — просто он потому сватается, что мой хорошее место доставить может… Да и пронюхал, что у меня деньги в ломбарде лежат.
— Смотрите, не попадитесь в руки тирану.
— Не такого полета птица,— сказала Александра Петровна, кивнув головой,— извините… Ну, вот видите, я вам все рассказала, а вы мне ничего не хотите…
— Да мне нечего и рассказывать… Служил, не поладил с начальством и вышел — вот и все.
Лакей принес чайный прибор и поставил на стол.
— Так вы теперь без всякого места? — спросила Александра Петровна, разливая чай.
— Без всякого.
— И жалованья не получаете?
— Не получаю.
— Как же это? Чем же вы живете? Или на службе что приобрели?
— Ничего не приобрел,— смеясь ответил Костин.— Опять уроки даю, переписывать беру бумаги.
— Скучно, я думаю, вам?
— Не совсем весело.
— Что вы не женитесь?.. Я вам купчиху богатую найду.
— Нет, уж бог с ней, с женитьбой.
— Не хотите? Ну, место вам выхлопочу… хорошее место, с большим жалованьем. Мне стоит только сказать моему. Уж я двум места доставила.
— Спасибо вам; только мне и места не надо.
— Какой вы, право… Ну, денег у меня займите… У меня много.
«А доброе существо, однако ж,— подумал про себя Костин.— И если выйдет за своего статского советника с бакенбардами да уедет в какой-нибудь Мутноводск, верно, будет лучше генеральши Грызунчиковой…»
Потом он произнес вслух:
— Еще раз и от души благодарю вас, драгоценная моя Александра Петровна, но и от денег отказываюсь…
— Да вы, может быть, потому не берете, что не надеетесь скоро отдать… Так не беспокойтесь — отдадите когда-нибудь. Ведь я не забыла, что вы тоже меня одолжали… Помните?..
— Полно вам вспоминать об этом вздоре. Что это за одолжение!..
— Дорого яичко к Христову дню, Виктор Иваныч!..— перебила Александра Петровна.— Все же вы меня не раз из нужды выручали. А вот теперь не хотите, чтоб я вас выручила.
— У меня правило: не занимать никогда.
— Ну, бог с вами… А где теперь Степанов и другие ваши друзья, которые вас тогда провожали?..
— Степанов где-то в Крыму служит городским врачом… Живописец еще не вернулся из чужих краев; немец в свое поместье уехал, в Курляндию. Поляк — тоже не знаю, куда девался.
— Кто же к вам ходит теперь?
— Никто почти. Один только Волчков; вы его помните, верно?
— Какой же это Волчков?.. смуглый, брюнет, в очках?
— Нет, напротив, белокурый, такой скромный, тихий малый… На скрипке еще играет.
— Ах, помню, помню… И как славно, бывало, играет!.. Он что же теперь?
— Он бросил службу и занялся музыкой. Теперь в театральном оркестре сидит. Однако ж вы, должно быть, тоже охотница до музыки — Штрауса портрет себе купили? — улыбаясь, спросил Костин.
— Ах, Штраус! просто прелесть, душка! Как он мило подскакивает, когда управляет музыкантами!.. А вы что это за картину взяли, чай, портрет актрисы какой-нибудь?
— Нет, так, головку…
— Не может быть… Покажите.
— Да зачем вам?
— Ну, пожалуйста, я вас прошу.
Костин, видя, что нельзя отделаться, развернул гравюру…
— Какая хорошенькая! Прелесть! — воскликнула Александра Петровна.— А это что подписано по-французски?
— Это название цветка, перед которым она стоит. Есть такой цветок — не тронь меня называется.
— Не тронь меня? Вот чудное прозвание!
— Да… Если его тронуть рукой, он сейчас свернется и завянет…
Костин долго смотрел на купленную им гравюру, не говоря ни слова. На лице его отражалась глубокая скорбь… По какому-то странному случаю эта женская головка необыкновенно напоминала Анну Михайловну, что и заставило Костина отдать за нее последние деньги…
Наконец он свернул гравюру и, бережно завернув ее, стал прощаться с Александрой Петровной.
— Да куда же вы?.. посидите…
— Нет, Александра Петровна, у меня что-то болит голова и горло…
— Я велю отвезти вас в карете.
— Не надо, ради бога, не надо… Тут недалеко, доеду и на извозчике…
— А послушайте, я когда-нибудь к вам заеду посмотреть вашу комнатку… Старину вспомнить…
— Заезжайте… милости просим… Только заранее предупреждаю вас, что после этой квартиры она покажется вам куда убогой!.. Вы уж отвыкли от таких комнаток и скоро там соскучитесь.
— Ничего, ничего, не соскучусь… Смотрите же, ждите меня.
Она подала ему руку, и он, пожав ее, вышел.
— Какой это у вас гость такой был? — спросила бойкая Настя Александру Петровну по уходе Костина.
— Старый знакомый, Настя… Мы с ним когда-то вместе горе мыкали…
— Должно быть, не из богатых.
— Бедняк совсем; а добрый человек, Настя,— и такой чудак. Я ему деньги взаймы давала — не берет; невесту богатую хотела сосватать — не хочет; место бралась достать — отказался.
— Подлинно чудак!.. Да, может, одумается, придет.
Прошел месяц. Александра Петровна не собралась посмотреть житье-бытье Костина. Она даже почти забыла о нем. Приехал ее покровитель и вдруг сильно захворал. Воспользовавшись этим, она стала умолять его, чтобы он пристроил ее при жизни своей… Покровитель разжалобился, выхлопотал статскому советнику очень видное место и помолвил с ним свою фаворитку, выговорив себе право в случае выздоровления по-прежнему посещать ее… За несколько дней до свадьбы Александра Петровна вспомнила свое обещание посетить Костина. Ей хотелось сообщить ему о близкой перемене судьбы своей и попенять, что он совсем забыл старую знакомую.
Она поехала одна, без человека, и насилу отыскала дом, где жил Костин. Ее повели по узкой, крутой и темной лестнице. Отворив дверь, она была поражена спертым воздухом, пропитанным запахом лекарств. Перегородка, не доходившая до потолка и оклеенная самыми дешевыми, пестрыми обоями, разделяла комнату на две части. Одна часть была совсем темная и служила передней. В ней-то и очутилась разодетая, раздушенная Александра Петровна. Ее встретил Волчков и сперва был озадачен появлением такой нарядной барыни; но потом, вглядевшись в черты ее и вспомнив, что Костин рассказывал ему о встрече с бывшей Сашенькой, узнал ее и воскликнул, застегивая сюртук, потому что был без жилета и в ситцевой рубашке:
— Ах! Александра Петровна…
— Узнали меня? — сказала та, улыбаясь.— Что, Виктор Иваныч дома?
— Дома-то дома, да теперь спит.
— Ничего, разбудите его…
— Нельзя-с, Александра Петровна, доктор не приказал.
— А разве Виктор Иваныч болен?
— Крепко болен-с. Не знаю, встанет ли…
— Да что же с ним, давно ли это? — спрашивала Александра Петровна, у которой лицо выразило искреннее соболезнование.
— Да почти с того самого дня, как был у вас.
— Ах, боже мой! Да, я помню, он жаловался, что у него болит голова и горло.