Рантье

- Скажи, Лена, - спросил он, - неужели ты наступила на свою гордость только из-за этих пустяков?

Женщина подняла на него взгляд и долго держала паузу, Буряков тоже.

- Нет, - сказала она, - вопрос в другом.

- Ну, так давай, говори, ты уже достаточно молчала, чтобы возбудить моё любопытство.

- Нет, ты всё же невыносим.

- Возможно, но встречу затеяла ты, так что терпи.

- Приходится, - она отбросила смятую салфетку. - Ладно, - решилась она, но тут появился официант с салатами и напитками. Лена зло смотрела за его руками.

Официант, наконец, удалился.

- Лев, - начала Лена, - ты приглашал недавно детей с внучками в свой загородный дом?

- И что? - удивился Буряков. - Раз в пятьдесят лет вполне имею на это право.

- Они все в восторге, особенно внучки.

- Очень приятно, именно этого я и добивался. Прости, Елена, но я что-то не пойму: ты в претензии, что я не пригласил тебя и твоего металлурга?

- Нет, хотя мы бы не отказались.

- Извини, для меня это невозможно.

- Лев, столько лет уже прошло!

- Вот именно!

- Ты слишком категоричен, в жизни всякое случается.

- Согласен, - кивнул Буряков, - например, любимая женщина, мать троих детей заводит бурный роман с жутким занудой....

- Ты злопамятен.

- Это моё право, быть тем, кем я есть и не нести перед тобой в этом отчёта. И знаешь, мне тема воспоминаний неприятна.

- Мне тоже.

- Вот и чудесно, хоть в чём-то мы с тобой достигли консенсуса, - Буряков взялся за наполненный вином бокал. - Давай за это выпьем.

Они выпили, принялись за еду. Буряков всё пытался представить себе, что же привело его бывшую благоверную сюда: нужда в деньгах? Так её профессор неплохо зарабатывал. Ностальгические воспоминания? Это вряд ли. Впрочем, сейчас узнаю, думал он, глядя, как бывшая супруга промокнула губы салфеткой.

- Лев, - начала она, - Эвелина...

- Велька?! Не уж то забеременела?

- Лев, причём тут это?

- Ты у неё спроси.

- Спрашивала! Дочка жаловалась, что ты не пригласил её с Аликом к себе на юбилей!

- Они же заграницей на очередном танцевальном конкурсе были!

- А перенести дату праздника нельзя было?

- Ещё чего! - Буряков нахмурился. - Между прочим, Эвелина в день моего пятидесятилетия мне даже не позвонила. Так что уволь от нотаций.

- Ты грубый!

- Лен, - после долгой паузы тихо сказал Буряков, - ты мне только об этом хотела сказать?

- Нет.

- Так давай, говори!

- Вопрос очень важный...

- Жизни и смерти? - усмехнулся Буряков.

- Вот именно! Скажи, Лев, написал ли ты завещание?

- Вот тебе и на, а ты-то тут при чём?!

- Я от имени детей.

- По поручению?

- От имени, но они в курсе.

- Хорошо, допустим, тебя уполномочили, так что интересует моих наследников, точная дата моей смерти?

Женщина ядовито ухмыльнулась.

- Возможно, и интересует, но вопрос их более прозаичен: вправе ли они рассчитывать на наследство?

- Странный вопрос, разве я кого-то лишил наследства? И почему этот вопрос возник именно сейчас?

- Сейчас, потому что когда-то надо было это обговорить.

- А, я понял! Мой дом так понравился деткам, что они решили заранее выяснить, кому он достанется?

Елена нервно потерла руки.

- Это звучит цинично, но, пожалуй, что так.

- Спасибо за честность, - Буряков махом осушил бокал. - Знаешь, Лена, тебе не кажется такая постановка вопроса нахальством? И не надо протестующих жестов! Именно нахальством, если не хамством. И это притом, что все трое моих отпрысков живут в персональных квартирах!

- Да, но они принадлежат тебе, а не детям! - почти возмущённо воскликнула Лена.

- Действительно, - язвительно отозвался Буряков, - это так странно, что недвижимость, за которую я заплатил деньги, принадлежит мне.

- Дети чувствуют себя неудобно.

- И в чём же их неудобство?

