Страница 9 из 10
Миха. За комиссию?
Парень (засмеялся). Напрасно! Со мной хитрить не надо, я вполне в курсе. И каким ветром лотерейку надуло, и все прочее. Юрий Леонидович специально для вас эту симпатичную бренчалочку заказывал. Теперь ясно?
Миха. А… «Жигули»… вам?
Парень. Мне?.. На сей раз нет. Конкурент слишком серьезный. В перспективе, разумеется, буду и я резиной по асфальту шуршать, но чуть позже, чуть позже… Ну что? Юрию Леонидовичу передайте, пожалуйста, — все свершилось. Словом, как говорят наши друзья марсиане, аллее о-кей!.. А вы, я смотрю, очень смахиваете на Юрия Леонидовича. Рот, нос, все прочее. «Черты семейного портрета, портрет семейный на стене….» Чье это, а? (Посмотрел на часы). Ох, я уже опаздываю, извините, извините! (Исчезает.)
Миха (один, после паузы.) Гады! Гады! Гады!
Убегает.
И снова Маша, Лева и Миха у своей любимой скамейки.
Ребята долго молчат. Все потрясены случившимся.
Лева. Жулик он, этот преуспевающий брат. Самый настоящий жулик! А Игорь! Комиссионные на нас заработал. Тьфу!.. Ты бы хоть по этой гитаре разок прошелся.
Миха. Как?
Лева. Да обыкновенно! Ногами. Чтобы она помягче стала. У, жулье!
Маша. Все мы хороши! Свалились эти деньги — и сразу глаза на лоб. Мне! Мне! Мне!
Миха. Как же теперь быть, а, ребята?
Лева. Ну как быть? Жить дальше.
Маша. Мне уже думать о них противно.
Лева. И все-таки шесть тысяч тридцать!
Миха (мрачно). Пять двести тридцать!
Лева (присвистнул). Как?! Восемьсот уже фуганул?! Ничего себе!
Маша. На что?
Миха. Корнюше двести…
Лева. Корнюше?!
Миха. Вырвала, можно сказать, с мясом. У меня тогда даже денег не было, пришлось материны отдать.
Маша. Это когда я ее у тебя на лестнице встретила?
Миха. Ну да.
Маша. Так вот ты с чего озверел!
Лева. А еще шестьсот?
Миха. Губкиной.
Лева (неприятно поражен). Людке?!
Миха. Да нет — маме. Растрата у нее или, как там называется, когда перевес больше недовеса.
Лева. Я бы не дал! Ни копья!
Миха. Пришла, плачет…
Лева. За шестьсот рублей и я бы тебе озеро наревел!
Вбегает Люда. Опять в новом наряде.
Люда. Вот вы где! Все обегала, пока сообразила… На! (Кладет перед Михой пачку денег.) Шестьсот. Считай!
Миха. А… а… почему?
Люда. Нипочему. Мать возвращает. Не нужно ей.
Миха. Как это не нужно? У нее ведь…
Люда (перебивая). Ничего у нее нет.
Миха. Но…
Люда. И все!
Миха. Она сказала…
Люда. А я сказала — все!
Лева. И правильно! У самих денег невпроворот…
Люда. А ты откуда знаешь — впроворот, невпроворот?
Лева. Что тут знать? И так видно. Одни танцы-замараицы! Ходит, как кукла. Сегодня одно шмутье, завтра другое, послезавтра третье. Рюшечки, брюшечки, финтифлюшечки!
Маша. Что ты на нее наскочил? Каждый одевается, как может.
Люда. Нет, пусть, пусть!
Лева. Расфуфырится, как новогодняя елка! Чтобы все на нее пялились!
Люда. А знаешь ли ты, умник-разумник, что у меня вообще ничего своего нет. Нет! Ничего! Один внешний вид! Мать со склада принесет — и на меня, обнашивать. Новое на барахолку не потащишь, придраться могут. Вот я все и обнашиваю, обнашиваю, обнашиваю. Туда-сюда! С меня — и на барахолку, с меня — и на барахолку!..
Долгая пауза.
Миха. Так она что… ворует?
Лева. Заткнись!.. Не ворует, а это… спекулирует.
Люда. Мне от этого не легче.
