Перевал

— Бедняга Бенджамин, — вздохнула мать Сары.

— Папа, так какой там у вас счет? — выкрикнул Джош, как будто не знал сам.

— Послушай, сынок, это называется манеры. Нельзя наносить поражение хозяину на его территории. Разве ты об этом не слышал?

— Тогда почему ты всегда проигрываешь дедушке у нас дома?

Мужчины уже покинули корт и стояли возле маленького столика в тени дерева, вытираясь полотенцами. Мать Сары, наливая игрокам лимонад, взялась ответить на вопрос Джоша.

— Причина, мой дорогой Джош, в том, что твой отец знает: нет на земле больше другого человека, который бы так любил выигрывать, как твой дед. Это ген Дейвенпортов, их проклятие. Давай надеяться, что ты его не унаследовал.

— Не беспокойся, бабушка, — подключилась к разговору Эбби. — Гены папы-неудачника все компенсируют.

— О, пожалуйста! — произнес Бенджамин. — Не стесняйтесь. Давайте еще объявим национальный праздник и назовем его «Кто лучше всех достанет Бена».

Он выпил лимонад и прошел к дому, чтобы принять душ и переодеться. Отец Сары, желая, вероятно, показать, что не испытывает необходимости ни в том, ни в другом, отправился со всеми через поляну, на ходу устроив допрос Эбби в связи с ее намерением поступать в университет в Монтане. Сара, не проявлявшая особого энтузиазма по поводу учебы дочери в Монтане, во всяком случае по сравнению с Бенджамином, в этот момент не хотела становиться на сторону своего отца, который был очень скептично настроен. Эбби, тем не менее, отстаивала свою позицию с завидной энергией. Сара оторвалась от них и шла впереди. Джош и его бабушка замыкали группу. Внук рассказывал ей о результате какого-то матча в Чикаго. В пятницу он получил письмо от Кэти Брэдсток, и с этого момента его было не узнать: он светился от радости. Он не сообщил содержание письма, но можно было легко понять, что их разногласия остались в прошлом.

Много недель подряд держалась сухая погода, но трава, благодаря эффективной поливочной системе, поражала воображение насыщенным зеленым оттенком. Поднялся легкий ветерок, который шевелил листву больших старых дубов, выстроившихся вдоль дороги. Сара закрыла глаза и глубоко вдыхала, стараясь насытиться теплом солнца. Ласковое шуршание травы под босыми ногами умиротворяло ее. Но смутное беспокойство, которое, словно тугой узел, поселилось у нее где-то под ребрами, не отпускало ее.

Родительский дом всегда был для Сары источником напряжения. Огромное количество комнат, фасад в колониальном стиле — все это никак не увязывалось с представлением о домашнем очаге. Они перебрались сюда из гораздо меньшего дома, который был в сто раз уютнее, когда Саре исполнилось пятнадцать и дело ее отца было куплено за несусветную сумму солидным банком на Уолл-стрит. Необходимость приобретения такого огромного дома и всех прилегающих к нему территорий представлялась Саре, по меньшей мере, непонятной, особенно в свете того, что они редко принимали гостей, а ее и брата Джонатана отправили учиться в пансион. В то время Сара возлагала вину за переезд на свою мать, которая всегда гордилась своей родословной. Но по мере того как Сара становилась старше, она начала прозревать, понимая (хотя и не хотела признавать этого перед Бенджамином), что настоящим снобом был ее отец. Ему просто лучше, чем матери, удавалось скрывать это.

Они дошли до ступенек террасы. Сара услышала в голосе Эбби нотки возмущения. Отец Сары не уставал выказывать свое удивление, почему из всех университетов, которые были и ближе, и престижнее, Эбби, такая умница, круглая отличница, должна была выбрать «эту дыру на краю света»?

Сара решила встать на защиту дочери.

— Папа, это Монтана, а не Монголия.

— О, у нас были общие дела с парнями из Монголии. Не самое плохое место, вообще-то говоря.

— А твое решение случайно никак не связано с возможностью снова встретить одного молодого ковбоя? — отозвалась мать Сары.

Эбби застонала и повернулась к своему брату, уставившись на него с плохо скрываемым негодованием.

— Ах ты, хитрая лиса, что ты там уже наговорил?

Тот поднял руки вверх, сохраняя на лице невинное выражение.