- Это не их жильё, они чувствуют себя обязанными....

- Так это же замечательно! Что плохого быть признательным своему родителю за заботу?

- Лев, ты так говоришь, что мне нечего возразить, но сердце моё чувствует, что им неуютно.

- Нет проблем, пусть купят квартиру сами.

- Купят?! Да о чём ты говоришь?! Сейчас совсем другие времена!

- Тогда пусть ждут моей смерти, а до этого скорбного события позвольте мне спокойно дожить свою жизнь так, как я считаю нужным.

Буряков ожидал, что Лена вспылит, но она подавленно замолчала.

Они принялись за мраморную говядину, запивая её мелкими глотками вина и изредка обмениваясь ничего не значащими фразами.

Буряков проводил бывшую жену до выхода, сухо раскланялся и спустился в бар. Зря, что ли на метро ехал? Получив стопку водки и кружку пива, уселся за столик в дальнем углу и задумался.

Он любил своих детей, наверное, больше, чем они его, так уж сложилось. Разрыв с женой отдалил его от них и не помогли самоотверженные попытки первых лет остаться для них отцом, сохранить тёплые отношения. Чем больше дети взрослели, тем чаще встречи превращались в формальность с традиционным завершением конверта на карманные расходы. Эмоции улеглись, чувства притупились, такие взаимоотношения превратились в норму: он знал, что у него есть дети, они знали, что у них есть нежадный отец, никто никому не был в тягость.

Буряков опрокинул в себя стопку и с наслаждением щедро полил её пенным напитком. "Опять утром голова болеть будет", - безучастно подумал Лев Михайлович, сделал ещё глоток пива и вновь погрузился в раздумья.

Он вспомнил, что решив купить каждой из дочерей отдельные квартиры, надеялся на сближение с ними, на то, что появится теплота общения. В самом деле, рассуждал он тогда, когда у них появится отдельное жильё, ничто не помешает им быть благодарными. Он всего лишь хотел прислониться к их уюту, а вышло непредсказуемо наоборот: после бурных новоселий, на которых Бурякова благодарили и клялись ему в любви, дети приглашать его к себе стали ещё реже, чем раньше. Что произошло?

- Ещё пива? - спросила обаятельная официантка.

- Да, - улыбнулся ей Лев Михайлович.

"Должен я прийти в себя после встречи со своей бывшей супругой? - спросил он себя, придвигая новую порцию холодного пива. - Обязан!".

Буряков надолго приложился к обильно потеющей кружке. Алкоголь разлился по телу, неся ясность мышления и уверенность в скорых ответах на все вопросы. Казалось, у него открылся "третий глаз", до того всё стало ясно. Впрочем, в глубине души Буряков знал, что эта ясность ложная, но это не уменьшало хорошего настроения. Он промокнул губы салфеткой и вновь задумался. Итак, дорогие подарки были приняты, но тепла больше не стало. И что же он сделал потом? Буряков усмехнулся: решил наступить на те же грабли. "А что мне было делать?! - размышлял он. - Я же боюсь одиночества. Разве не так, признайся?". Стало грустно.

Лев Михайлович очень не любил, когда его планы откладывались или менялись, справедливо считая: если уж решил, так делай. Вот сегодня собрался ехать за город, а из-за дурацкой беседы с бывшей супругой, всё сорвалось. Удивительно, раньше бы уже кипел от злости, а он сидит, попивает спокойно пиво и не бесится, что опять придётся ночевать в городской квартире.

Буряков любил свой новый дом, его пространства, комфорт, спортзал, бассейн и последнее время жил в основном там. Дом стал молчаливым членом его одинокой семьи, гасил его меланхолию, придавал некий смысл его существованию и вот, он равнодушно пьёт пиво в городе, не тоскуя о нём? "Странно, - думал Лев Михайлович, медленно шагая к метро, - неужели моя последняя иллюзия покидает меня?". Внутри шевельнулось воспоминание о милом сердцу подвале с бильярдом и сразу на душе потеплело. "Нет, смыслы ещё не потеряны, - улыбнулся Буряков. - К тому же, - пришло ему в голову, - мои потомки подкинули мне проблемку. Её можно и игнорировать, ведь это им надо беспокоиться, а не мне, но обмозговать ситуацию стоит".