Страница 7 из 37
– Да пошел ты…
Выстрел был меток; оперенная стрела с влажным хрустом вонзилась в грудь, и юнец повалился навзничь, сминая в горсти ткань камзола. Изо рта хлынула темная кровь. К нему бросились люди. Какая-то девушка, в серебристом бальном платье, с воплем упала на колени.
– Как раз к ужину успеем, – невозмутимо заметил старший дуэлянт, презрительно отбросил арбалет и вместе с секундантом направился в одно из игорных заведений.
– О Переландро, – пробормотал Локк, на миг позабыв о Леоканто Коста. – И что за манера споры разрешать…
– Вам не по нраву? – осведомилась юная, лет девятнадцати, красавица в черном шелковом платье, окинув Локка испытующим взглядом.
– Разумеется, существуют разногласия, которые требуют разрешения на поединке… – поспешил вмешаться Жан, опасаясь, что Локк спьяну наговорит лишнего. – Но, по-моему, арбалет в таком случае слишком… прямолинеен. А вот искусное владение клинком…
– Ах, фехтование – скучная, бессмысленная забава! Редко когда дождешься настоящего смертельного удара, одни обманные движения, выпады и финты, – заявила красавица. – Вот арбалет – оружие стремительное, честное и милосердное. А шпагами можно целую ночь размахивать и все равно противника не убить.
– Ваши доводы весьма убедительны, – пробормотал Локк.
Красавица безмолвно повела бровью и скрылась в толпе расходящихся зевак.
Привычные звуки ночи – веселый смех и гул разговоров, гомон гуляк под звездным шатром небес, – стихшие во время поединка, снова набирали силу. Девушка в серебристом платье, рыдая, бессильно ударяла кулаками по траве. Толпа вокруг поверженного дуэлянта потихоньку расходилась – стрела явно сделала свое дело.
– Стремительное, честное и милосердное… – негромко повторил Локк. – Придурки.
– Не нам с тобой их судить, – вздохнул Жан. – Проклятые придурки – именно эти слова высекут на наших могильных плитах.
– Наши с тобой поступки объясняются вескими причинами.
– Вот и дуэлянты так считают.
– Слушай, пошли отсюда, – сказал Локк. – Сейчас вот пройдемся, хмельные пары выветрятся, и можно в апартаменты возвращаться. О боги, я чувствую себя дряхлым старцем, разочарованным жизнью. Неужели и я был таким же глупцом, как этот несчастный юнец?
– Совсем недавно ты был еще глупее, – сказал Жан. – А может, и сейчас дурак дураком.
Они неторопливо брели вниз по Золотой Лестнице на северо-восток, к Большому пассажу, и уныние Локка развеивалось вместе с хмелем. Древние зодчие Тал-Веррара – неизвестно, мужчины ли, женщины или вовсе какие-то неведомые создания, – накрыли всю округу огромным навесом из Древнего стекла, что спускался с вершины шестого яруса к самому морю у подножья западного острова; там и сям навес поддерживали изящные витые колонны, льдистыми лианами вздымающиеся на тридцать футов в высоту, а сам хрустальный свод Большого пассажа простирался на тысячу футов.
Ярусы под Большим пассажем отвели так называемому Переносному кварталу – на открытых террасах позволяли селиться бедноте, и холодными дождливыми зимами резкие порывы северного ветра с легкостью сметали хлипкие лачуги, хижины и домишки, построенные из чего попало.
Как нарочно, ярусом выше, к юго-востоку от Переносного квартала, начиналась Саврола, иноземная слобода, где жили состоятельные чужестранцы. Здесь находились лучшие гостиные дворы, включая и тот, где под личинами богатых путешественников обосновались Локк и Жан. От Переносного квартала Савролу отделяли высокие каменные стены под охраной веррарских констеблей и наемных стражников.
Днем Большой пассаж служил веррарской рыночной площадью. Каждое утро здесь открывалось не меньше тысячи лавок и ларьков, впрочем если бы город неожиданно разросся, то хватило бы места еще для пяти тысяч торговцев. По вполне объяснимой случайности те обитатели Савролы, которые не пользовались услугами лодочников, к Золотой Лестнице попадали только через рынок.
