Страница 11 из 90
— Не удастся, — пресек офицер. — Боевые потери сами в люки не выпрыгивают. Особенно с дыркой в голове. Ну так что с вопросами?
— Кэп, вот зачем вам неуместное любопытство? — вздохнул командир. — Так славно повоевали, даже живы остались, что особо приятно, и тут на тебе, что да почему…
— А как я вас от трибунала отмазывать буду? — удивился офицер. — Мне надо понять, на основании чего вы действовали именно так! Пока что я знаю то же, что и все: вы с чего‑то разрушили створки стартовой площадки и покинули матку задолго до объявления тревоги — то есть дезертировали.
— Опа! — вырвалось у стрелка, и экипаж надолго замолчал.
Офицер их не торопил, разглядывал сквозь прозрачную сферу мельтешение звезд и помалкивал. Экипаж явно соображал, как бы половчее соврать — ну так и ему требовалось время, чтоб продумать, как их половчее прищучить. Летно — подъемные не любили делиться информацией со штабными, ну так и штабные поднаторели в выдавливании искомой, тут уж… кто профессиональней.
— Задавайте вопросы, — вздохнул наконец командир. — Ваша взяла. Кэптэн Джонс.
Офицер четко услышал в последних словах призвук выстрела в затылок и добровольное выпадение в люк, и содрогнулся.
— Причина объявления тревоги, — все же твердо сказал он. — Это первое.
Командир еще раз вздохнул. Поглядел на офицера как‑то жалостливо.
— Хороший вы офицер, хоть и штабной, — пробормотал он. — Что вы у нас забыли? Все на войне пансиона дожидаются, а вы‑то что делаете? Не понимаю… Ну желаете знать правду, да? Ну вот она вам. А я посмотрю, что вы с ней… а, ладно. Итак, тревога. Кэп, вы в курсе, что матку положено охранять минимум звеном «Чертей»?
— Она охраняется…
— Не в бою охранять, кэп, а всегда. И во время перевооружения. И на профилактическом ремонте. И во время перемирий. Всегда. Это положение записано в устав немалой кровью. Но мы, русские, ребята речистые, языкатые да плечистые, что нам устав? Сказал комэск экономить ресурсы, которые он подворовывает — как ему не подчиниться? Он же не поработать приказывает, а отлынивать! А отлынивать русские готовы и во вред себе! В результате матка охраняется только во время рейдов — ну и когда комиссия на подлете, показуха — это святое. А мы, чтоб вы знали…
— Мы жить хочем, — проникновенно сказал стрелок. — Очень.
— …мы прилепили на корпус матки обычный такой звучок. Какой именно — без разницы, лишь бы он при олл — аут выщелкивался на раз. Европейцы — они же исполнительные! Сказано в начале атаки применить средства подавления электроники — они применяют, даже если давить нечего. Но я думаю, они и предположить не могли, что матка не охраняется. Они же не русские. Свою матку они всегда охраняют. Вот вам причина нашей боевой тревоги, вот вам взорванные створки и все последующее. Для трибунала же мы, кэп, выдвигаем официальное обвинение комэску-1 в преступном нарушении устава космофлота, а через него — и директору матки. Можете записать.
Офицер представил, как он станет выдвигать официальные обвинения всесильному директору матки вкупе с психопатом, самодуром и наркоманом комэском — раз, и сглотнул.
— Продолжать? — ласково спросил командир.
— Истребитель должен был погибнуть в первые секунды боя, — с трудом выдавил офицер. — Один против всех… как?
— Не понимаю я этот особый отдел! — пожаловался командир неизвестно кому. — Кэп! Кэптэн Джонс! Вы воевали вместе с нами! Вон стрелок утверждает, что даже двух «Дьяболо» обнулили собственноручно, и пару торпед в белый свет запулили, руки б вам оборвать по самую…
— Толку, что воевал? — взорвался офицер. — Думаете, я что‑то понял? Это мой первый бой! Откуда у вас полные имитаторы подвижных целей?!
— Это «фантомы», что ли? Так вы же сами их с битой техники сняли и вместе с техниками на диск присобачили! Без офицера нам бы их фиг дали!
— Я… — смешался офицер. — Я вообще‑то хотел другое спросить…
— Так спрашивайте.
