Страница 2 из 7
– Есть, господин генерал. – Емельянов вместо отдания чести развёл руками и поплёлся без особого энтузиазма «становиться на довольствие».
Сама процедура постановки, знакомая до тошноты, восторга у Емельянова не вызывала. Скорей наоборот. Иногда она отнимала целый день. В первую очередь, конечно, секретная часть, святая святых. Только чтобы войти в абсолютно изолированное помещение секретки, требовалось пройти с дюжину всевозможных проверок и «идентификаций», включая наиновейшие методы по индивидуальному коду доступа, дактилоскопии и иридоскопии[1]… Вся эта новомодная шпионская чушь, с точки зрения самого Емельянова, яйца выеденного не стоила. Всё едино команду компу – кого пускать, а кого послать, – давали люди-человеки. А люди не боятся, что компьютерный вирус отшибёт им память или разладит исполнительные органы. К тому же и в самом секретном храме трудились обычные жрецы из плоти и крови. К главному жрецу Емельянов теперь и пробивался. И этот Главный никогда не менялся. Берсерк не знал ни его имени, ни звания, ни даже клички. Но вот уже пять лет в секретке наблюдал одну и ту же рожу, пресную и невыразительную, как конская лепёшка. А до этого в секретке ГРУ он на протяжении пятнадцати лет встречал другую физию, что походила на нынешнюю, как матрица на матку. Притом манеры копировались скрупулёзно. Всё сухо, сжато, деловито до душевного сплина. Ни единого лишнего слова, жеста…
– Ротмистров Александр Николаевич, полковник ФСБ… Удостоверение, пропуск, водительское… Распишитесь. Теперь ваша группа… Спиридонов Сергей, капитан. Удостоверение, пропуск, водительское. Распишитесь… Тропинин Дмитрий. Старший лейтенант… Распишитесь… Распишитесь… Распишитесь… Желаю удачи.
Это «желаю удачи» – единственное неформальное, но несокрушимо традиционное. Емельянов вывалил из бункера секретки, облегчённо ухнул и вытер пот со лба. Теперь в другой бункер – финчасть. Здесь проверок поменьше и режим доступа, как в обыкновенном банке, но! Неизменный финансовый цербер. Имидж – копия секретника, только абсолютно лысый, очкастый и без особых примет.
– Командировочные, суточные. Получите, распишитесь… На группу… Пайковые, распишитесь. Представительские…
«О! Это самое интересное, – оживился Емельянов. – Вот и посмотрим, что начальство не пожалело на операцию.»
– Десять тысяч условных единиц. Распишитесь… Теперь в рублях, эквивалентно пяти тысячам условных единиц… Считайте… Распишитесь…
«Пятнадцать штук баксов, недурно для начала. Значит, операции придаётся большое значение, только финансовый отчёт потом писать забодаешься», – посетовал Емельянов, в который раз выводя незамысловатый автограф в ведомости.
Под такую кучу денег ему даже выдали услужливо плотный бумажный пакет. С этим пакетом под мышкой и кучей всевозможных ксив по всем карманам он направился к конечному отправному пункту – складу спецснабжения. В Управлении, как и в любой воинской части, имелись и продовольственный, и вещевой, и оружейный склады и каптёрки, но для секретных агентов-функционеров существовал только один, зато какой! Склад специального снабжения! И в этом многопрофильном хранилище рыцари разведки могли отовариться всем необходимым – от плаща до кинжала. Правил здесь абсолютный монарх. У него, правда, как и у всех монархов, имелись подданные, дабы обширное хозяйство содержалось в надлежащем порядке. Но подданных Емельянов, как и все остальные потребители, никогда не лицезрел. По инструкции, как только в закрома спускался очередной рыцарь секретной категории, все подсобники самоизолировались в специально отведённом помещении, и чем они там занимались, можно было только гадать. Может, «козла» забивали, а может, и в картишки баловались. Но монарха, то бишь главного каптенармуса, Емельянов знал не только по званию, но и по фамилии. Нечипоренко Владимир Иванович – так его величали. Ну, а звание у монарха было написано звёздами на погонах – старший прапорщик.
