Колокол

   Волки разбили кольцо остолбеневших людей и двое направились к лейтенанту. Воронов прицелился в них, но лейтенант дал рукой знак опустить оружие.

   Желтые глаза волка смотрели прямо на Козлова. Он знал, что смотреть в глаза зверю нельзя, но сейчас он повиновался призыву и, из глаза встретились. Минуту они смотрели друг на друга, сколько потом Воронов и Агаев не пытались узнать у него, что он увидел, Козлов не мог ничего ответить.

   Он жестом подозвал Воронова и скомандовал:

   - Следую за ними, оружие не применять.

   - Но товарищ лейтенант?

   - Воронов, выполнять приказ, на месте все поймешь.

   Воронов сдал автомат лейтенанту, поправил ремень и двинулся за двумя волками в сторону леса. Остальные волки мощными скачками спрыгнули с крыш и бросились в разные стороны прочь из деревни.

   Лейтенант кое-как доковылял до Агаева, осмотрел рану, перевязал и попытался подняться вместе с ним. Нога подкосилась, они вместе рухнули обратно на землю. Им помогли встать, и они кое-как доковыляли до ближайшего дома.

   Воронов, давя в себе первобытный страх, двигался бегом за волками. Волки неслись не разбирая дороги, не сбавляя скорости. Лишь иногда один из них посматривал на человека и рыком подгонял его вперед. Воронов старался не отставать, перепрыгивая через кочки, увертываясь от размашистых лап елей и острых суков столетних дубов. Чаща леса все сгущалась, уже перестало быть видно ночное небо. Их отряд не один раз прочесывали этот район, но подобной глуши не встречали. Он попытался представить себе, где находится, но бросил это занятие, так как размышления сбивали его с бешеного темпа гонки.

   Ворвавшись в гущу толстых еловых лап, они выбежали на поляну, освещенную ярким лунным светом. Насколько хватало глаз, вся поляна была наводнена волками. У Воронова сжалось сердце от страха, при нем был только пистолет с одной обоймой, да охотничий нож. Но волки не нападали на него, как раз наоборот, они старались не мешать его проходу. Привыкнув к свету, он разглядел на небольшом возвышении белую ткань, он подошел поближе и тут же бросился вперед к сопке - на ней лежала девочка лет десяти в белой ночной рубашке. Возле нее лежало несколько волков, видимо пытаясь согреть ее. Девочка будто спала, лучный свет подчеркивал сильную бледность лица.

   Воронов дотронулся до нее, она была холодная. Он попробовал прощупать пульс - пульс был! Стянув с себя куртку, он укрыл ее и прижал к себе. Девочка вздохнула и попыталась открыть глаза. Он достал флягу с ремня и влил несколько глотков в рот девочке.

   Даша сильно закашлялась от крепкого алкоголя, во рту все горело, горло саднило. Через некоторое время тело начало наполняться приятным теплом, и она снова провалилась в сон.

   Часть вторая.

   Виталий шел не торопясь, спешить было некуда, времени было предостаточно, да и полуденный зной не добавлял сил. Каждый день он совершал этот маршрут, но каждый раз сердце его радовалось, что ему удалось вновь вырваться от унылой рутины дел домой. Домой! Как сладостно звучало это слово, а ведь раньше он никогда не придавал значения простым вещам, таким как кровать, стол на кухне, открытые магазины, чистые, ухоженные улицы, солнце, которое не затмевал дым пожарищ - все вокруг теперь было другое, новое.

   Во уже как четыре года как закончилась война. Закончились бессонные ночи, закончились бесчисленные облавы, голод, холод, тьма. Виталий не мог точно сказать, когда он смог осознать, что войны больше нет. Когда передали, что был заключен мир, часть буквально взревела радостными криками, люди бросили работу, стали радоваться, обнимать друг друга, плакать. Даже самые суровые бойцы его отделения, да что там говорить, даже Руслан Агеев разрыдался, как мальчишка. Виталий помнил все, он вспоминал часто этот момент, но каждый следующий день он один знал, что война не закончилась, не для них, не для них. Каждую ночь у него были перед глазами лица его товарищей, которых уже не было с ним - Васи Воронова, Коли Зацепина, Ивана, Артема, Артура... Он помнил их всех. Сколько же народу полегло на войне и в тылу, в тылу была своя война. Казалось, что нет конца этому кошмару. Снилась ему и Василиса, но сны эти были всегда странные, всегда, когда он сомневался, не мог решиться на то, что следовало сделать, пускай даже это было жестоко, но на войне нет места жалости, нет места человечности - или ты или тебя. Они разговаривали во снах. Утром он знал точно, не было сомнений, не было страха.

