Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 28 из 114



— О драконе? Что я думаю об этом огнедышащем чудовище? Говорю как на духу, месье: этот зверюга — само исчадие ада; к тому же, если люди не врут, в доме все время творится какая-то чертовщина.

— Что ты имеешь в виду? Привидения?

— Если бы, сэр. Привидения! Нет, здесь, пожалуй, похлеще будет. Здесь, месье, случалось так, что люди исчезали прямо на глазах у полдюжины свидетелей. Пропадали, точно сквозь землю проваливались!

— Ты шутишь, Сен Клер? Расскажи-ка поподробнее об этих чудесах, или что там такое было.

— А то и было, месье, что бывший шталмейстер покойного короля — ну того, помните, которому отрубили голову в революцию, — получил разрешение от Императора вернуться во Францию и жил месяц в этой гостинице, а под конец взял и исчез прямо на глазах у шестерых свидетелей, вполне достойных людей. Другой, русский, из дворян, очень видный, шести футов с лишком, стоял посреди комнаты в первом этаже со стаканом водки в левой руке и недопитою чашкою кофе в правой и как раз описывал семерым вполне заслуживающим доверия господам последние минуты жизни Петра Великого — и точно так же исчез! Ботинки его остались на полу, где он стоял; господин справа от него нашел, к своему удивлению, в руке своей чашку кофею, а господин слева — стакан с водкою…

— Которую он в замешательстве проглотил вместе со стаканом, — предположил я.

— Отнюдь нет. Стакан хранился в доме три года как реликвия; его разбил кюре, беседовавший с мадемуазель Фидон в комнате хозяина; а вот о русском дворянине не было с тех пор ни слуху, ни духу. Parbleu! Когда мы будем уезжать из этого «Летучего чудища», дай нам Бог выбраться через дверь! И все это, месье, рассказал мне форейтор, который нас сюда привез.

— Ну, стало быть, это чистая правда! — торжественно заключил я; однако на самом деле мне было не до веселья; на меня начинала давить мрачность окружающего пейзажа и моей комнаты. Незаметно мною овладели недобрые предчувствия, и шутка моя прозвучала натянуто.

Глава XII

Колдун

Трудно представить себе зрелище более впечатляющее, нежели этот костюмированный бал. Среди гостеприимно распахнутых салонов и гостиных сверкал грандиозный коридор Большой Зеркальной галереи. В ней, по случаю fete[20], было зажжено не менее четырех тысяч свечей, и их сияние, отраженное и умноженное зеркалами, было поистине ослепительно. Величественная анфилада комнат заполнилась масками во всевозможнейших костюмах. Не забыта была ни одна зала; каждый уголок дворца оживлялся музыкою, голосами, буйством красок, сверканием драгоценностей, неудержимым веселием забавных сценок, какие всегда в избытке и как бы невзначай случаются на хорошо устроенном маскараде.

Никогда прежде не доводилось мне видеть ничего, пускай отдаленно, сравнимого с этим бесподобным праздником. В черной маске и домино, я неспешно продвигался по комнате, то и дело задерживаясь: послушать живую беседу, удалую песенку или шуточную речь; не забывал я в то же время и глядеть по сторонам, дабы случайно не разминуться с черным домино с белым крестиком на груди.

У всех дверей я замедлял шаг и присматривался к маскам особенно внимательно, как и было уговорено; маркиз, однако, еще не пришел. Пока я прогуливался, лениво забавляясь всем происходящим, в одном из салонов повстречались мне золоченые носилки, или, вернее, китайский паланкин, убранный с кричащею пышностью, принятой в «Небесной империи». Его несли на золоченых шестах четыре разодетых китайца; еще один, с палочкою в руке, шествовал впереди, другой позади, а сбоку двигался худощавый, небольшого роста человек с окладистой черной бородою и в высокой феске, в каких обыкновенно изображают дервишей. Его ниспадающее с плеч пестрейшее одеяние было расшито золотыми и черными иероглифами; талию перехватывал широкий золотой пояс, на котором проступали красные и черные знаки — по всей вероятности, кабалистические. Красные чулки и расшитые золотом туфли с загнутыми по-восточному носами виднелись из-под полы его платья. Смуглое лицо было недвижно и торжественно, пышные насупленные брови черны, под мышкою он нес примечательную книгу самого загадочного вида, в другой руке держал гладкую блестящую палочку черного дерева. Он шел, опустив голову и глядя в пол. Китаец, шедший впереди паланкина, размахивал палочкою вправо и влево, расчищая путь; паланкин был наглухо занавешен со всех сторон, и вся процессия являла зрелище замечательное и таинственное. Я немало заинтересовался.

