Страница 16 из 74
Я потратила двадцать секунд у сувенирного киоска, повернула на север и поспешила по дорожке, зажав покупку в руке. Мимо меня проходили мужчины и женщины, порой тихо беседующие, порой погруженные в свои мысли. Дорогие наряды, прекрасные лица, некоторые настолько безупречные, что тут никак не обошлось без магии иллюзии. Есть определенный момент, когда люди становятся слишком идеальными, и теряют какую-либо сексуальную привлекательность, с которой были рождены. Они становятся неприкасаемыми и почти стерильными, как пластиковые манекены в витринах магазинов. Многие Превосходные это поняли и оставили некоторые несовершенства - например, как Августин Монтгомери, - но большинство магов меньшего калибра - нет. Учитывая, мимо скольких магов я прошла, этот поиск мог оказаться бессмысленным. Адам Пирс был слишком известен, а это место было слишком людным.
Извилистая тропинка превратилась в дощатый настил, огороженный черной металлической оградой. Вершины ограды были согнуты дугами, в угоду природе, словно прямым, рукотворным линиям было здесь не место. Деревья сгустились. Воздух пах влагой, тем легко узнаваемым болотным запахом грязи и водорослей. По обе стороны дороги протянулась трясина - несколько дюймов воды цвета чая, окруженных буйной зеленью и ярко-красными ирисами. Путь слегка отклонился, пересекая болото, и привел меня к скамейке с низким каменным парапетом по обе стороны. На парапете сидел Адам Пирс.
Он сидел, скрестив ноги, обтянутые штанами из черной кожи. Поверх черной футболки была наброшена куртка. Его волосы спадали на лицо растрепанной волной. Сложный магический круг, нарисованный черным и белым мелом, красовался на дорожке и парапете вокруг него. Три кольца друг в друге, три полукруга снаружи, касающиеся дугами среднего кольца. Тонкие, как паутинка, идеально ровные линии испещряли круги, образуя замысловатый узор. Три полукруга наружу означали сдерживание. Он сдерживал свою силу.
Много лет назад, когда аристократам нужно было вступать на воинскую службу, они начинали практиковаться фехтовать, едва начав ходить. Теперь же Превосходные упражнялись в рисовании тайных знаков. Если бы мне пришлось повторить его рисунок, мне понадобились бы картинка для сверки, линейка, пара циркулей для черчения кругов и несколько часов времени. Он же, скорее всего, нарисовал все от руки за пару минут. И выглядел рисунок идеально. Адам обладал способностью к невероятной точности и контролю. То, как он сидел, как позировал во время интервью с наилучшего ракурса для камеры, свидетельствовало о том, что он практиковался перед зеркалом. Возможно «Адам-Хаотичный-Бунтарь» был просто для показухи. Возможно, все, что он делал, было просчитано наперед. Не было ли это все только вершиной этого айсберга ужаса? Мне стоило быть очень осторожной, ступая в эти коварные воды.
Адам поднял голову. Карие глаза смотрели на меня оценивающе. Он выглядел точно, как на всех тех фотографиях. Ладно. Главное не сгореть, пока я буду уговаривать его царственную задницу сдаться.
Я направилась к скамейке. Рядом с Адамом меня окутал жар, как если бы я слишком близко подошла к костру. Он нарисовал сдерживающий круг и наполнил его жаром. В сумочке у меня был тазер. Вероятно, я могла выстрелить в него отсюда, но даже если бы тазер сработал и он упал, подойти к нему было бы невозможно. Жар запросто мог испепелить кожу на моих пальцах. Затем наступил бы шок, и поминай меня как звали.
Я села. Адам Пирс улыбнулся. Его лицо осветилось, внезапно став ребяческим и очаровательным, но все же слегка опасным. Так вот почему его мать давала ему все, чего он хотел.
- Невада. Такое холодное имя для такой солнечной девушки.
Ну, разве ты не льстец? Невада значит «заснеженная» по-испански. Я была вовсе не такой.
Родители бабули Фриды приехали в США из Германии. Она от природы была темноволосой и белокожей. Дедушка Леон был из Квебека. Я не помню о нем ничего, кроме того, что он был огромным и темнокожим. Это доставляло им обоим кучу проблем, но они слишком любили друг друга, чтобы сожалеть об этом. Вместе они родили мою маму, с темными волосами и кожей цвета молочного шоколада. Мы мало что знали о семье папы. Когда-то он сказал мне, что его мать была ужасным человеком, и он не хотел иметь с ней ничего общего. Мне он казался наполовину белым, наполовину коренным американцем, со светло-русыми волосами, но я никогда не спрашивала. Все эти гены перемешались в одном котле, и получилась я - с бронзовой кожей, карими глазами и светлыми волосами. Мои волосы были не серебристо-белыми, а более темными, медового оттенка русого. Я почти никогда не обгорала на солнце, просто становилась смуглее, в то время как мои волосы становились светлее, особенно если я проводила лето, плавая. Однажды, когда мне было семь, по дороге в школу нас с бабушкой остановила женщина, и принялась распекать бабушку за покраску моих волос. Ничего хорошего из этого не вышло. Даже сейчас люди иногда спрашивали меня, в каком салоне я красила волосы. Имя Невада мне и правда не подходило. Во мне не было ничего зимнего, но мне было плевать, что он думал по этому поводу.
