Рантье

- Как же здесь хорошо! Это ваша идея, Лев Михайлович, провести здесь обед?

- Моя, - скромно потупился Буряков и приподнял бокал с вином. - Можно, за вас выпьем?

- За нас, непременно за нас! - подхватила Ерёмина.

Они сделали по глотку вина, Буряков положил на тарелки себе и своей гостье зелёный салат.

- Пока травки пожуём, не против?

- О, я обожаю всё зеленое и красное!

Ерёмина многозначительно приподняла бокал, Буряков торопливо схватил свой.

- Вы, Лев Михайлович, меня определённо поражаете.

- Чем же? - довольно заулыбался Буряков.

- Выдумкой! За творчество? - они чокнулись. - Какова же дальнейшая программа нашего мероприятия?

- Прямо сейчас и узнаете, - Буряков встал и протянул руку. - Пойдёмте, Алла Владимировна.

Он подвёл гостью к выходу на балкон, посадил на скамейку и всунул её кроссовки в огромные унты. Помог встать, накинул на её плечи пуховик.

- Прошу!

Они вышли на балкон. В мангале ярко тлели угли. Буряков усадил Ерёмину на качели, заботливо укрыл пледом. Поцеловал её в щёку, потом в губы, та не сопротивлялась, но и энтузиазма не проявляла, просто тихо улыбалась.

- Я сейчас, - шепнул Буряков.

Он разложил на мангале шампуры с мясом, тут же пошёл оглушительно аппетитный запах.

- Ой, как вкусно пахнет!

- То ли ещё будет! - отозвался Буряков. Он уже налил в маленькие рюмочки коньяк и спешил к качелям. - Вот, - он протянул рюмку Ерёминой, - это аперитив.

- Лев Михайлович, я после вина захмелею!

- Коньяк вину не враг! - парировал Буряков и легонько стукнул по её рюмочке своей рюмкой. Они выпили. От мангала донеслось шипение. - Извините, Алла Владимировна, я к шампурам.

- Я тоже!

Она встала рядом, совсем близко и заглянула в глаза Бурякову.

- Лев Михайлович, я смотрю, вы никак не решитесь?

- На что, - вздрогнул тот.

- Ну как же?! Мы с вами целуемся, как подростки, а обращаемся друг к другу по имени отчеству. Не пора ли перейти на "ты"?

- Давно пора, Аллочка, - заулыбался Буряков. - Можно, по этому случаю я вас ещё поцелую, а потом принесу ещё по аперитиву?

- Можно.

Шашлык получился замечательный. Они довольные и раскрасневшие вернулись в зимний сад и принялись за мясо, запивая его красным вином. Буряков сиял, глядя в бездонные глаза Ерёминой, рассказывал анекдоты и смешные истории из своей жизни. Та мило смеялась. Потом они танцевали под медленную музыку, тесно прижавшись друг к другу, сливаясь в поцелуях, всё более долгих и эротичных. В промежутках между танцами они сидели тесно обнявшись на мягком диване.

- Не холодно, Аллочка? - шептал Буряков.

- Лев, мне очень хорошо, - шептала Ерёмина в ответ.

Буряков выключил свет, огромное помещение погрузилось в полумрак, ограниченный цепочками светодиодной подсветки. За широкими окнами зимнего сада на тёмном небосводе засверкали холодные огоньки звёзд.

Буряков встал.

- Аллочка, я должен кое-что сказать.

Ерёмина беспомощно взглянула на него, от этого взгляда у Льва Михайловича сердце чуть не остановилось. Он вынул из кармана коробочку с перстнем, открыл и протянул к любимой женщине.

- Вот, прошу принять.

- Очень красиво, - сказала Ерёмина, не притрагиваясь к кольцу.

- Прошу, надень!

- Нет, не могу.

- Аллочка, я за две недели умер и вновь родился! - Буряков опустился на колено. - Я без тебя жить не могу, выходи за меня замуж!

Ерёмина улыбнулась и нежно провела рукой по его щеке, он прильнул к её ладони.

- Лев, я не могу так быстро, - грустно ответила она и, взяв кольцо, принялась его рассматривать.

- Аллочка, я бы ещё недавно сам обсмеял каждого, кто сказал бы, что такое возможно, но видишь, я у твоих ног и жду приговора.

Ерёмина медленно надела кольцо на палец и вытянула его вверх, оно засверкало разноцветными искорками.

- Какая прелесть, - прошептала она и перевела взгляд на Бурякова. - Лёва, я поломаюсь немного, ладно?

