Страница 2 из 25
— Балаган, это когда стар-р-рые, выжившие из ума еноты рассказывают своим детям всякие глупости. А наконечник я сама сделаю из той монеты, которую ты так кстати пр-ритащил. А откуда ты ее взял? Опять бледнолицые объявились?
— Нет, это старая монета. Я выловил ее у брода, где двадцать лет назад гризли укокошил толстого испанского капитана.
— Почему толстого?
— Не знаю. Все волки называют этот брод — Бродом Толстого Капитана.
— Ну им — волкам — виднее, не спор-р-рю, — кивнула понятливая Пум-Пум.
— За песету с тебя два яйца! — нагло сказал Енот.
— Подавись! Энтомолог, истр-р-ребитель чешуйчатокр-рылых.
— Ничего себе! — он затолкал яйца себе за щеки и очень натурально изобразил вокруг Пумы свадебный танец смертельно влюбленного хомяка.
И вот, теперь они шли впотьмах к Трем Камням. И Пума должна была подстрелить рыбу, о существовании которой услышала впервые только вчера. Подстрелить потому, что старые еноты наболтали всякой чепухи.
Неожиданно речка сделала поворот, и они пришли. Три камня отражались в спокойной воде. Лягушки замолчали, и тишина стояла полная. Быстрый Олень облизнул пересохший нос. Пум-Пум согнула лук, уперев его в землю, и натянула тетиву.
В полном молчании они забрались на сосну, прошли по толстой нижней ветке и, уцепившись за нее ногами, повисли головами вниз, глядя на реку. Со стороны могло показаться, что девочка-пума с енотом-оленем играют в летучих мышей. Они, тихо покачиваясь, висели, боясь спугнуть рыбу. Комар сел на Пумину руку, напился и тяжело улетел. У Быстрого Оленя от висения вниз головой потекли сопли. Они ждали, время тянулось мучительно медленно. Тяжело было им в тот вечер.
Вдруг на противоположном берегу появился индеец. «Распугает всю рыбу!» – подумала Пум-Пум. Из-за своего необычного положения сначала она не заметила ничего странного. Человек уверенно и быстро вышел на берег и только когда стал забираться на камень среди ручья, стало ясно, что идет он на руках. Индеец шел вверх ногами, так же, как Енот с Пумой висели на сосне. Пума очень удивилась. Енот зажал лапой девочке рот, сделал большие глаза, всячески давая понять, что шуметь не надо. Индеец влез на камень, и его отражение замерло в зеркальной воде. Отражение получалось правильным: голова сверху, ноги внизу, только руки подняты над головой. И тут на месте этого самого отражения, поднялся фонтан брызг, что-то гигантское тупо ударилось в камень, индеец покачнулся на руках от удара. Пума спустила тетиву, и стрела отчетливо тюкнула, попав в цель. Поднялся страшный рев, визг и вой. Поднялись брызги на реке, раздался треск ломающихся деревьев и грохот тяжелых злобных ударов где-то уже далеко-далеко. Эхо прокатилось по лесу, потом несколько раз мягко отдалось в холмах. Волны улеглись, и все стихло. Енот и Пума свалились с ветки.
— Бац! — заорал счастливый Енот, — ты попала. Прямо под лопатку! Ты слышала? А? Стрела как квакнула! Слышала? Вошла по самые перья! Как ты его!
— Это была не р-р-рыба? … — спросила Пума, зная уже, что никакая это была не рыба.
— Здорово, Бобры! — индеец вылез из ручья рядом с ними. Он протянул им два ритуальных приветственных прутика.
— Добр-р-р-р-рый вечер! — Пума вынула из кармана две крошечные ивовые веточки (за себя и Енота) и подала их мокрому пришельцу. Они надкусили нежную кору и поблагодарили друг друга.
— Пум-Пум, — это Черный Дрозд. Черный Дрозд, — это Пума Пум-Пум, — представил их Енот. У Черного Дрозда на темном, даже немного фиолетовом, лице были ярко-желтые губы, как рот у птенца. Это и в темноте бросалось в глаза. Дрозд был очень смешной.
— Это — мой друг Быстр-рый Олень, — сказала Пума.
— А я думал, что это — мой друг Енот, — удивился Черный Дрозд.
— Это — наш друг Быстрый Енот! — сказали они хором. Енот крякнул и сделал вид, что обиделся.