— Чтоб заранее поставить «фантомы», надо знать, что они вскоре потребуются, — пробормотал офицер. — Надо точно это знать. Они же не сертифицированы на «Чертей». При ином раскладе их сняли бы с «семерки» на следующем дежурстве с долгим разбирательством у комэска…
— Это оне нас так в предательстве обвиняют! — восхитился стрелок. — Не, ну и кто сомневался, что оне не особый отдел?
— Я сомневался, — буркнул пилот. — У меня основания были. Особый отдел в бой не лезет. А оне, как ни крути…
— Я что, в чем‑то не прав? — оскорбленно вскинулся офицер.
— Да, кэп, вы не правы, — сочувственно сказал командир. — Вы же, извините, штабной. А любой из летно — подъемного состава знает, чего «Чертям» не хватает. А не хватает им средств для выживания, вот чего! «Фантомов» не хватает! Разовой электроники не хватает, той, которая кожух скидывает и после олл — аут до следующего удара может цели отслеживать! Постановщиков помех не хватает! Хотя все это где‑то есть! И потому мы, экипаж «семерки», официально обвиняем отдел материально — технического обеспечения космофлота в преступном небрежении своими прямыми обязанностями! Можете так и записать!
— Там не отдел, там несколько структур задействовано, и половина из них частные, — пробормотал ошарашенный офицер.
— Вот всех и записывайте! Под трибунал! С показательным расстрелом из трассеров перед иллюминаторами офицерской столовой, чтоб остальным неповадно было!
— Да, но знают все, а «Черта» дооснастили только вы, — угрюмо сказал офицер.
Командир пожал плечами.
— Просто мы жить хочем, — поделился сокровенным стрелок. — Очень.
— А остальные экипажи, получается, не хотят?
— Они, может, и хотят. Но только чтоб при этом не работать. Они же русские, ребята плечистые… Это у нас офицер совестливый. И техники грамотные.
Офицер помолчал, подумал.
— Выходит, техники с вами в сговоре, — неохотно сообщил он результат. — Все знают, понимают, что снабжают обвесами криминального происхождения, но молчат. Ладно, с ними я разберусь… Но ракеты в ваше вранье не встраиваются. Ракеты против «Дьяболо» — это несерьезно.
Экипаж переглянулся.
— Тут мы лажанулись, — вздохнул командир. — Извиняемся. Сейчас… э — э…
— Скажите правду, — мягко посоветовал офицер. — Хоть раз.
— Видите ли, мы способны думать, — признался командир. — В рейдах из «Черта» неделями не вылазим, ну и думаем, как без этого, больше нечем заняться. Планы сражений разрабатываем, варианты победы, то — се… ну это же напрашивалось, кэп! Как только на флоте появились блоки частичной невидимости, так сразу и напросилось! С частичной невидимостью уже можно атаковать матку! И пофиг ее лазеры! И ракетами ее, ракетами! Да вы сами это видели, кэп, чего я вам рассказываю…
— И в результате… — начал догадываться офицер.
— В результате мы обвиняем генштаб космофлота в целом и службу стратегического планирования в частности в преступном небрежении прямыми служебными обязанностями! — твердо сказал командир. — Не, ну как так, простой экипаж простой «семерки» смог предугадать действия противника, а целый отдел стратегического планирования генштаба…
— Да нет там такого отдела!
— А почему? — изумился командир.
Офицер подумал.
— Я вас понял, — наконец сообщил он. — Выдвигать обвинения сразу стольким — это, конечно…
Он еще подумал.
— А заодно и всему летно — подъемному составу, самому героическому составу в мире, — угрюмо и несколько невпопад заключил он. — Знаете что? Давайте‑ка подтягиваться к матке, вот что. Наши возвращаются, как‑то бы вместе со всеми, не выделяясь? А то отвечать за ваше допоборудование никакого желания нет…
— Эт мы щас! — оживился стрелок. — Не выделяясь — эт мы просто, это вам не на идиотские вопросы отвечать…
— Опознаватель включи! — напомнил пилот командиру. — А то будет, как в прошлый раз!
— В прошлый раз мы на тральщике вернулись! — буркнул командир. — А вот в позапрошлый… но ты молодец. Включил. Если оно, конечно, работает после олл — аут. После олл — аут, бывает, даже освещение вышибает. В защищенных каютах. И как дадут нам из российских лазеров, самых метких лазеров в мире…