Маша. Ой, Люда…
Люда. Вот тебе и Люда! Она уже и Петеньку приспособила. Для младшего возраста обнашивать… Только не растрезвоньте, слышите?
Лева (после паузы). Понимаешь, Люда… Я ведь не знал.
Люда. Я сказала — все!
Маша. Значит, у нас теперь пять тысяч восемьсот тридцать.
Люда. Почему у нас? У Михи.
Миха. Миха все возвращает обществу.
Долгая пауза.
Лева (со злостью). Так что, делить, что ли, будем?
Люда. Делить?!
Маша. Сам ты бери и дели!
Лева. А ты на меня не ори!
Маша. Кто орет, интересно! Кто орет?!
Люда. Товарищи, товарищи! Ведь были еще какие-то предложения.
Лева (с той же злостью). Какие? Какие?
Люда. Ну… всякие…
Лева. Кататься все по очереди? Брать из фонда на ганцы?
Маша. Там еще какой-то идиот две тысячи просил.
Миха. Это я просил.
Маша. Зачем тебе? (Миха молчит.) Зачем тебе две тысячи? (Молчит.) Стенд на мраморном постаменте?
Люда. Какой стенд?.. Товарищи, какой стенд?
Миха (после паузы, мрачно). Квартиру надо двухкомнатную.
Лева. Ка-во?!
Люда. Жениться надумал!
Миха. Не мне, не мне, дурачье! Человеку одному! Такому человеку! Вам и не снилось!.. (Решился.) Пошли! Пошли, ну!
Уходит первым, все остальные за ним.
Миха водит ребят по необычной однокомнатной квартире. Повсюду какие-то таблицы, инструменты. Даже два станка, как в мастерской.
А вот кухня, наоборот, больше похожа на жилую комнату. Из-за шкафа торчит край раскладушки. Посреди кухни — детская лошадка, заводной грузовичок, кубики.
Миха (продолжая давать разъяснения, на манер гида). Он людям зрение спасает, ему академики пишут, благодарностей сколько. А живет… Сами видите…
Маша (осматриваясь). А здесь у него что?
Миха. Кухня… Вроде бы… Здесь и едят, здесь и спят.
Маша. Как спят?
Миха. Очень просто. На раскладушках. Трое взрослых и еще ребятенок.
Люда. А та комната?
Лева. Да ты что — слепая?
Миха. Там он работает, там одни станки.
Маша. Кто он? (Миха молчит).
Люда. Мы его знаем?
Маша. Миха, кто здесь живет? (Молчание.)
Входит Человек в защитных очках.
Человек. Здравствуйте…
Ребята (растерянно). Здравствуйте… Здравствуйте…
Человек. А Максим Максимович… Не есть здесь?
Маша. Максим Максимович?
Лева. Какой Максим Максимович?
Человек. Максим Максимович Исаев.
Все ребята воззрились на Миху.
Люда. Как?! Так это…
Человек. Дом шесть? Квартира номер десять?
Миха. С квартирой все правильно. Только Максима Максимовича нет дома. Он на садовый участок поехал.
Человек. О! Это есть далеко?
Миха. Километров тридцать.
Человек. О!.. Как же мне теперь делать?! Я же утром шесть часов должен улетать.
Миха. Вы специально к нему?
Человек. Специально, специально!.. Почему же так? Я телеграмм давал. Неужели не получал?
Миха. Бывает… А у вас к Максиму Максимовичу важное дело? Может, что передать?
Человек. Нет передать! Я сам должен видеть Максима Максимовича.
Миха. Что-нибудь случилось?
Человек. Случилось?! Вот! (Снимает очки.) Я вижу! Вас. Вас… Но я не видел. Был… как это?.. Бум! Бац!
Лева. Взрыв?
Человек. Да! Прошлый год назад был случайный взрыв фейерверк — и я ничего больше не видел. Докторы у нас очень много делали — я все равно ничего не видел. Потом Москва, академик Ларионов. Все равно ничего! Все черный, как будто всегда ночь… И потом… эти стёклики.
Миха. Хрусталики.
Человек. О да, хрусталики. Максим Максимович делал и присылал. И я опять стал смотреть. Небо, земля, люди. Красный, синий, голубой. Это чудо! Чудо!