И был посему весьма доволен, когда носильщики опустили свой груз в непосредственной близости от меня.

Тотчас же и носильщики, и китайцы с золочеными палочками хлопнули в ладоши и в полнейшей тишине принялись исполнять престранный танец: на первый взгляд, неистовый, однако, по-видимому, тщательно продуманный; они строжайше соблюдали последовательность позиций и фигур. Вскоре кругом танцующих послышался смех и хлопанье ладоней в такт.

Танец еще не закончился, когда на мое плечо легла чья-то рука; обернувшись, я увидел наконец черное домино с белым крестиком.

— Я рад, что нашел вас именно сейчас, — сказал маркиз. — Это, кажется, самая интересная компания на бале. Вам непременно нужно поговорить с колдуном. Около часа назад я набрел на них в другом салоне и задал вопросы оракулу. Ответы просто изумили меня; они были завуалированы, но все же стало совершенно ясно, что ему досконально известно о делах некоторых моих соотечественников — людей в высшей степени осторожных, — кроме них самих, о делах этих могли знать разве человека два или три. Я был потрясен до глубины души; и все, кто задавал ему вопросы, были, я видел, так же удивлены, иные даже напуганы. Кстати, я приехал с графом и графинею де Сент Алир.

Он кивнул на тщедушную фигурку, тоже одетую в домино. Это был граф.

— Идемте, — сказал маркиз. — Я вас познакомлю.



Я с готовностью, как вы догадываетесь, последовал за ним.

Маркиз представил меня, весьма изящно намекнув на услугу, счастливо оказанную мною графу в «Прекрасной звезде»; граф рассыпался в любезностях и под конец к вящему моему удовольствию объявил:

— Графиня здесь неподалеку, через один салон, болтает со своею доброю приятельницей, герцогиней д'Аржанзак. Я скоро приведу ее сюда и познакомлю вас, она тоже выскажет вам признательность за помощь, мужественно оказанную нам в такой неприятный момент.

— Вы положительно должны поговорить с прорицателем, — сказал маркиз графу. — Уверен, что это вас позабавит. Я, признаться, был поражен: никак не ожидал подобных ответов! Право, не знаю, что и думать.

— Вот как! Ну что ж, можно попробовать.

Втроем приблизились мы к паланкину со стороны, где стоял чернобородый.

Молодой человек в испанском платье, который только что имел беседу с оракулом, проходя мимо нас, говорил своему приятелю:

— Превосходная мистификация! Кто же сидит в этом паланкине? Он решительно всех знает.

Граф, в маске и домино, важно проследовал вместе с нами к паланкину. Зрители стояли плотным кольцом, но китайцы с палочками следили за тем, чтобы середина оставалась свободною. Один из них — тот, что шел впереди процессии, — приблизился к нам с протянутою рукою.

— Что, деньги берете? — осведомился граф.

— Золото, — ответствовал китаец.

Граф положил монету в протянутую ладонь; то же пришлось сделать и нам с маркизом, поскольку, сопровождая графа, мы тоже вступили в круг.

Колдун стоял подле паланкина, держась рукою за край шелковой занавески; голова его была опущена, так что длинная иссиня-черная борода лежала на груди; другой рукою он опирался на свою черную палочку. Глаза его, как и прежде, глядели в пол, лицо казалось совершенно безжизненным. Право, я не встречал в другом лице или фигуре столь совершенной недвижности, разве что у покойников.

Первый вопрос графа был:

— Женат я или холост?

Прорицатель быстро отогнул край занавески и обратил ухо к китайцу в богатых одеждах, сидевшему на носилках; затем, отворотившись, опустил занавеску и отвечал:

20

Празднества (фр.)