— Я не произнес ни слова.

— Какой же ты лжец! Может, тогда тебе надо рассказать и о том, почему ты вдруг стал фаном чикагских команд. Разве это никак не связано с тем, что ты запал на малютку Кэти Брэдсток?

— Малютку? О да, мы же уже большие и взрослые, куда нам.

— Дети, дети успокойтесь, — миролюбиво произнесла Сара.

К тому времени когда они достигли террасы, распри поутихли и Эбби, все еще сопротивляясь, посвятила деда и бабушку в детали, которые касались Тая. Ей мастерски удалось перевести разговор на посещение его ранчо, с которого она вернулась в состоянии, близком к экстазу, говоря, что это самое чудесное место, когда-либо ей встречавшееся, даже чудеснее, чем «Перевал».

На обед подали омара, которого специально доставили самолетом накануне днем. В меню вошли устрицы, креветки и огромное количество салатов, приготовленных Розой, которая прислуживала в доме Дейвенпортов вот уже девять лет. Насколько помнила Сара, улыбка ни разу не озарила лицо прислуги. Бенджамин, саркастически улыбаясь, говорил, что она, наверное, не видит причин, чтобы проявлять свою радость, а может, все еще ждет, что такой повод у нее появится. Овальный стол был накрыт белой льняной скатертью. По его краям были установлены два широких кремовых холщовых зонта, обеспечивающих приятную тень. За этим столом места хватило бы, как минимум, для дюжины гостей, но, вместо того чтобы занять места рядом у одного края, они расселись по всей окружности. Каждый оказался на таком огромном расстоянии, что если им нужно было что-то передать, то приходилось обращаться к Розе, мрачно стоявшей немного поодаль.

Пустоты за столом обычно заполнялись членами семьи Джонатана Дейвенпорта, брата Сары. Он был на пять лет моложе ее, и они никогда не были близки друг с другом. Как и его отец, Джонатан работал на финансовом рынке. Сейчас он жил со своей женой Келли, которая была родом из Техаса, и избалованными дочками-близнецами в Сингапуре. Когда все приступили к еде, молча поглощая омара-переростка, тишина стала настолько гнетущей, что Сара почти пожалела об отсутствии за столом брата.

Зачем она настаивает на этом ежегодном испытании для Бенджамина и детей, если и сама едва может его перенести? Предыдущая неделя прошла в постоянных спорах с Эбби и Джошем, которые вплоть до сегодняшнего утра отказывались ехать в Бедфорд. За завтраком Сара разразилась тирадой о важности семейных ценностей, приводя убедительные, на ее взгляд, аргументы, призванные пробудить чувство вины. Она с удовольствием прошлась по тому, что дети охотно принимают от дедушки чеки на Рождество и щедрые подарки на день рождения, но при этом не спешат выказать благодарность и провести со стариками несколько часов за обедом. Она не преминула напомнить им и о том, что дедушка не становится моложе (хотя, говоря по правде, он был до неприличия здоров и, наверное, переживет их всех). Она даже апеллировала к далекому прошлому, к тому времени, когда Эбби было десять лет и она получила в подарок от дедушки и бабушки чудесного пони. Бенджамин нарочно держался отстраненно и не вмешивался, но она видела по его самодовольному выражению лица, насколько он приветствует революцию, устроенную детьми. У Сары возникло непреодолимое желание запустить в него чем-нибудь тяжелым.

И вот чего она добилась. Ее переполняло чувство вины и жалости к ним всем. Даже к Бенджамину. Последнее время, которое уже измерялось многими неделями с момента их возвращения из отпуска, он не проявлял особого дружелюбия. Муж демонстративно выражал свое безразличие и к ней, и к семейным проблемам. На работе у него не ладилось, и Сара списывала все на деловые неурядицы. Ее работа тоже не приносила ничего, кроме головной боли, потому что известный книжный холдинг открыл свой магазин всего в двух кварталах от них, и Джеффри, ее обожаемый управляющий, настоящий профессионал, который всегда был предан ей, снова завел разговоры об увольнении. Хотя Сара и любила обсудить текущие проблемы, Бенджамин не проявлял больше к этой теме никакого интереса. Ее отец, обладавший нюхом гончей собаки, как раз спрашивал Бенджамина о его работе.