Страница 5 из 9
— Не возьму.
— То-то. А в наши дела не лезьте. С кем надо — сами разберемся.
— Но ведь если бы не случай, лично я был бы уже где-нибудь на Северном… Не кто-то — я. Тут уж дело принципа — до тех козлов добраться.
— Понимаю. И сочувствую — как человеку. Но как менту… Не обижайтесь. — Володин встал и, собираясь уходить, процитировал Киплинга, своего любимого поэта еще с честных, нищих спецназовских времен: — «Запад есть Запад, Восток есть Восток — и вместе им не сойтись…»
— Продолжение вспомните! А, ладно. Последний вопрос. Личный, не по теме.
— Валяйте.
— Вам там, в фирме, — сильно влетает за такие ляпы, как с Квадратным?
— Ну ты, начальник, даешь! — Володин весело колыхнулся всем своим почти двухметровым телом, потом внезапно посерьезнел. — Знаете, Володя… Живым оставили — уже хорошо. С «должности», конечно, попрут — у нас ведь выговоров или, там, порицаний не бывает.
— Не горюйте, выплывете.
— Попробую. Тогда уж и у меня вопрос. Тоже личный.
— Давай напоследок.
— Володя, а почему вы взяток не берете? Все равно ведь никто не верит…
— Как сказать… Уж во всяком случае — не от страха или, там, высоких принципов. Помните, Мерзляев в фильме: «Работал не за страх и не за совесть, потому что ни того ни другого у него не было».
— Уходите от ответа?
— Да нет, пожалуй… Противно. Брать с вас или с другого человека, которого по-человечески уважаешь, — его унижать. С дурака или стервеца — самому унижаться. Тем более — оно все этого не стоит. Что мне червонца до получки лейтенантом не хватало, что сейчас стольника на шмотку жене… Стал бы брать — тысяч бы не хватало: на машину, на дачу, на брюлики.
— Согласен.
— Ну и ладушки. Не увидимся больше?
— Город маленький — всего пять миллионов. Слышь, начальник, не лезь в это дело, а? — И Володин, не дождавшись ответа, шагнул к выходу.
Обыкновенно Виноградов в транспорте в час «пик» ездил только по утрам. Возвращаясь с работы, он уже не попадал в основной пассажиропоток — большинство трудящихся к тому времени успевало поужинать в домашнем уюте и задремывало перед телевизором. Но в этот вечер, следующий после неудачного разговора с Володиным, Виноградов, плюнув на все и кое-как запихнув в сейф документы, покинул рабочее место точно в определенное законом время и теперь трясся в переполненном трамвае от метро, зажатый с одной стороны огромной, каких-то патологических размеров дамой, а с другой — миловидной, прекрасно одетой, но, судя по наступательным движениям плеч и бедер, ужасно агрессивной и неприятной в общении девицей. Придя к кратковременному — до следующей остановки — консенсусу с соседками, Виноградов перелистнул страницу книги, которую умудрялся читать, коротая почти полуторачасовой путь к дому:
«… — Улик у нас хватает, чтоб доказать все, что нужно, — сказал он. — Теперь главное — выяснить: что нужно доказать?
И не спавший третью неделю Епифанов пошел в кабинет начальника управления, не евшего второй год».
Виноградов дочитал рассказ, оценил умную иронию Михаила Мишина и начал протискиваться к выходу…
— Владимир Александрович! Уважаемый! — Из припаркованного у парадной новенького «Москвича» суетливо выбирался, придерживая одной рукой пыжиковую шапку, а другую опуская в карман бежевой пропитки, полный одышливый мужичок.
«Такие не убивают», — эта мысль, пришедшая в голову Виноградову мгновенно, опередила возможный испуг.
Действительно, вместо пистолета в протянутой ладони незнакомца забелела визитка.
— Сухарев Виктор Викторович, генеральный директор кооперативного агентства «Спорттур». — Пыжик дрыгнулся вверх-вниз. — Владимир Александрович, прошу покорно — пять минут по личному вопросу.
— У меня прием до шести. — Виноградову грубостью тона пришлось прикрывать некоторую растерянность, возникавшую всякий раз, когда он убеждался в осведомленности преступного мира и в вопиющей, возможной только у нас, уязвимости и незащищенности сотрудников милиции и членов их семей.
