Страница 7 из 14
– Деточка, они шалили давно, в шестидесятых. Сейчас это не шалости. Это мороженое дружку за шиворот сунуть! – Майлз обрадовался новой теме и стал рассуждать о том, что по-настоящему сильного и правдивого фильма про те волнения и про то, как де Голль себя повел, не было.
– Не важно, что это было недавно. Десять лет для истории не срок. А для человека – почти эпоха. Важно, что эти люди, которые тогда баррикады строили на Монмартре, живут среди нас. Они же почти наши ровесники. Ведь известно, что чем старше становишься, тем больше у тебя «одногодок». – Майлз посмотрел на слушателей. Кто-то тут же стал спорить, кто-то соглашался, кто-то с довольным видом потягивал вино, предвкушая спор. Майлз был мастером полемики, и заканчивалась она не всегда его победой, но его очень яркими фразами. Анна улыбнулась – в их доме, даже если не будешь прикладывать усилий, все все равно пойдет как надо.
– А вы извините меня за ту выходку? Ну, как раз когда этот самый злосчастный софит упал? Я не хотела быть такой невежливой! – Анну кто-то тронул за рукав. Она обернулась и увидела ту самую девушку, художника по костюмам. Анне захотелось отомстить, но, глядя на улыбку, на блестящие глаза, на просящий взгляд, Анна ее пожалела. «Что я, в самом деле?! С виду она же просто ребенок. Это же я все от ревности!»
– Это вы меня простите, я на съемках бываю стервой.
– Прощаю, – весело ответила девушка и добавила: – Как это лестно, простить саму Анну Гроув. Это же за гранью реальности. Но я должна сказать, что быть стервой вам очень идет.
– Спасибо, я постараюсь не нарушать образ! – рассмеялась Анна. Они кивнули друг другу и разошлись. «Господи, да как же ее зовут?! У нее такое короткое имя?!» – пыталась вспомнить Анна, оглядывая присутствуюших. В гостиной стало тесно и шумно, уже слышались громкие возгласы, громкий женский смех. – Ну, наступило время флирта. Очень скоро станет ясно, кто с кем уедет. – Анна наизусть знала «расписание» вечеринок. Сейчас, например, после «официальной части», после признаний в дружбе и любви до гроба или хотя бы до следующих совместных съемок, наступило время личных отношений. Все, что началось под светом софитов, может вполне закончиться в этот вечер. И все, что не успело случиться во время съемок, может случиться сейчас. – Ах, да это даже скучно!» – вздохнула Анна и тут увидела Дика.
Он был один. Впрочем, даже если рядом кто-то был, Дик все равно выглядел одиноким. В его внешности было всего столько странного, а жесты были так скупы, что невольно все начинали приглядываться к нему. А приглядевшись и отметив красивое лицо, начинали подозревать, что человек несчастлив. И к этому человеку было уже непросто подойти и заговорить на первую попавшуюся подходящую тему.
– Дик, что ты здесь делаешь? Один, когда там Стив потешает публику.
– Я не один. Нас тут много. – Дик многозначительно поднял бровь и указал на толпу людей в центре комнаты.
– Ну, они порой совсем не мешают одиночеству.
– Тоже верно.
– Глядя на тебя, я пытаюсь разрешить один вопрос. – Анна обращалась к Дику, но смотрела на гостей.
– Какой?
– Как тебе удается не сливаться с окружающей природой? Это же противоречит законам самосохранения. Кстати, ты в курсе, что тебя терпеть не могут наши «мальчики».
– Я в курсе, что мне плевать на это, – рассмеялся Дик. – А если «мальчикам» больше нечего делать, то мне их жаль. С другой стороны, почему они меня должны любить?
«Мальчиками» Анна называла мужчин-актеров, которые принимали участие в их фильме. Актеров было много, и действительно Дика они недолюбливали. Анна, которой было свойственно «выяснять», как-то пыталась расспросить одного из актеров, но ничего убедительного она не услышала и пришла к выводу, что это просто мужская зависть. Дик был не только красив, он был талантлив и при этом держался настолько в стороне, что неизменно привлекал к себе внимание. Анна подметила этакую странность: если собиралась группа людей, а Дик находился поодаль, то все присутствующие обязательно вскоре начинали поглядывать в его сторону. Словно обращаясь к нему за одобрением, за сопереживанием или из желания вовлечь в общение.