Над стеклянными островами и над Большим пассажем гулял восточный ветер с материка. Звук шагов Локка и Жана гулким эхом отдавался в темноте огромного пустого пространства; кое-где на витых колоннах горели фонари, разбрасывая неровные островки тусклого света. Ветер сметал сор под ногами, разносил по Большому пассажу клочья дыма невидимых костров: торговцы оставляли родственников оберегать выгодные места, а в укромные темные уголки забирались бродяги из Переносного квартала. Несколько раз за ночь патрули стражников обходили ярусы пассажа, но сейчас охранников не было.
– С наступлением темноты здесь всегда царит странное запустение, – сказал Жан. – Не могу понять, тревожит оно меня или очаровывает.
– Если б не пара тесаков за спиной, очарование бы развеялось.
– Хм.
Немного погодя Локк, потирая ноющий живот, негромко пробормотал:
– Жан, а ты, случаем, есть не хочешь?
– Есть я всегда хочу. Что, спиртное осадки требует?
– По-моему, неплохо бы подкрепиться. Проклятая карусель… Еще один проигрыш – и я бы предложил руку и сердце богомерзкой драконихе с сигарой в зубах… ну или под стол бы свалился.
– На Ночном базаре найдется чем поживиться.
На верхнем ярусе Большого пассажа, у северо-восточной оконечности хрустального навеса, виднелись дрожащие огоньки фонарей и костров, разведенных в кадках, вокруг которых темнели неясные очертания людей. Торговля в Тал-Верраре – занятие круглосуточное; неиссякаемый поток посетителей Золотой Лестницы означает, что предприимчивым торговцам в Большом пассаже и после заката достается немало монет. Ночной базар был всем хорош – и гораздо причудливее дневного рынка.
Локк и Жан пошли к базару, навстречу ветру. Их глазам открывался великолепный вид на внутреннюю гавань, где темнел лес корабельных мачт. Вдали чернели дремлющие веррарские острова; на них лишь кое-где сверкали огоньки, в отличие от Золотой Лестницы, залитой ярким сиянием. В самом сердце города, вокруг скалистых утесов Кастелланы, спящими зверьками прикорнули три острова Великих гильдий – Алхимиков, Искусников и Негоциантов, а на вершине Кастелланы, посреди поля особняков, каменным курганом высилась громада Мон-Магистерия, замка архонта.
Считалось, что Тал-Верраром управляют приоры, однако в действительности почти вся власть в городе сосредоточилась в руках обитателя замка, военачальника, возглавлявшего армию города-государства. После ряда постыдных поражений в Тысячедневной войне с Каморром веррарцы решили сменить склочных городских советников на военачальника. Однако, как не раз замечал Локк, сложность заключалась в том, что от военного диктатора почти невозможно избавиться после того, как кризис миновал. Первый архонт отказался уйти в отставку, а его преемник проявил чрезвычайный интерес к ведению гражданских дел. За пределами охраняемых городских предместий – таких как беззаботная Золотая Лестница или Саврола, безмятежный приют иноземцев, – бесконечные распри между архонтом и приорами создавали в городе тревожную обстановку.
Невеселые размышления Локка прервал возглас слева:
– Господа! Достопочтенные джентльмены! Негоже гулять по пассажу, не отведав здешних лакомств!
Локк и Жан добрались до окраины Ночного базара. Кроме них, покупателей не было, и из темноты на приятелей с надеждой уставились десятки торговцев, освещенные зыбким светом костров и фонарей.
Первым, осмелившимся напасть на врата здравомыслия Жана и Локка, стал однорукий пожилой торговец с седой косой до пояса. Он махнул деревянным половником в сторону четырех бочонков, стоявших поверх импровизированного прилавка – ручной тележки, накрытой доской.
– Чем угощаете? – осведомился Локк.
– Яствами из кладовых самого Ионо, наивкуснейшими дарами моря. Моченые акульи глаза, свежайшие, отменный товар! Оболочка хрусткая, а сами нежные, мягкие, сладкий сок так и брызжет!
– Акульи глаза? – поморщился Локк. – О боги, нет, спасибо, не надо. А чего-нибудь попроще не найдется? Печенка есть? Или вот жабры? Пирог с жабрами был бы в самый раз.