- Ладно, - улыбнулся он. - Тогда может быть, чаю?

- С удовольствием.

Лев Михайлович вскочил и принялся наливать в чашки душистый чай из большого термоса. Ерёмина встала, подошла и поцеловала его в щёку.

- Лев, мне надо отлучиться.

- Второй этаж, за углом...

- Я помню, как раз и чай остынет, - она улыбнулась, - я скоро.

Вечер пролетел как одно мгновение. Буряков с трудом подавлял в себе почти непреодолимое желание предложить Ерёминой остаться у него, слова уже вертелись на языке и лишь колоссальные усилия воли тормозили это безумство. Искуситель внутри говорил: "Дурак, чего ты медлишь?! Она согласится!", а разум в ответ твердил: "Ты её потеряешь!". Поэтому, когда Буряков подвёл свою даму к её дому, он почувствовал облегчение. Он нежно поцеловал её руку.

- До завтра? - он смотрел на Ерёмину, но она молчала и лишь печально улыбалась. - Хочешь, завтра в бассейне поплаваем?

Женщина покачала головой.

- Нет, Лев, я бы с удовольствием, но я завтра улетаю.

- Куда?!

- Разве важно, куда?

- Надолго? - поправился Буряков.

- Прилечу в пятницу.

- Так долго!

- Работа, - пожала плечами Ерёмина. - Большой контракт требует длительных согласований и тщательной проработки на месте.

- Я понимаю, - понуро свесил голову Буряков.

- Ничего, Лев, - Ерёмина улыбнулась и поцеловала его в губы, - это всего лишь неделя. Я буду скучать. - Женщина многозначительно подняла руку с кольцом. - И думать.

Она засмеялась и, не дав ответить, исчезла за дверью.

Домой Буряков возвращался умиротворённым. Было ещё не очень поздно, и он неспешно размышлял, чем бы себя занять. Прежние обычные увлечения казались ничтожными, но сидеть перед фотографией любимой женщины и тихо млеть как-то тоже не хотелось. "Пойду, - решил он, - врежу стаканчик, шары в подвале покатаю, музон включу". Буряков оглянулся на сорок четвертый дом, на втором этаже горело окно. Он вдруг представил, как его любимая женщина раздевается, готовится ко сну... "Стоп! - скомандовал он и даже остановился. - Я же не мальчишка, потерплю недельку, никуда Аллочка от меня не денется, моей будет!". Эта мысль успокоила, настроение улучшилось.

Он вошёл в дом и прошёл на кухню, откуда доносился шум телевизора.

- Варвара!? Ты что ж домой не ушла? Десятый час уже.

- Поговорить надо, - мрачно сказала женщина и выключила телевизор.

- Что-то случилось? - насторожился Буряков.

- Не знаю, Лев Михайлович, - она встала, - пошли, покажу.

Они прошли в гостиную. Едва открылась дверь, как на Бурякова навалилась волна тоски и паники, ему хотелось немедленно всё бросить и бежать обратно к дому любимой, позвать её, ещё раз увидеть, услышать. Его глаза встретились с внимательным взглядом поварихи.

- Варвара, - хрипло спросил он, - что ты хотела показать?

- Вот это! - Варвара Ильинична подошла к серванту с приоткрытой створкой. За ней стоял штоф с платочком Ерёминой, его массивная стеклянная пробка лежала рядом.

- Закрой! - неожиданно для себя сказал Буряков.

Варвара заткнула штоф пробкой и поплотнее вдавила створку серванта на место, потом подхватила своего хозяина под локоть и повела на кухню.

- Пойдём, Лев Михайлович, молока налью.

- Не, лучше водки!

- Хорошо, водки, так водки.

На кухне она усадила его за стол, поставила перед ним рюмку водки и тарелку с маринованными огурчиками. Буряков выпил и кивнул, Варвара хмыкнула и вновь наполнила рюмку до краёв. Он выпил, крякнул и хрустнул огурчиком.

- Полегчало?

- Ага, - машинально отозвался Буряков и вдруг удивлённо посмотрел на повариху. - Ты о чём?

- Лев Михайлович, вы так ничего и не поняли?

- В каком смысле?

- В гостиной вы ж едва сознание не потеряли, побледнели как полотно.

- Да? - он задумался. - Ну-ка, плесни ещё полрюмочки. Он выпил и вопросительно посмотрел на женщину. - Садись, Варвара, говори.