Старшего прапорщика Нечипоренко Емельянов знал более двух десятков годков и помнил ещё просто прапорщиком. Понятно, что и Нечипоренко видел на погонах Емельянова два малюсеньких звездаря по бокам красной полоски, и потому отношения их носили характер дружески-фамильярный.
Бронированная дверь за полковником захлопнулась с роковым лязгом. Он толкнул ещё одну – фанерную – и очутился в тесном помещении, которое убранством и антуражем не отличалось от банальной складской конторы. А за столом, заваленным накладными, гроссбухами, тетрадями и прочей бюрократической атрибутикой, важно восседал Сам. В старорежимных окулярах на красном носу-картошке. С видом вдохновенного ваятеля-творца Сам что-то корябал на тетрадном листе. При этом он выписывал кренделя губами, усами, ушами и чем только можно. Закатывал невидящие глазки к небу и старательно имитировал беспредельную занятость.
– Гх-гх… – осторожно прокашлялся Емельянов. – Здравия желаю, товарищ старший прапорщик.
Нечипоренко с трудом прервал очередной вояж в потолок и устремил инертно-сосредоточенный взор куда-то в угол, мимо Емельянова. Тем не менее автоматически буркнул: «Здравия желаю, товарыш полковник», – и снова уткнулся в свою писульку. «Товарышу полковнику» оставалось терпеливо дожидаться окончания творческого процесса. Минут через пять Нечипоренко вывел наконец последнюю цифирь, смерил просителя с ног до головы неодобрительным взглядом, проворчал глухо:
– А шо это вы, пан полковник, без чумойданов, как той пан?
Происходил старший прапорщик из полтавских хохлов, но родной, некогда чистый язык его под постоянным прессом москальского наречия трансформировался в совершенно дикий суржик. Правда, суржик этот, несмотря на всю его необузданность и косноязычности, без затруднений разумели представители всех трёх славянских народов бывшего Союза.
– Ну, так шо мэни прикажете с ним делать? – прапорщик недоумённо призвал в помощь несуществующих свидетелей. – Приказано укомплектовать по полной программе, а куда, спрашиваю я вас, они будут усё пихать? Може, в карманы, га?
– В задницу, – набрался наконец решимости Емельянов. – Ты, Иваныч, не больно грузи. Я у тебя когда в последний раз чемоданы получал, а? Мне уже по срокам полагается!
– Усё-то они знают – шо когда полагается, – развёл руками Нечипоренко. – Только не знают – где я должен усё это брать. Га? Ну ладно… – он вздохнул натужно и неожиданно дружески подмигнул Емельянову. – Выдадим чумойданы, Николаич, не переживай. Ты ж, чай, не на курорты собрался?
Он снял свои николаевские окуляры, аккуратно протёр линзы клетчатым носовым платком, затем туда же смачно высморкался и поднялся во весь свой трёхвершковый рост.
– Ну… пошли в закрома.
Под закрома в обширных подвалах Управления отводилась немалая площадь, и, пожалуй, только сам ключник без затруднений ориентировался в этом лабиринте. В первую очередь, как и обещалось, прапорщик снабдил Емельянова грандиозным сидором категории «мечта оккупанта». Чемодан имел двойное дно и несколько отделений для весьма специфических предметов обихода. В нагрузку к чемодану полковник получил спортивную сумку со спартаковской символикой. Динамовец Емельянов иронически покосился на красно-белый ромб, но от замечаний вслух благоразумно воздержался.
Загрузку начали в отделении, где хранились всевозможные средства связи, и каждая выдача сопровождалась непременным комментарием старшего ключника:
– Так… Телехвоны мобильной связи системы «билайн»… – Нечипоренко выложил на столешницу четыре аппарата. – Три, соответственно, по количеству бойцов группы, четвёртый – резервный, командирский. Пользование согласно инструкции. Распишитесь. Так… Пишлы дали. Портативные станции КВ-связи со сканирующим устройством производства фирмы «Хвилипс», соответствующими станциями укомплектованы, и приданные транспортные средства. Распишитесь. О! Оцэ цикава штука! Производства фирмы «Соня»…
Прапорщик на цыпочках не без труда дотянулся до картонной коробки на верхней полке стеллажа. Со вздохом сожаления о порушенной девственности содрал полиэтиленовую обёртку, раскурочил упаковку.
1
Иридоскопия – снимок радужной оболочки глаза.