— Владимир Александрович, ради Бога… Судя по вашему с Володиным разговору вчера — мы могли бы быть друг другу небесполезны.
— Допустим.
— Тогда, может быть, в машину? Не бойтесь, никакой опасности…
Виноградов понимал, что в машине есть еще кто-то — Сухарев выходил через переднюю дверь со стороны пассажира, но — кто и сколько? Тонированные стекла — в свое время в Ереване милиция крушила такие резиновыми «демократизаторами» — не позволяли разглядеть внутренность салона. Заметив колебание Виноградова, Сухарев бросил внутрь:
— Слышь, выйди-ка, погуляй поблизости. Я позову.
Со стороны водительского места встал и, разогнувшись, негромко хлопнул дверью угрюмого вида борец — его спортивную специализацию лучше всяких дипломов подтверждали характерно изуродованные уши, непропорционально развитая шея. Сломанный нос и весьма неширокий лоб были, так сказать, вторичными признаками — они нередко встречаются и у боксеров.
Алмакаев по кличке Ужас — Виноградов знал его по картотеке Управления и видел пару раз в обществе Володина — отошел в сторону и флегматично уселся на полуразвалившуюся качельку детской площадки, по счастью пустовавшей.
— Владимир Александрович, вы же всегда с уважением относились к правилам игры… — начал Сухарев, когда они уселись рядышком на заднем сидении.
— Не понял.
— Бросьте, здесь магнитофонов нет — отвечаю честью. Ну скажите, можно ли представить такое: повздорили два начальника милицейских отделов — к примеру один у другого секретаршу увел. Обиженный берет бандитов с обслуживаемого района — и громит с ними квартиру интригана. Или возглавляет охоту на его постовых милиционеров — силами тех же бандитов. Это этично?
— Не говорите ерунды.
— Вот именно. Так почему же вы думаете, что в наши разработки мы будем подключать правоохранительные органы? У нас своя этика…
— Но при ваших разборках ранили моего человека и чуть меня не угробили.
— Вот в этом вину признаем. Поэтому мне дано добро на сотрудничество — лично с вами. Хотя, сами знаете, помогать ментам… Прокуратура озадачила вас поиском мотива — ведь именно его не хватает, чтобы списать дело? Верно?
— Не поражайте меня осведомленностью. Это и пионеру ясно.
— Упаси Господь. Завтра у вас будет человек. Он даст показания, что в вечер перед смертью Контровский в «Ориенте» случайно поссорился с Перегоненко, смертельно оскорбил его — что же скрывать, хамоват был покойник, особенно выпивши, а сатисфакцию получать пригласил на Морской, наутро… Ну вот и пришел, рассчитался.
— Не ладится. Почему же Перегоненко сразу же Квадратного не ухлопал?
— А у него тогда ствола не было. Если надо, Володина на показания «подпишем», еще парочку посетителей… Ну, может быть, — одного-двух официантов. Словом, дело техники — главное, ваше принципиальное согласие.
— Стоп-стоп! А где он пистолет достал?
— Ох и вредный же вы. Хорошо, допустим так: завтра один землячок вылетает в ЮАР на постоянное местожительство. Дня через три по почте прокуратура получит его письмо… Суть такая: шел по улице, увидел сверток. Подобрал, развернул — батюшки, пистолет! Бегом понес в милицию, но по пути, у «Ориента», наткнулся на мужика — прямо бешеного. Слово за слово — получил от мужика по голове, пришел в себя — нет свертка с пистолетом. Решил в милицию не заявлять, но на следующий день как передачу по телевизору увидел — и пистолет узнал, и мужика. Тут уж напоследок грех бывшей Родине не послужить — ну и написал. Годится?
— При большом нежелании дальше копаться — сойдет.
— Значит, договорились? Всяк при своем — прокуратура дело спишет, вас с милиционером поощрят — может, по медали дадут, а? Мы-то сержанту вашему уже премию выплатили — и чуть побольше, чем начальнику Главка… Кстати, есть у вас двое — Смирнов и Харченко. Так те в основном валюту предпочитают… А нам грех экономить.
— Надо же, даже ментов карманных мне отдаете? Не жалко?