Я потрясла левой рукой, развернув сувенирную футболку дендрария «Мерсер», черную с зеленым логотипом.
- Для тебя.
- Ты принесла мне футболку? - Он приподнял бровь.
Каждый нерв в моем теле дрожал от напряжения. Спокойно.
- Ты все время забываешь надеть футболку, так что я подумала, что она тебе не помешает. Раз уж у нас серьезный разговор.
Он наклонился вперед, его красивое лицо обрамляли мягкие волосы.
- Тебя отвлекает мой торс?
- Да. Каждый раз, как я вижу пантеру с рогами, меня распирает смех.
Адам Пирс моргнул. Ага, не ожидал?
- Просто из любопытства - зачем рога?
- Это Мишепишу, подводная пантера Великих озер, почитаемая индейскими племенами. У нее рога оленя, тело рыси и чешуя змеи.
- И чем она знаменита?
- Она живет в глубинах озер, где оберегает залежи меди. Те, кто пересекает ее территорию, должны заплатить дань.
- А если дань не уплачена?
Адам улыбнулся, блеснув зубами.
- Тогда Мишепишу тебя убьет. Одно мгновение вода будет спокойной, а уже в следующее смерть поглядит тебе в лицо.
Итак, Адам считал себя Мишепишу. Он властвовал, а нарушающие его территорию, должны платить дань. Он высокого мнения о себе, раз не начал об этом рассказывать.
Адам осмотрел меня медленным, оценивающим взглядом.
- Я не верю, что моя мать наняла тебя.
- Почему?
- Она принимает на работу по внешнему виду. Эти джинсы стоят сколько, баксов пятьдесят?
- Сорок. Я купила их на распродаже пару лет назад и одела сегодня специально для встречи с Густавом.
- Зачем?
- Потому что мне нужно, чтобы он мне доверял, я хотела показать, что тоже работяга, как и он. Я не «они». Я не хозяйка. Я даже не знаю хозяина, хотя он иногда платит по моим счетам. Если бы мне нужно было повидаться с твоей матерью, я бы надела костюм «Эскада». Он стоил шестнадцать тысяч баксов, и вряд ли впечатлил бы твою мать, но, по крайней мере, она сразу не приняла бы меня за попрошайку.
Адам прищурился.
- Я навел справки. Ты - мелкая сошка, Снежинка.
Уменьшительные имена? Тьфу.
- Наша фирма имеет безупречную репутацию.
- Зачем тебе тратить десять с половиной штук на костюм? Разве это не половина твоей месячной зарплаты?
Я заставила голос звучать легко и непринужденно.
- Видишь, поэтому я могу сказать, что ты никогда не был бедным. Ты надо мной издеваешься, или тебе действительно любопытно?
Он откинулся назад.
- Мне любопытно. Когда я начну издеваться, ты поймешь.
Я не обратила внимания на подколку, сделав вид, что ничего не заметила.
- Когда ты обеспечен, у тебя есть роскошь одевать что твоей душе угодно. Ты богат. Если кто-то попытается судить тебя по тому, как ты одеваешься, ты посчитаешь это забавным и утрешь им нос. Когда же ты бедный, твоя возможность получить работу, в которой ты нуждаешься, или выполнить определенную социальную задачу часто зависит от того, во что ты одет. Ты должен переступить порог от «просителя» к «одному из нас». Удивительно, как могут открываться двери, стоит людям перестать смотреть на тебя свысока. Поэтому ты откладываешь деньги, покупаешь один безбожно дорогой наряд и годами одеваешь его только по очень особенным случаям. У меня таких два, от Эскада и от Армани. Раз в сто лет, крупная страховая компания или состоятельный член какого-нибудь дома хочет нас нанять, и тогда я одеваю один костюм, чтобы получить работу, а второй - чтобы сообщить результаты, потому что мне нравится незамедлительная оплата. В остальное время они висят у меня в шкафу, завернутые в два слоя целлофана, и мои сестры знают, что прикосновение к ним грозит страшной и мучительной смертью.