Первый Рубикон

— Когда тебя еще не было на свете, Сулла служил в армии Мария простым квестором. И не просто служил, а был, — ты только дяде об этом не скажи, — самым храбрым его офицером. Лишь он один из всего войска вызвался во время войны в Африке пойти послом к царю Югурте, чтобы обманом захватить его в плен.

— И захватил?! — забывая осторожность, восторженно воскликнул Цезарь.

— Тс-сс... — испуганно остановила его тетка. — Захватить-то захватил, но, и все лавры победы в войне хотел присвоить себе. Этого твой дядя не может простить ему до сих пор!

Цезарь увидел Суллу в канун его отъезда на войну с Митридатом. Никакого чудовища, каким рисовал его Марий: высокий, худощавый, обходительный человек. Дело происходило как раз после выборов новых консулов, и Сулла был сильно чем-то озабочен, даже расстроен. Хотя время от времени и улыбался, даже смеялся, то и дело повторяя: народ 10 Рима благодаря ему, а не кому-то другому, пользуется настоящей свободой.

"Сделал хорошую мину при плохой игре!— сказал потом Марий, собрав в своем доме как никогда много сенаторов.— Еще бы, ведь нам удалось провести в консулы неугодного ему Цинну! Теперь в отсутствие Суллы мы сделаем с Римом все, что пожелаем. И первое — объявим этого не благодарнейшего из неблагодарных врагом отечества!"

...Цезарь огляделся и с удивлением увидел, что ноги сами привели его к дому Мария.

Как изменились улицы города всего за какой-то час, пока он беседовал с Верховным Понтификом! Двери всех лавок широко распахнуты. Из них беспрестанно выбегают рабы с зерном, мукой, сушеными фруктами, волокут амфоры с вином и кувшины с оливковым маслом, окорока, колбасы, хорошо просоленную рыбу. . Теперь по тротуарам торопились не только рабы, но и свободнорожденные римляне, некоторые из них даже бежали, и в одном Цезарь с удивлением узнал известного своим богатством всадника*..

Потрясли напряженные лица людей, глаза — мятущиеся, почти безумные как у жертвенного животного, над которым уже завис топор.

—Сулла идет! — кричали рядом и вдали. — Сулла!

—Сто тысяч одной конницы!!!

—И во главе ее он поставил царя Митридата!

Такую панику Цезарь видел только раз в жизни, когда армия Цинны окружила со своей армией Рим и голодом принудила его к сдаче, началась расправа над сулланцами...

Слухи низвергались, растекаясь по улицам, с вершины Капитолийского холма, где заседал сенат, дробились на всех углах, обрастая немыслимыми подробностями:

—Сулла навербовал в горах Малой Азии целый легион людоедов...

—Не людоедов, а амазонок!

—Какая нам разница...

—Не нам, а вам! Лично мы Сулле ничего плохого не делали.

Цезарь заметил отца своего приятеля и почтительно окликнул его. Всегда приветливый римлянин покосился и, ничего не ответив, пошел так быстро, что можно было догнать его бегом.

Только теперь Цезарь заметил, как смотрят на него все те, кто вчера считал за счастье перемолвиться с ним хотя бы словом. В их взглядах он читал то злорадство, то сочувствие, то, как показалось Цезарю, ненависть.

И невольно вспомнилось, как тетка Юлия говорила о последних словах царя Югурты: "О, продажный город, ты перестанешь существовать, как только для тебя найдется подходящий покупатель!"

*Всадники — второе (после сенаторского) сословие в Древнем Риме, его отличали узкие пурпурные полосы на тунике и ношение золотого кольца на указательном пальце.

Не обращая больше внимания на суматоху, царившую вокруг, Цезарь быстрым шагом направился дальше, и не прошло пяти минут, как он уже стучал бронзовым молотком в двери дворца, больше похожего на храм, чем на жилище человека. К счастью, тетка, вопреки обыкновению выезжать в Мизены, где у Мария был еще более великолепный дворец, оказалась дома. Привратник проводил Цезаря в атриум, и он с удивлением увидел, что там почти в полном составе собралась вся его семья: мать, сестра Атия, двадцатилетний сын Мария Гай Марий-младший и его жена.

Корнелия первая подошла к нему, но, прочитав в его глазах, что он обо всем уже знает, молча вернулась на свое место.