– Анна, я давно не обращаю внимания на такие вещи. В театре такого предостаточно, и, если все это держать в уме и у сердца, сил не хватит на работу.
Анна перевела взгляд на него. Дик стоял перед ней, и от его тонкого и ласкового лица у нее захватило дух. «Он так хорош, так… – подумала было Анна, но тут же опыт ей подсказал: – Просто ты влюбилась так, как давно ни в кого не влюблялась».
– Вот смотрю старые журналы. Это Гроув собирал? Любопытный подбор!
– Что? – Анна, ничего не понимая, посмотрела на то, что показал ей Дик. – Не знаю, наверно. Я не люблю старье!
Дик рассмеялся:
– Зря. Любопытная штука. Та же жизнь, но еще без нас.
– Без нас. Да, Дик. Без нас. Дик, завтра будет день без нас. То есть мы будем, а нас не будет. Фильм закончился, и нас уже нет. Это всегда страшно. Сколько снималась, столько об этом думала. А сейчас, сейчас мне особенно жаль.
– Анна, а я рад, что вернусь домой, в театр. Мне здесь было плохо. Да, работа есть работа. Даже такая, как кино.
– Дик, мы закончили снимать фильм. Все. Теперь Гроув будет заниматься его продвижением. Большая часть людей завтра улетит. И мы тоже, Дик, мы не увидим больше эти жуткие круассаны, это какао в пиалках и тягучий хлеб. Дик, мы поедем туда, где есть гамбургеры.
– Анна, они есть и здесь, ты просто не заметила их.
– Это не патриотично – есть гамбургеры на берегах Сены.
– По-моему, все-равно, если хочется!
– Нет, нет. Иногда еда становится культовой вещью…
Дик, улыбаясь, смотрел на Анну.
– Что ты так смотришь на меня и совсем не слушаешь?
– Я любуюсь тобой. Анна, я хотел сказать тебе спасибо – ты великолепная партнерша. Ты так чувствуешь настроение, ты…
– Тонкая и ранимая. С тобой играть одно удовольствие… – продолжила Анна, подумав, что Дик над ней подшучивает. – Дик. Да, спасибо. Всего этого у меня не отнять.
– И никто не отнимет. Это же уже есть. – Дик вернулся к своему занятию и продолжил листать журнал.
– Отличная коллекция, – повторил он.
– Это Гроув. Это все он, – в тон ему проговорила Анна. Она не знала, что можно сейчас сказать друг другу. Вдруг они с Диком стали свободны. А это означало, что каждый должен принять решение.
– Дик, давай завтра съездим куда-нибудь. Я ведь и Париж-то толком не видела. Гроув занят, а мне надо немного прийти в себя. Судя по фильму, который мы закончили снимать, ничего нет лучше Парижа для этой цели.
– Можно. – Дик отложил журнал и посмотрел на людей в гостиной, которые и не думали расходиться.
– Так как? Во сколько? – спросила Анна.
– Надо сообразить. – Дик все так же смотрел на гостей.
Анна проследила за его взглядом и поняла, что он смотрит на эту самую художницу. Ту, со странным именем. Она разговаривала с Майлзом и чему-то улыбалась.
Анна внимательно присмотрелась к девушке. Приятная лицом, стройная, в отлично скроенном костюме из тонкой замши. И высокие сапожки, и светло-голубая рубашка, и даже этот бокал в руках с тяжелым темно-бордовым напитком – все сочеталось и словно было не в гостиной, а на картине художника, любителя жанровой живописи. Этакая иллюстрация красивой и успешной молодости.
– Что она пьет? Что это у нее там? – неожиданно спросил Дик у Анны.
– Ах. – Анна тут же развеселилась. Так, значит, Дика интересует не она, а напиток, который у девушке в бокале.
– Судя по всему, это вишневый сок.
– Вишневый сок. На вечеринке по случаю окончания съемок. Очень трогательно. По-детски, – заметил Дик, и Анна вновь забеспокоилась.
– Да, главное, чтобы Стив Майлз это помнил, – жестко сказала она.
– Почему Майлз? При чем тут Майлз?
– Дик, ты и впрям живешь как на необитаемом острове.
– Что ты имеешь в виду?
– Он за ней ухаживает. Стив Майлз влюбился. У них роман. – Анна закатила глаза. – Но больше ни о чем меня не спрашивай. Я терпеть не могу сплетничать.