Страница 53 из 81
Три последующих дня пронеслись для меня очень быстро: я вместе со всеми разбирала завалы, тушила пожары и укрепляла площадь — единственное место, где мы могли защититься при следующей атаке; а в том, что индейцы скоро на нас нападут вновь, мы не сомневались. Помимо этого, мы с Каталиной раскапывали борозды со сгоревшими посевами и перебирали пепел в надежде отыскать что-нибудь съедобное, что можно было бросить в суп. После того как мы съели павшую лошадь Агирре, еды у нас почти не осталось: вернулись времена общего котелка, только на этот раз суп был из воды, трав и клубней, которые нам удавалось откопать.
На четвертый день прибыл Педро де Вальдивия с отрядом в четырнадцать всадников, а пехота следовала за ними так быстро, как только могла. Верхом на Султане губернатор въехал в развалины, которые прежде именовались городом, и с первого взгляда понял, насколько тяжелые невзгоды обрушились на нас. Он прошел по улицам, вдоль которых еще поднимались легкие струйки дыма, указывавшие на места, где раньше были дома, а затем вышел на площадь, где и собралось все население Сантьяго. Это была жалкая горстка людей, состоящая из голодных, испуганных оборванцев, раненых, лежащих прямо на земле в грязных повязках, и капитанов, таких же измотанных и оборванных, как последние из янакон, но все же пытающихся оказать другим посильную помощь. Затрубил часовой, и с огромным усилием все, кто мог держаться на ногах, встали, чтобы поприветствовать главнокомандующего. Я осталась позади, наполовину скрытая парусиной; я смотрела на Педро из-за укрытия, и сердце у меня сжималось от любви, печали и усталости. Он спешился в центре площади и, прежде чем обнять своих друзей, окинул взглядом царившую вокруг разруху, ища глазами меня. Я сделала шаг вперед, чтобы он увидел, что я жива; наши взгляды встретились, и он изменился в лице. Рассудительным и властным голосом, перед которым никто не мог устоять, он произнес перед солдатами речь, в которой отметил мужество каждого, особенно тех, кто погиб в бою, и возблагодарил апостола Иакова за спасение остальных. Город был не так важен, потому что у нас еще оставались крепкие руки и горячие сердца, чтобы возродить его из пепла. Нам придется начинать заново, сказал он, но для могучих духом испанцев, которые никогда не сдаются, и для верных янакон это повод не для уныния, а для воодушевления. «С нами Иаков, за нами — Испания!» — воскликнул он, поднимая шпагу. «С нами Иаков, за нами — Испания!» — отозвались все в один голос очень дисциплинированно, но в этом возгласе все же слышалось глубокое уныние.
Той ночью, лежа на твердой земле под открытым небом, накрывшись каким-то грязным покрывалом, в свете луны, я расплакалась в объятиях Педро от усталости. Он уже слышал несколько рассказов о битве и моей роли в ней; но, против моих опасений, не рассердился на меня, а был горд моим поведением и благодарен мне, как и каждый солдат в Сантьяго, ведь если бы не я, все бы погибли, — так он мне сказал. Конечно же, версии событий, которые он слышал, были сильно преувеличены, и именно из них родилась легенда о том, что это я спасла город. «Правду говорят, что ты сама отрубила головы семерым касикам?» — спросил меня Педро, едва мы остались наедине. «Не знаю», — ответила я честно. Педро никогда не видел, чтобы я плакала, из меня не так-то просто выбить слезу, но в этот первый раз он не пытался утешить меня, а только гладил меня рассеянно и нежно, как бывало с ним иногда. Казалось, профиль его был высечен из камня: губы плотно сжаты, а взгляд устремлен к небу.
— Я очень боюсь, Педро, — всхлипнула я.
— Смерти?
— Всего, кроме смерти. Мне до старости осталось еще много лет.
Мы вместе посмеялись над шуткой о том, что я похороню еще не одного мужа и всегда буду симпатичной вдовой.
— Я уверен, что люди хотят вернуться в Перу, хотя пока никто не решается сказать это вслух, чтобы не показаться трусом. Они чувствуют себя уничтоженными.