Кивком головы тетка предложила Цезарю занять место рядом с ней, и он по детской привычке покорно подчинился ей, невольно отметив: в другой раз его непременно стали бы расспрашивать о беседе с Верховным Понтификом, да в подробностях. Но теперь семье было явно не до этого.

— И все-таки я утверждаю: вся надежда теперь на наших нынешних консулов! — резким, как у своего отца, голосом продолжил прерванный приходом Цезаря разговор Марий-младший.— Норбан пойдет сам против Суллы, а Сципиона Азиатика заставит пойти в бой его армия.

— Армия? — усмехнулась Юлия.

Марий, сбитый с мысли, замолчал, но тут же выкрикнул, яростно размахивая руками:

— Да, армия! Потому что в ней, кроме римлян, ненавидящих моего отца за то, что он поставил италиков почти вровень с ними, будут и сами италики, которых отец облагодетельствовал.

— Утешение для несчастных — иметь товарищей по несчастью!— снова усмехнулась Юлия.

Цезарь в который раз подивился ироничному, вполне мужскому складу ума своей тетки.

— Но кроме италиков есть еще самниты, племя которых будет уничтожено, если к власти придет Сулла! — ударил кулаком по мраморной колонне Марий—младший. — И клянусь Юпитером, если над ними встанет человек, который должен опасаться Суллы не меньше, чем они, то...

—И кто же он? — уже мягче улыбнулась Юлия.

—Я! — вскинул острый подбородок Марий.

—Ты?!

—Да, я! Я стану консулом, если Норбан и Сципион Азиатик не сумеют остановить Суллу.

И клянусь Юпитером...

—Ты станешь консулом в двадцать три года?! — засмеялась, несмотря на мрачные лица вокруг, Юлия.

—Я знаю, что по закону только через семнадцать лет могу выдвинуть свою кандидатуру в консулы, — нахмурился Марий. — Но я — сын Мария! Друг его друзей, которые помогут мне в этом. Я правильно говорю, Фимбрия?

Цезарь обернулся и увидел стоящего на пороге атриума пожилого сенатора - старшего брата консула позапрошлого года, посланного в Азию во главе армии, разбитой там Суллой...

—Да, да, конечно! — охотно согласился Фимбрия Флакк.— Мы сделаем тебя консулом. Но даже если Сулла и войдет в Рим, не стоит так отчаиваться, у нас немало в сенате надежных людей и среди сулланцев.

—И у меня есть верные люди, — заметила Юлия.— Даже среди весталок, которые в нужную минуту остановят смертную казнь. Так что, милый Гай, — обратилась она к Цезарю, — нам нечего бояться.

Юлия посмотрела на Корнелию. Хотела что-то добавить, но не решилась. Цезарь почувствовал, как напряглись плечи его жены.

Атриум понемногу заполнялся людьми, которых Цезарь часто видел здесь, когда еще был жив Марий. Все они говорили об одном и том же: Суллу надо остановить на подступах к Риму. А если не удастся, то искать поддержку у его сторонников, благо многие были их кредиторами, должниками или родственниками.

—Пойдем домой, — неожиданно робко обратилась к Цезарю Корнелия, и когда они вышли на улицу, тихо сказала:

—Что же теперь будет, Гай?..

Сулла неумолимо двигался на запад, к Риму. Один город за другим открывали перед ним свои ворота. Брундизий, Апулия, Салерн... Подобно этим городам на его сторону переходили сенаторы, всадники, вольноотпущенники. Одни спешили к Сулле с заверениями в своей преданности. Другие подтверждали преданность делами. Как стало известно в 14 Риме, Марк Красс, отец и брат которого были убиты при Цинне, явился к Сулле из Испании, где прятался в пещере больше полугода, во главе войска в три тысячи человек. Гней Помпей, бывший ненамного старше Цезаря, набрал для Суллы целую армию.

Во главе окрепшего войска Сулла обрушился на Кампанию и в первой же битве наголову разбил Норбана. Не успел Рим прийти в себя от этой страшной новости, как пришла еще одна: консульская армия Сципиона Азиатика без боя переметнулась на сторону Суллы...

Новыми консулами были избраны Гай Марий-младший и не менее воинственный Гней Карбон. Но вся их энергия и решимость оказались ничтожными перед хладнокровием Суллы и его умением побеждать.