— Скажи, пожалуйста, что ты делал на камне, Черный Др-розд? Только не говори, что ловил Большую Р-рыбу, — спросила Пума.
— Видишь ли, Пум, — вмешавшись, затараторил Енот, — у Дрозда такая, э-э-э-э работа…
— Акр-р-робат из цир-р-рка?
— Дрозд делает всякие украшения: браслеты, бусы, висюлечки, бамбушечки.
Вообще, разные красивые штучки. Выглядят они как обычные украшения, а на самом деле это приспособления, которые помогают от плохой дряни…
— Как ты сказал, Енот?
— Не придирайся! Украшения, которые делает Черный Дрозд, отпугивают некоторых нехороших существ… могут пригодиться в трудную минуту. А тот, против кого делаются эти побрякушки, знает это и приходит всякий раз Черного Дрозда убивать.
Ему не нравится, что против него делают приспособления. Но если встать вниз головой, глупый Унгао Бо…
При этих словах волосы на голове у Пумы зашевелились от ужаса. Опаснее духа сумерек Унгао Бо она не знала никого. Теперь, когда ее стрела торчит в спине у Большого Унгао, Пума начала понимать, в какую историю попала. Теперь дух сумерек Унгао Бо — ее личный враг навеки, а она сидит и слушает разглагольствования енота с рогами между ушей.
— Быстрый Олень прав, — сказал Дрозд своими удивительными губами, — как только что-нибудь затеваешь против этого мерзавца, он сразу появляется. Но если встать вверх ногами, Унгао Бо теряет тебя из виду, он просто не может ничего понять. Бо опасен, но глуповат. Достаточно встать на голову, он тебя уже не узнает. Точно никто не знает, почему так происходит, вероятно, он действительно не очень умен. Он чувствует, что дело неладно, но стоящего на голове за человека не принимает и убегает искать дальше.
За это время я успеваю сделать амулет — Унгао Бо меня уже не чувствует и не может навредить. Почти не может. Тут никогда нельзя быть очень уверенным. Но дело в том, что он быстро возвращается (Пума невольно обернулась), — примерно через день, — успокоил Черный Дрозд. — А за день не успеваешь сделать серьезную вещь, тем более несколько.
— Вот Дрозд и решил поймать Унгао Бо на свое отражение в воде, — сказал Енот — глупый Унгао должен был кинуться на отражение Черного Дрозда и разбить себе голову о камень. Это удивительное явление природы мы имели удовольствие наблюдать только что.
— И откуда Рогатые Еноты все знают? — осведомился Черный Дрозд.
— Не Рогатые Еноты, а Быстрые Олени, — сказал Енот, — я умею читать мысли, когда надо. Так вот, я как-то не был уверен, что, ударившись о камень, Бо очень испугается и убежит. Нужно было подстраховаться.
— И тогда, ты, подлый интр-риган, р-решил подставить меня? — Енот вовремя отпрыгнул, и Пума не смогла его поймать.
— Да, — отозвался Енот откуда-то из сосновых ветвей, — я подлый интриган. Но, Пумочка! Я талантливый подлый интриган! Все знают, что испанский корабль, на котором я месяц просидел в качестве любимой игрушки боцмана, затонул у самого берега, а команда перерезала друг дружку за час до этого. Да, это устроил я, не скрою. Я даже горжусь этим. Они держали меня в неволе. В плену. Не надо было меня мучить, и все было бы замечательно. А так спаслись только я и летучая мышь, приплывшая с кораблем из Европы. Кстати, за время, проведенное в плену, я узнал, что всякая нечисть боится серебра. Не любит серебряных предметов. Суеверные матросы (да покоятся они с миром) очень любили об этом болтать. Вот я и решил любезно попросить тебя помочь Дрозду…
— А нор-рмально ты не мог попр-росить, без этих штучек? — возмутилась Пума.
— В тот момент, когда бы я тебя «нормально попросил», Унгао напал бы на тебя, – сказал Енот, — он может подслушивать разговоры. Он все-таки серьезный дух, хоть и глупый. Унгао сразу бросился бы на нас, а так он даже никого не видел, потому что мы висели вверх ногами. Я сделал все как надо, и ты сделала все как надо, тем более что Черный Дрозд хотел соорудить эти украшения для тебя.
— Ладно, — сказал Дрозд, — я пошел работать. Время дорого. Пум-Пум, скажи своим домашним, пусть дня три-четыре держатся подальше от этого места. Ну, ты понимаешь…