— А ты чего хочешь, Педро?
— Построить Чили вместе с тобой, — ответил он, ни на мгновение не задумавшись.
— Тогда так мы и поступим.
— Так мы и поступим, Инес души моей…
Воспоминания о далеком прошлом у меня очень живые, так что я могла бы в мельчайших подробностях рассказать обо всем, что случилось в первые двадцать или тридцать лет нашей жизни в Чили, но у меня мало времени, потому что Смерть, эта добрая матушка, уже зовет меня, и я хочу последовать за ней, чтобы наконец обрести покой в объятиях Родриго. Призраки прошлого окружают меня. Хуан де Малага, Педро де Вальдивия, Каталина, Себастьян Ромеро, моя мать и бабка, похороненные в Пласенсии, и многие другие приобретают все более четкие очертания, и я слышу, как они перешептываются в коридорах моего дома. Семь обезглавленных касиков, видно, нашли себе достойное место на небесах или в преисподней, потому что они не являлись мне никогда. Я не лишилась рассудка, как это часто бывает со стариками; я еще сильна, и голова у меня еще крепко держится на плечах, но я уже одной ногой стою за краем жизни и поэтому вижу и слышу то, что другим не заметно. Исабель, ты волнуешься, когда я так говорю, и советуешь мне молиться. Молитвы успокаивают душу, говоришь ты. Моя душа спокойна, я не боюсь смерти; не боялась тогда, когда стоило бы бояться, и уж тем более сейчас, когда я пожила уже предостаточно. Ты — единственное, что удерживает меня в этом мире. Признаюсь тебе: я бы не хотела видеть, как вырастут и будут страдать мои внуки, лучше уж я унесу с собой в могилу воспоминания об их детском смехе. Молюсь я по привычке, а не для того, чтобы отогнать тоску. Вера меня никогда не покидала, но мои отношения с Богом менялись с течением времени. Иногда, не задумываясь, я Его вдруг называю Нгенеченом, а Деву Заступницу путаю со Святой Матерью-Землей мапуче, но от этого я не стала меньшей католичкой, чем раньше, — избави Боже! — просто мое христианство немного растянулось, как шерстяная одежда от долгой носки. Жить мне осталось всего пару недель, я это точно знаю, ведь иногда мое сердце забывает биться, от этого у меня кружится голова, я падаю, и нет аппетита. Дело вовсе не в том, что я морю себя голодом, просто чтобы помучить тебя — в чем ты меня обвиняешь, доченька, — а в том, что мне теперь кажется, что у еды вкус песка, и мне не проглотить ни куска, поэтому я питаюсь только глоточками молока. Я исхудала и стала похожа на обтянутый кожей скелет, как в те далекие голодные времена, только тогда я была еще молода. А худая старуха выглядит уж очень патетично. У меня сделались такие большие уши, что даже легкий поток воздуха может повалить меня наземь. Ветер в любую секунду может унести меня. Надо мне рассказывать покороче, а то слишком много мертвых останется без внимания. Мертвые… Почти все мои любови уже мертвы: такова расплата за мою долгую жизнь.
Глава пятая
Тяжелые годы
1543–1549
После разрушения Сантьяго совет города собрался, чтобы прояснить дальнейшую судьбу нашей маленькой колонии, которой угрожало уничтожение. Чтобы не возобладала идея возвращаться в Куско, которую поддерживало большинство, Педро де Вальдивия пустил в ход весь свой авторитет и дал множество сложно выполнимых обещаний, делая все возможное, чтобы мы остались здесь. Во-первых, было принято решение попросить помощи в Перу; во-вторых — укрепить Сантьяго стеной, которая бы охлаждала пыл врагов, на манер тех стен, что окружают европейские города. Остальное будет видно, когда мы начнем действовать, но главное — мы должны верить в будущее, ведь скоро будут и золото, и серебро, и земельные наделы с индейцами для их обработки, заверил он. Наделы с индейцами? Не знаю, каких индейцев он имел в виду, потому что чилийцы не давали никакого повода предположить, что они могут стать покладистыми работниками.