Страница 36 из 36
- Пришлите мне ваш фрегат в Нью-Йорк, Бен. Я поставлю его на камин, - ответил я Бену.
Дедушка постукивал палкой по краю платформы и молчал.
До отхода поезда оставалось десять минут.
Вдруг чей-то голос крикнул:
- Том Белли! Том Белли, где ты?
- Я тут.
Расталкивая толпу локтями, к нам пробивались Джек Гаррис, Фил Адамс, Перец Виткомб, Лангдон и Марден.
- Мы еле удрали от Мольбери, - сказал Джек.
- Прощайся, Том, - торопил дедушка. - Пора в вагон.
Я пожал мальчикам руки.
Перец Виткомб всхлипнул.
- Пожалуйста, не надо, Перец, милый, - сказал я, - а то я тоже зареву.
Дедушка обнял меня.
- Ну, прощай, Том. Если будет очень трудно за прилавком у дядюшки Сноу, забирай маму и возвращайся ко мне...
- Третий звонок, Даниэль, - сказала тетушка.
Я быстро расцеловался со всеми и вслед за мамой вскочил на площадку вагона.
Поезд тронулся.
Мальчики и Бен пошли рядом с вагоном. Поезд ускорил ход.
Мальчики побежали бегом.
Потом они стали отставать. Дальше всех бежали Перец Виткомб и матрос Бен.
Но их тоже обогнал поезд. Они остановились на самом краю платформы и махали шапками.
Еще долго я видел две черные фигурки, длинную и коротенькую.
27
Много лет спустя я снова попал в Ривермут.
Ривермут стал совсем другой: дома съежились и постарели, улицы стали короче и тише.
"Храм Грамматики" сгорел. Домик Бена закрасили желтой краской, железную трубу опять заменили кирпичной и сняли флаг. Он больше не похож на корабль.
Матрос Бен умер. Китти опять служит у дедушки.
Когда я проходил по Якорной улице, на пороге домика сидел старик в матросской фуфайке и вырезал ножом лодку. Совсем как матрос Бен.
Дом Нёттер затих. Нет тетушки Эбигэйль. Она похоронена на ривермутском кладбище за высокой чугунной оградой, где лежат все Нёттеры.
Дедушка рассказывал мне, что в ее комнате нашли восемьдесят семь флакончиков и коробочек от лекарств.
Сам дедушка большую часть года живет с нами в Нью-Йорке. В Ривермут он приезжает только летом.
Он стал совсем старенький, сгорбился и ходит с тростью даже дома.
Из моих школьных товарищей я нашел в Ривермуте только Переца и Конвея с Роджерсом.
Перец стал переплетчиком, как и его отец. Дома у него по-прежнему пахнет бумагой и клеем.
Мы с Перецем перебрали все школьные воспоминания. Я расспрашивал его о наших общих товарищах. Оказалось, что Фред Лангдон сделался мастером на заводе, Фил Адамс - консул в Шанхае, а Джек Гаррис убит на войне.
Конвей и Роджерс процветают. Они открыли в Ривермуте бакалейную торговлю и обвешивают покупателей направо и налево. Так ловко не умела обвешивать даже старая миссис Конвей.
Остальных товарищей мы потеряли из виду.
- А не знаешь ли ты, - спросил Перец Виткомб, - куда делась твоя лошадь? Помнится, ее звали Джипси.
Джипси стала артисткой. Дедушка продал ее директору странствующего цирка. Я видел ее через два года после моего приезда в Нью-Йорк в маленьком пригородном цирке. В афише она называлась:
Ученый
Арабский пони
ЗЮЛЕЙКА
из конюшни дамасского принца Шах-Гамана
Джипси была в красной бархатной попоне, расшитой блестками. Над челкой у нее качался белый плюмаж, а на шее висела большая бисерная кисть.
Публика аплодировала и кричала:
- Зюлейка, Зюлейка! Бис! Бис!
Джипси не обратила на меня никакого внимания, но я сразу узнал ее по белой лысинке на лбу.
На другой день, закрывшись от дяди Сноу толстой конторской книгой, я написал про Джипси длинное стихотворение.
Бедный дядя Сноу! Он говорил мне:
- Старайтесь, Томас. Я сделаю вас старшим приказчиком. Остерегайтесь только предаваться пагубной страсти к стихотворчеству. Поэты - самые беспутные люди в Америке.
Но я не сделался старшим приказчиком. Я стал одним из беспутных людей Америки.
Бедный дядя Сноу!.. Я обманул его ожидания.