Страница 23 из 36
Из кухни прибежала Китти с целым кувшином воды.
- Мастер Том, тащите скорее полотенце!
Дедушка не торопясь, подошел к тетушке. Спокойно покачивая головой, он смотрел, как мы с Китти выжимаем полотенце и прикладываем его к тетушкиным вискам.
- Дорогая Эбигэйль, стоит ли так волноваться?
Тетушка слегка застонала, губы у нее дрогнули, веки приоткрылись, и она с упреком взглянула на дедушку.
- Милая моя, - сказал дедушка и поднес трубку к самым глазам тетушки Эбигэйль. - Милая моя, в этой трубке нет и никогда не было табаку. Она годится только для пускания мыльных пузырей. Я нес ее Тому.
Тетушкины глаза широко раскрылись.
- А... а дым?..
- В коридоре холодно.
Дедушка набрал воздуха и выдохнул целую струю белого пара.
Китти со стуком опустила на пол кувшин и опрометью кинулась в кухню. Я слышал, как она фыркала за дверью.
Тетушка вскочила и сбросила полотенце. Полотенце мокро шлепнулось на пол. А тетушка выпрямилась, туже стянула на плечах свою шаль и, поджав губы, большими шагами вышла из коридора.
- Китти! - крикнул дедушка. - Уберите-ка кувшин и полотенце.
Китти вошла, вся красная от смеха.
- Мисс Эбигэйль нюхает дым глазами, - шепнула она мне, наклоняясь над полотенцем.
Тут я не выдержал и тоже громко фыркнул.
Дедушка обернулся.
- Тише вы! Тетушка услышит.
Но у самого дедушки уголки губ дрожали, и видно было, что ему тоже хочется засмеяться.
Он отвернулся к окну и забарабанил пальцами по стеклу.
- А ведь ночью будет настоящая буря.
Дедушка очень любил предсказывать погоду. Он определял ее по направлению ветра, по форме туч, по цвету неба, по полету ласточек и по целой сотне одному ему известных примет.
Но почему-то все приметы обманывали дедушку.
Если он предсказывал солнечный день, с утра до вечера лил дождь; если мы по его совету надевали плащи и брали с собой зонтики, солнце светило во все лопатки.
Но на этот раз дедушке повезло. Еще с вечера начали падать легкие белые хлопья.
Снег!
В первый раз я увидел снег. Я выскочил во двор.
Снежинки, покачиваясь и догоняя одна другую, летали в темнеющем воздухе. Они медленно опускались на землю, и земля с каждой минутой становилась все светлее и светлее. Стеклянные треугольники и ромбы всплыли на черных лужах. Они срастались друг с другом, и вода исчезала под тонкой блестящей коркой.
Я ловил снежинки на рукав пальто. Они послушно ложились на сукно и не таяли.
Зато на руках и на лице они исчезали в ту же секунду. Оставался только легкий холодок.
- Том, домой! - крикнул дедушка через форточку. - Пора спать.
Я в последний поймал языком звездочку и побрел в комнаты.
---------
- Мастер Том, мастер Том, вставайте скорее! Дедушка зовет вас разгребать снег.
- Разгребать снег?
- Да разве вы не слышали, какая метель была ночью? Намело столько, что ни пройти, ни проехать.
Я высунулся из-под одеяла и посмотрел в окно. Верхняя часть стекла сияла густой синевой, вся нижняя была заслонена голубовато-белой снежной стенкой.
Я кубарем скатился с кровати.
- Надеть шерстяные чулки и фуфайку! - крикнул за дверью тетушкин голос.
Замотанный до самого носа мохнатым шарфом, в шапке с наушниками, в теплых рукавицах я вышел на крыльцо.
Огромная пушистая перина опустилась на Ривермут.
Дворы и улицы утонули в белых перьях до самых окон. Белая тяжесть тянула ветки деревьев к земле, покрывала слоями карнизы и крыши.
На ступеньках с лопатой в руках возился дедушка.
Я тоже схватил лопату и принялся за работу.
Мы освободили крыльцо и прорыли ход до самой калитки. Получился узкий коридор, сдавленный с двух сторон белыми стенами. В конце коридора черные колонки садовой калитки охраняли наш туннель, как два араба в белых чалмах.
Возле каждого дома суетились люди с лопатами и тачками.
Только к полудню можно было ходить по Ривермуту, не боясь утонуть в снегу. Узкие тропинки прорезали улицы вдоль и поперек.
Люди ходили по тропинкам гуськом. Для того чтобы двое могли разойтись, одному непременно приходилось залезать в снег.
Когда мы вернулись домой, в камине трещали поленья, и тетушка ждала нас с чаем.
Чай мы пили не за обеденным столом, а за маленьким круглым, перед камином, и тетушка сама налила мне в стакан целую ложку рома. (Обыкновенно она ворчала даже на дедушку, когда он пил ром.)
- Мастер Том, вас спрашивают товарищи, - сказала Китти, появляясь в дверях.
- Только не пускайте их в комнаты! Они, наверное, с ног до головы в снегу, - сказала тетушка.
Я выскочил в переднюю. Там стояли Джек Гаррис, Фил Адамс и Перец Виткомб.
- Одевайся и бежим, Том. А то южане займут Слаттерс-Хилл.
17
Река делила Ривермут на две части - северную и южную. Три моста соединяли оба берега. Чтобы попасть с одной стороны на другую (где бы вы ни находились - около ратуши, около нашего "Храма Грамматики" или около кондитерской Петтинджиля), не нужно было больше пяти минут.
И все-таки в Ривермуте всегда разделяли жителей на южан и северян, и мальчишки южной и северной сторон вели между собою непрерывную войну.
Никто не знал, когда и из-за чего разгорелась эта война и кто был ее зачинщиком, но южане всегда били северян, а северяне лупили южан. Как только я поступил в школу, я сразу очутился в северной партии, потому что и школа и наш дом находились на северной стороне.
Дедушка рассказывал мне, что, когда ему было двенадцать лет, он тоже был в партии северян, и они устраивали бои точь-в-точь такие, как мы.
Слаттерс-Хилл был небольшой полуостров на северном берегу реки. Он, точно каменный крокодил, уткнул морду в реку и выгнул гранитную чешуйчатую спину. Один бок у крокодила был истерзан: там торчали, как ребра, выщербленные камни старой каменоломни, и карабкаться по острым обломкам приходилось на четвереньках. Другой бок полого спускался к реке, и это было самое удобное место для катанья на санках и на коньках. Мы, северяне, считали полуостров своим, но южане уверяли, что Слаттерс-Хилл выдается за середину реки, и поэтому его хозяева - они, южане.
Засунув руки в карманы и подняв воротники, мы шагали по снежной узкой тропинке. Впереди шел Джек Гаррис, потом Фил Адамс, я и, наконец, Перец Виткомб.