   Он выбросил грустные мысли из головы, и прибавил шагу, дома его ждала дочь, стол уже накрыт, а дочурка, наверное, высматривает уже отца в окошко.

   Он подошел к небольшой пятиэтажке, помахал веселым кудряшкам, которые высовывались из окна четвертого этажа, и вошел в подъезд.

   Как только он поднялся, дверь тут же открылась, и улыбающаяся кудрявая девушка бросилась ему на шею. Она буквально втянула его в дом и властным жестом указала на ванную, Виталий послушно пошел мыть руки.

   Когда он зашел на кухню, на столе уже дымились две тарелки супа, Виталий не любил есть один, сказывались военные привычки.

   Даша смотрела на него большими карими глазами. За эти годы она повзрослела, из озорной девчонки она превратилась в настоящую красавицу, да, как время летит. А ведь и Виталий был не так уж и стар, что там, тридцать с небольшим, но женится он так и не стал, может и не везло, да просто времени не было.

   Посмотрев на нее, он нахмурился и наигранной строгостью спросил:

   - Что в школе сегодня произошло?

   - Да ничего особенного.

   - Даша, мне звонил завуч, сказала, что ты опять терроризируешь мальчишек. Что ты к ним пристала?

   - Папа, не я к ним, а они ко мне. Мне надоело, что меня все дразнят волчицей, разве я похожа? Почему меня дразнят?

   Виталий промолчал. Уже не раз на родительских собраниях он выслушивал этот религиозный бред от бледных мамаш, что они не хотят, чтобы их дети учились с той, кто с волками бегает.

   - Ну, хорошо, я же просил тебя не обращать на это внимание, они тебе просто завидуют.

   - Но я старалась, - тихо ответила Даша. Виталий не смог больше держать строгий вид и рассмеялся.

   - Как же ты этого балбеса поборола то, он же вдвое больше тебя?

   - Не знаю, - ответила Даша и, вспомнив, расхохоталась.

   - Ладно, давай есть, а то у меня осталось не более получаса.

   - Папа, я буду послушной!

   - Я это уже слышал, - ответил Виталий и ложкой легонько стукнул Даше в нос.

   "Пора бы ей все рассказать, уже почти взрослая стала" - подумал Виталий, глядя на нее. Не то чтобы он боялся этих разговоров, нет. Даша знала, что он ее усыновил, но сразу стала называть его папой, хотя он этого не просил. Рассказывать о том, что случилось в поселке, было рано, он ждал, когда она повзрослеет. Он доел суп и с удовольствием принялся за второе.

   Бледный как смерть Воронов вышел из леса. На руках он нес спящую девочку, закутанную в его куртку, испачканную кровью. Воронов еле шел, силы были на исходе. Лейтенант как мог подбежал к нему и взял девочку на руки. Воронов сел на землю и обхватил лицо руками. Спрашивать его было сейчас бесполезно.

   Доковыляв до машины, лейтенант положил ее на заднее сиденье. Приказал водителю немедленно отвезти ее в госпиталь, ее и Агеева, который упирался и хотел уступить место командиру.

   Доктор Рабинович по приезду сразу же определил ее в свой кабинет, подальше от тяжелобольных, а других и не было. В кабинет вкатили койку, вынесли стол доктора в коридор. Несколько дней она лежала под капельницами, и никто не мог ее разбудить.

   На третий день Даша открыла глаза и громко закричала: "Мама!". Девочка ничего не помнила, не знала, как здесь очутилась, что с ней было. Но она знала, как ее зовут. Она не могла сказать, кто ее отец и мать, и где они. Родственников найти не удалось.

   Виталий часто заезжал в госпиталь и проведывал ее. Он разговаривал с ней, пытался разными способами расшевелить ее память, но на двери висел тяжелый замок.